Последний резерв - Игорь Подгурский

Внешний вид солдата дополняла широкополая панама с пижонским металлическим кантом по краям полей. Панама была уставная, но от другого комплекта формы. Блестящая окантовка — вообще самоделка. Подобные головные уборы Ингвар видел в учебном фильме по видеовизору на занятиях в родном училище. При должном умении и сноровке, отточенных многочасовыми тренировками, метким броском такой «модернизированной» панамы можно было покалечить противника или надолго вывести его из строя. Алешкин считал это пижонством и показухой.

Встретившись взглядом с офицером в парадной форме, рядовой никак на него не отреагировал. Вместо того чтобы вскочить и вытянуться в струнку, он стал неторопливо тушить сигару о каблук ботинка, затем вальяжно пульнул окурок в пепельницу. Пепельницей служила гильза от крупнокалиберного снаряда, наполовину закопанная в землю. Отдать честь, приветствуя старшего по званию, солдат, похоже, не собирался.

Подобное пренебрежение к лейтенантским погонам уязвило самолюбие молодого человека. Алешкин чувствовал, что начинает злиться. В глубине души закипало глухое раздражение.

Наверное, начинать первый день службы с выволочки рядовому своей части не следовало. Хотя, с другой стороны, не мешало сразу показать себя начальником строгим и взыскательным. Это может сыграть на руку. На любой планете «солдатский телефон» в казармах работает быстро и бесперебойно.

Голос благоразумия успел подсказать, что он не в училище, а в дальнем гарнизоне. Здесь могут быть другие традиции, даже во взаимоотношениях офицеров и подчиненных. Да и нелишне вспомнить народную мудрость про чужой монастырь и свой устав, с которым туда соваться не рекомендуется. Но дисциплинарный Устав Содружества один для всех планет.

Победили понятия, заложенные годами казарменной жизни.

— Подойдите ко мне, — произнес лейтенант, стараясь придать своему голосу максимально возможную строгость, и поманил рукой курильщика, еще больше развалившегося на скамейке. Ингвар подчеркнуто обращался на «вы», чтобы исключить малейший намек на панибратство.

При звуках его голоса часовой, доселе неподвижно разглядывавший пустоту, дернулся, как от удара током. Одна из фигур, стоявших у стеклянной стены КПП, подняла руку к черно-белому шлему: то ли постучала по каске, то ли покрутила пальцем у виска. Точно не понять. Обзору мешало стекло — солнце выглянуло из-за туч, и стекло потемнело, ослабляя силу лучей.

Странные здесь были солдаты, дерганые и непочтительные.

Новоиспеченный офицер продолжил:

— Скажите-ка, где мне найти командира гарнизона? Да шевелись побыстрее! — Алешкин не удержался и сорвался на «ты».

Солдат, не торопясь, встал, аккуратно отряхнул с груди невидимые крошки пепла и, ухмыльнувшись, доверительно сообщил:

— Полковник Тромсон, командир гарнизона, а заодно и начальник базы, так сказать, по совместительству. Хм-м, два в одном, точнее, три. Еще и контроль орбитального пространства на мне… Конечно, если вы не против..

На расправившихся складках комбинезона блеснули два ряда орденских колодок. Прямоугольники планок, которые положено носить на кителе, чужеродно смотрелись на вылинявшей ткани.

«Да, — ошеломленно подумал лейтенант, — в этом монастыре свои правила, очень далекие от устава».

Не лучшее начало службы. Надо было спасать ситуацию.

Он вытянулся в струнку, вскинул руку к фуражке:

— Господин полковник, лейтенант Алешкин, представляюсь по случаю назначения под ваше командование.

— Я в курсе. — Полковник, и не подумав откозырять в ответ, просто протянул руку.

Здороваться с ним было то же, что и ручкаться с ковшом бульдозера. Было видно, что говорит он вполголоса. Но от этого не становилось легче. Казалось, что тебе орут прямо в ухо. Настоящий командирский голос.

Не отпуская руки лейтенанта, полковник взглянул на его предплечье и спросил-уточнил:

— «Попугайчика» спорол? Правильно! Первую классность заработаешь, тогда и пришьешь.

На часового было жалко смотреть. Еще немного — и он грохнется в обморок. Фигуры за стеклом приникли к стеклу. И отлипать не собирались, наблюдая за происходящим. Когда еще представится увидеть бесплатный спектакль из первого ряда?

— Завтра на общем построении представлю вас личному составу. Сейчас в штаб. Там сдадите сопроводительные документы оперативному дежурному. Он все покажет и расскажет. Потом устроитесь и познакомитесь с офицерами.

