Кто не спрятался… - Джек Кетчам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безрассудство — вот что меня пугало тогда и, увы, пугает сегодня.
И то, что я записываю эту историю, — в какой-то мере тоже безрассудно. Я ведь снова все вспомню, в подробностях, хотя в последнее-то время мне удавалось забывать. Забывать не только сам случай, но и чувства, какие я испытывал к Кейси — и, боюсь, до сих пор испытываю. Уж и не ведаю, что хуже.
Что ж, сейчас вопрос прояснится. Начинаем.
По той заварушке с машиной я узнал, что у Кейси не все дома.
Стоял июнь, дело было в субботу или в воскресенье — что у Рафферти, что у меня выдался выходной. Жара палила совершенно не подобающая сезону. Купив у Хармона шесть банок пива, мы двинули на пляж.
В Дэд-Ривер нормальный песчаный бережок только один. В остальном же — или камни, или галька, или скалы, нависшие над морем на высоте футов этак в тридцать. В жаркие деньки туда стекаются все твои знакомые. И, так как денек был не то второй, не то третий из всех хороших в том году, Кейси тоже там оказалась. Далеко позади нас, у самых скальных навесов, собралась вся троица.
И поначалу нам до них не было почти никакого дела. Внимание Рафферти куда больше занимала Лидия Дэвис, растянувшаяся на полотенце в паре шагов от нас, а я положил глаз на парочку туристок. Налетавший с моря бриз доносил до нас звуки переносного радио, которое девчонки притащили с собой. Пляж вообще был довольно оживленным в тот день, так что нам с Рафферти было на что поглазеть.
А потом она прошла совсем рядом — с явным намерением окунуться. Лишь по касательной я задел взглядом ее лицо.
Вода, ясное дело, была еще слишком холодная. Даже бесстрашная мелюзга в нее не совалась. Мало кто купался здесь до конца июля — августа. На моих глазах она содрогнулась и отпрянула, когда первая волна хлестнула ее по ногам. Черный раздельный купальник девушки мало что оставлял воображению, и она где-то уже успела подхватить вполне равномерный загар. Со своего места я видел, как она вся пошла гусиной кожей от «знакомства» со здешней водичкой.
И все же — она сделала шаг вперед, и волна обняла ее икры.
Рафферти, как оказалось, тоже за ней приглядывал.
— Задница велика, а ума ни на грош, — прокомментировал он.
— А по-моему, девчонка — огонь.
— Твоя правда.
Под нашим чутким бдением она нырнула в воду — резво и точно, совсем как профессиональная ныряльщица. Вынырнула лицом к нам, отплевываясь, — длинные темные волосы, растущие над высоким лбом «вдовьим козырьком»[1], стелились за ее спиной подобно мокрому хвосту.
Я мигом смекнул, что она не из местных.
Ее лицо — столь открытое, сильное и лучащееся здоровьем, — никак не могло принадлежать человеку, всю жизнь (или хотя бы солидную ее часть) торчавшему в Дэд-Ривер. Всех здешних можно было поделить разве что на две разновидности — чахлые и пригнутые к земле, как с трудом пробившие скалистую почву березы на морских утесах, и длинные-тонкие, вьюноподобные, удушающе висящие на шеях у березовидных — ну совсем как мы с Рафферти. В общем, здесь чужака видно сразу и издалека.
Но такую девчонку даже и при любых других слагаемых попробуй не заметь — фигуристая, породистая, полная юной силы. С такой кожей, о какой большинство ее сверстниц только мечтает. У нее был звонкий смех и удаль бывалой пловчихи — ведь такую холодную воду не каждый тюлень выдержит.
Ее глаза заслуживали отдельного описания. Они были такого бледно-бледно голубого оттенка, что поначалу в них вообще было трудно разглядеть какой-либо цвет. Рыбьи зенки, как сказал бы мой говноглазый папаша. Бездонные. Как цвет моря, когда песок коралловый, а вода спокойная и мелкая. Отражающие свет, а не поглощающие его.
И все же, как у нее выходило справляться с этакой холодрыгой? Я смотрел, как она выписывает пируэт в ореоле ледяных брызг — и вновь поворачивается к нам лицом. Волна захлестнула ее до плеч, укрыла подобно мантии — одни только шея да голова остались видны. Содрогнувшись, она закусила губу, захлопала голубыми глазами. Хоть я и валялся на солнцепеке, кости у меня заломило при одном только виде этой сцены.
Говорят, что в холодной воде можно словить что-то вроде оргазма. Если ты, конечно, преодолеешь изначальную боль. По ее гримасам я понимал, что она пока ничего не преодолела.
Когда девчонка вылезла из воды, по ее отменной коже потекли ручейки — от мышцы к мышце, от жилы к жиле. Намокший купальник рассказал о ее устройстве все — утаив разве что цвет волос на лобке. Но в первую очередь становилось ясно — силы ей не занимать.
Она прошла совсем рядом со мной. А я все пялился. Ее глаза блестели и все время пребывали в каком-то движении. Наверное, заметила-таки меня. Подойдя к своей компашке, она о чем-то заговорила, уперев руки в бока. Возможно, я выдавал желаемое за действительное.
Уж точно ее внимание не мог привлечь старина Рафферти. На него ведь и девчонки рангом пожиже не обращали внимания. Ему стукнуло двадцать, но рожа его до сих пор цвела подростковой угреватостью, руки — вечно заляпаны моторным маслом, у носа — первые красные прожилки от регулярных возлияний. Я-то тоже не модельной внешности парняга, но хоть без проблем с прыщами, в хорошей форме и без этой безысходной мглы во взгляде — а мне еще восемнадцать. Так что, может статься…
Может быть, она-таки приметила меня.
Мысль раздухаряла мое эго, и в горле от возбуждения встал ком; я пригубил пива, но даже так — не смог избавиться от него.
* * *
Сидеть пассивно в такой ситуации — не дело. Меня уже так и подмывало подойти к ней и без зазрения, в самом наглом порядке завладеть ее вниманием. Но в таких делах я вообще-то не то чтобы сильно хорош.
Все-таки мы с ней играли в очень уж разных лигах.
Я батрачил на лесопилке — продавал доски, фанеру и древесные заготовки оптовикам и местным умельцам-доморощинерам. Планы на колледж отодвинулись в дальние закрома — и с моей-то жаждой знаний могли так там и остаться. Я читал много и охотно, имел окейские оценки по всем предметам, но от зубрилова устал ничуть не меньше, чем от Дэд-Ривер. В конечном счете все бы поменялось — но в ту пору меня вполне устраивали три с половиной
