Кофе с мёдом - Егор Якубович

на опохмеление. Однако, увидев меня мужчина внезапно приободрился и нездоровый блеск в его глазах вызвал опасения.

– Заходите быстрее. – почти прошипел он.

Его рука схватила меня за куртку и резко потянула в тёмное пространство квартиры.

– Постойте, я же… – в растерянности пытался возражать я, но безуспешно.

– Заходите! – повторил он с ещё более резким шипением и затянул меня внутрь.

Незнакомец с безумным видом сначала оглядел меня, потом пространство за дверью и убедившись, что за ней никого нет, закрылся на замок.

Замечательно, теперь я один с незнакомцем в его квартире. Первое что бросилось в глаза, это обстановка внутри. Запах здесь был совсем иной. Тяжёлый и густой, затхлый, но при этом пропитанный чем-то маслянистым и едким.

Квартира была грязная и сильно захламленная. С потолка свисали лоскуты паутины. Непонятными стопками был заставлен проход в одну из комнат, и тонкая тропка между башнями каких-то пыльных листов, вела вглубь жилища. И помимо всего, внутри, квартира была практически неосвещенная. Несмотря на день, свет не пробирался из-за плотно задвинутых штор. Казалось, что, проживая здесь легко можно потеряться во времени.

– Идёте или нет?! Не медлите, умоляю! – уже не с шипением, а с какой-то даже плаксивой ноткой произнёс незнакомец.

– Успокойтесь, уважаемый. Я сейчас подойду. – я решил взять роль рассудительного наблюдателя, у которого всё под контролем. В конечном итоге, придумать что-то получше сейчас не было времени. Нужно сохранить хотя бы лицо.

Спотыкаясь о хлам, я кое-как добрался до главной комнаты. Свет в ней был, но весьма необычный. Несколько прожекторов светили на старенький мольберт с закреплённым полотном для новой картины, в то время как хлипкая люстра была погашена.

Только сейчас я увидел, что все стены и даже дверь в закрытую комнату были наглухо завешаны картинами. Были здесь и пейзажи, и портреты неизвестных людей, и хитрые абстракции невообразимых форм. Иногда встречались картины, что были прибиты гвоздями или держались на лентах скотча. Всё это наводило на мысли. Пробираясь всё дальше, мне становилось не по себе.

Я подошёл к мольберту, у которого остановился и художник.

– Дайте же их сюда. – его голос заметно дрожал.

– Кого? – немного растерявшись с зажатым в руках пакетом, переспросил я.

– Краски, ну же. Вы ведь их принесли?

—Я.…я не знаю…разве мне положено знать, что в посылке?

– Не медлите, открывайте быстрее.

 Он сел за мольберт и принялся намешивать что-то в палитре, ожидая, когда я разверну свою посылку. Внутри оказался аккуратный набор красок. Красные, жёлтые, голубые баночки и много других. Увидев набор, художник схватил чёрную краску. Одним движением сорвал печатку и крышку, после чего принялся жадно макать в неё кисточку.

– Да, это оно… я чувствую… – в каком-то непонятном исступлении выдохнул владелец захламлённой квартиры.

Только сейчас вглядевшись стало видно, что в палитре художника все краски были чёрными. Данный факт не делал большого смысла. Зачем ему новая, если он намешал уже столько такой же. Я взглянул на картину. Работа явно была ещё далека от завершения. Посреди белоснежного полотна лишь набросками была обозначена перспектива, а в центре композиции угадывался маленький чёрный силуэт, напоминающий ребёнка лет шести с ещё не дорисованной головой.

Я хотел было попрощаться и уйти, но художник жестом остановил меня. Я смотрел как он, замешивая в палитре разные слои чёрной краски бормочет что-то себе под нос. Потом долго примеряется кисточкой к полотну и почти коснувшись поверхности останавливает себя, и вновь продолжает с яростью размешивать в палитре краску.

– Давно живёте здесь? – решил я хоть как-то поддержать разговор.

– Как и вы… – на автомате выпалил художник, собираясь сделать очередной мазок.

– Вы не поняли. Я живу не здесь. Я просто курьер.

Он резко остановился и заглянул мне в глаза.

– Вы так думаете? Раньше вы не забывали, что живёте здесь. – задумчиво протянул он, не моргая.

– Раньше? Я вас впервые вижу. – чувство беспокойства начало нарастать.

– А я вас не в первый. Далеко не в первый. – художник заулыбался. Это начинало раздражать.

– Уважаемый, я здесь никогда не жил и жить не намерен. Вижу вас впервые и к шуткам вашим дурацким абсолютно не предрасположен.

– Не сердитесь пожалуйста…я не хотел вас обидеть, ведь друзья так не поступают. А мы с вами ни что иное, как старые друзья.

– Вы продолжаете нести какой-то бред. Никакие мы с вами не друзья. Я курьер и вижу вас впервые. Посылку я доставил, поэтому теперь… вашу квартиру я покидаю немедленно! – сказал я, как мне казалось последние слова.

– Так она не моя.

– Что? – не веря своим ушам переспросил я.

– Квартира не моя. – спокойно повторил художник.

– А чья же?

– Ваша. – он снова улыбнулся.

– Моя?! – возмущение достигло пиковой точки.

– А как же. Вы меня сюда и поселили. У меня и ключа то от неё нет, поскольку он у вас.

Он указал на мою куртку. Я проверил карманы и нащупал в одном из них что-то тяжёлое. Запустив туда ладонь, вынул аккуратный стальной ключ. Именно им художник минуту назад закрыл дверь.

– Очень смешно с вашей стороны. Вы ведь подкинули его? Как вам не стыдно?!

– Не кричите. Пожалуйста… – он выглядел очень испуганным, что сбивало с толку. Как будто ждёт что я начну избивать его, за безобидную, хоть и не уместную шутку. – Я делаю лишь то, что мне велят. Вы предупреждали, что забудете… Говорили мне чтобы я не останавливался… Чтобы я напоминал вам.

– О чём ты говоришь?

– Вы ведь помните, как мы рисовали эти картины месяцами напролёт? Работали с формой, с фактурой…подбирали палитру и нащупывали тонкую грань, где кисть начинает дрожать от напряжения, как только получается уловить верное движение?!

– Я вижу тебя впервые в жизни! Ты путаешь меня с кем-то!

– О-о-о… не-е-ет… здесь не с кем вас путать…хозяин…

– Прекрати паясничать! – его речи стали пугать меня, и я сам того не понимая перешёл на крик.

– Не кричите, умоляю…

Он выронил палитру, и она упала на пол пачкая черной краской босые ноги художника. Сам он принялся раскачиваться взад-вперёд, что говорило о помешательстве. Улыбка стала беспокойной и дёрганной, как и почти вся мимика на лице. Попав под действие неизвестного транса, художник запричитал:

– Вы говорили, что нельзя победить того, кого не чувствуешь, кого не