Продолжая говорить, полковник двинулся к КПП. Алешкин поплелся следом, стараясь не пропустить ни слова.

Неожиданно полковник резко обернулся, словно что-то почуял, и взглянул за плечо вновь прибывшему. Лицо его стало недовольным. Брови сошлись на переносице, на лбу и в уголках рта резко обозначились морщины. При этом Тромсон умудрился прищуриться. Его роскошные бакенбарды, казалось, ощетинились. Широко расставленные темные глаза смотрели внимательно, словно он целился в кого-то. Почти не разжимая губ, начальник базы скомандовал:

— Замри!

Лейтенант послушно застыл, боясь вздохнуть полной грудью. Он точно помнил, что за спиной нет ничего, кроме ровного полотна шоссе, на котором его высадил транспортер, прежде чем укатить на разгрузку контейнеров, доставленных с космодрома. По обе стороны шоссе расстилалось поле с невысокой травой. Инструкция по противодиверсионной обороне запрещала любые насаждения по периметру воинских объектов. Вдоль забора, опоясывавшего армейскую базу, тянулась пустошь двухсотметровой ширины.

Полковник медленно снял панаму и, сделав шаг в сторону, метнул головной убор.

— Вольно. — Офицер двинулся подбирать свой импровизированный снаряд.

Алешкин повернулся на сто восемьдесят градусов и посмотрел на цель, в которую метил начальник.

В траве судорожно билось короткое четырехлапое тельце, покрытое редкой шерстью, сквозь которую просвечивала розовая кожа. Тушка заканчивалась широким плоским хвостом. Рядом валялась удлиненная головка с открытой пастью, полной редких острых клыков. Ее, как бритвой, начисто срезало острыми металлическими краями панамы. Сама панама валялась рядом. Несколько капель крови попали на ткань. Из обрубка шеи хлестало, как из открытого крана.

«Такое маленькое тельце, и столько крови натекло», — удивился лейтенант.

— Местная разновидность крыс. Мы их зовем плевунами, — пояснил полковник, отряхивая о бедро поднятую с земли панаму. Капли размазались красными пятнами. — Вообще-то они не опасны, если близко не подходить. Плюются ядовитой слюной прямо в глаза. Так что не зевай, смотри под ноги. Понял?

— Так точно! А какая у них дальность плевка?

— Метра два-три, — неопределенно пожал плечами метатель головных уборов. — Я не замерял. В санчасти из-за них постоянно кто-нибудь лежит. В основном из молодого пополнения. Никак этих плевунов с территории вывести не могу. Плодятся быстрее, чем мы их уничтожаем. К любым ядам адаптируются через поколение. Одной выжившей пары достаточно, чтобы заселить всю территорию базы за три месяца. Вот, опять появились! А ведь начальник химслужбы месяц назад мне клялся, что вывел их всех под корень. Пропади он пропадом, оптимист хренов! Я так и знал, что из этой затеи ничего не выйдет. Всю траву на газонах потравили, а плевуны опять тут как тут.

Полковник приказал дневальному по контрольно-пропускному пункту сопроводить Алешкина до штаба и показать комнату в офицерском общежитии.

Командир гарнизона оказался человеком заботливым. Хотя спуску не давал никому. Ни солдатам, ни офицерам. Всегда поощрял инициативу, но мог придраться к мелочам, изводя подчиненного из-за пустяка.

В штабе Алешкина никуда не определили, пообещав разобраться с документами завтра. Затем, на общем построении, его представили личному составу базы.

После официальной части последовало стремительное продолжение. Ни в одном гарнизоне Содружества еще никто не отменил традиционное «вливание» в офицерский коллектив. Лейтенанты, не занятые по службе, веселой гурьбой потащили Ингвара в офицерский бар. Надо было в первую очередь показать новичку место, где он будет проводить свободное от службы время. Поднявшись на высокое крыльцо по крутым ступенькам, они вошли в зал.

В баре было прохладно и малолюдно. В дальнем конце зала за столиком сидели двое летчиков из эскадрильи аэроботов, приданных военной базе в оперативное подчинение. Они уныло ковырялись вилками в пластиковых контейнерах, заменявших тарелки, иногда делая несколько глотков из высоких темных бокалов. Полетов сегодня не было.

Новоиспеченные приятели начали сдвигать столы. Летчики тоже попали в водоворот перестановки мебели. Знакомиться, так со всеми. Прослыть скрягой Алешкина страшило не меньше, чем изменить присяге.