Держись от меня подальше - Рида Сукре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фотограф, в свою очередь, больше, чем глупым поступком идиотов-друзей и тем, что они не могут к ним быстро попасть, был расстроен фактом, что у него не имелось с собой даже советской «мыльницы», чтобы заснять драгоценные кадры, которые можно было бы загнать в газету, где он подрабатывал на полставки, в рубрику «Полезные советы». Он уже даже заголовок придумал — «Как отболтаться от козла в погонах» (благо, это еженедельное издание цензуру терпело), оставалось только договориться с напарницей-журналисткой, имеющей подвешенный язык, а уж фотки с красавцем-другом он бы подогнал, но за отсутствием приличного средства фотографирования, у него и телефон полностью разрядился, пришлось лишь прикусить губу. Пробормотав обречённо: «Гайцы…», — и просто молча наблюдать, нервно оттарабанивая трясущимися от недовольства руками барабанную дробь.
— Сержант Прохоров! — приставил к козырьку руку, подбежавших «зелёный» ДПСник. — Можно вас на минутку?
— На минутку? А ты успеешь? — проговорил себе сквозь зубы Артём и опустил окно, широко улыбнувшись пацанёнку в погонах, в глазах которого не по-детски плескалась алчность. И уже вслух: — Да, конечно. Какие-то проблемы, командир?
От случайного «командира» юнец невольно возгордился и почувствовал себя на вершине мира:
— Ну, если вы не считаете проблемой скорость под двести километров в час… — он многозначительно обвёл его тачку взглядом, явно намекая на зелёненькие откупные.
Но Шер был слишком зол, чтобы сюсюкаться с сержантиком и зло отчеканил:
— А Вы не желаете проверить мои документы? Вдруг моя малышка в угоне?
С Прохорова денежно-возбуждённый настрой как ветром сдуло. Он стал подмечать всякие детали, которые, безусловно, говорили о том, что перед ним крупная шишка в криминальном мире. Таким образом, сержант заприметил нервные постукивания Ильи по приборной панели, сопоставил их с маниакальным взглядом водителя и сделал соответствующие выводы: два нарика украли тачку.
У него тут же забегали глазки и голову стали посещать фривольные картинки о повышении и переводе в отдел поимки преступников — уж что-что, а быть ДПСником в сорокоградусные морозы или в сорокоградусную жару гораздо хуже, чем сидеть в кондиционируемом офисе, вяло перебирать бумажки и, потягивая кофе, создавать вид бурной работы мозга.
— Предъявите документы! — срывающимся голосом потребовал Прохоров, а его пухлый напарник, зачуяв неладное, трясущимися руками стал доставать из кобуры пистолет.
— Эй, вы чего, парни? — забеспокоился Артём, только сейчас вспомнивший, что ездит на чужой машинке. У него этот факт вообще из головы вылетел, словно вода сквозь решето.
— Молчать! Документы!
— Может, договоримся?
Илюха забарабанил ещё сильнее, Шер паниковал, но виду старался не показывать.
— Документы! И выходим из машины, подняв руки!
— Слушай, командир, — принялся уговаривать служителя дорог Артём, — я же говорил это не всерьёз, а в совещательном порядке…
— Из машины! И друг пусть тоже выходит!
Собиравшийся похихикать над неудачником-другом Илья стушевался:
— А я-то за что?
Крик Прохорова сорвался на визг:
— Из машины! ВОН! Руки на капот, наркоманы!
Дальнейшие заверения об ошибке и неверном понимании друг друга сошли на «нет», документы с влиятельной фамилией Охренчик, как и телефоны, ключи, подозрительные пакеты, полетели в вещдоки за фантастической догадкой блюстителей правопорядка о подделке; руки недавно крутых брейк-дансеров оказались в наручниках, а сами они, шипя на мир благим матом, еле теснились в немедля приехавшем «бобике».
2
До самой глубокой ночи мы просидели у порога двери: Стас, прижав к груди папину фирменную блинную сковороду; я, натужно тараща глаза в глазок, пытаясь разглядеть, что же делает на лестничной площадке Феоклист и какие действия предпринимает по извлечению своих обидчиков из «крепости»; дядя, выскочивший к нам, заслышав надрывное треньканье полуразрушенного мною в прошлый раз старинного телефонного аппарата (который я без зазрения совести вновь уронила с комода, «удачно» влетев в него своим многострадальным лбом), прижимающий его грохнутый корпус к мерно вздымающейся груди в такт своему испуганно колотящемуся сердцу.
Выглядел Макс, мягко говоря, неважно. Его кудрявые волосы стягивала неоновая резинка, которая по-дискотечному лучилась в полутёмном коридоре, подсвечиваемая тёплым вечерним отсветом, когда солнце ещё не село, но небо приобретало местами загадочный рыжеватый отсвет, который еле попадал в прихожую через окно сквозь тонкий узорчатый тюль с кухни. Данный аксессуар для волос был модным хитом сезона среди школьников, в основном, одногодок Сони и Стаса, как нашему любимому графоманчику рассказали в магазине, беспощадно втюхивая товар за бешеные деньги. Продавщица, приехавшая из узбекской глубинки и говорящая на малопонятном диалекте девушка, в нём великого писателя упорно не замечала, и благодаря своим заложенным генами бизнес-способностям, приводила аргументы к покупке, наивно предполагала, что Максим при помощи стильного прикида пытается омолодиться. На самом деле Максим интересовался товаром исключительно из-за того, что взялся за новую книгу, включающую описание различных субкультур. Поэтому он, ведясь на трёп не в меру болтливой торгашки, купил кучу нелепого барахла, включающего яркую одежду, на которую будто случайно пролили «Юпи», заметили сей недопустимый факт и решив, что терять уже нечего, полностью замочили в нём — настолько она была яркой. К тому же эта одежда была рваной, странного фасона — с отсутствием какого-либо чувства стиля у дизайнера в принципе. Кроме резинки в качестве аксессуаров он накупил и украшения.
В целом, опуская свой взгляд ниже сцепленных волос, можно было увидеть такое: подведённые фиолетовым карандашом глаза, окрашенные блёстками бакенбарды, свежий пирсинг под губой; рокерский или, вернее, мазохистско-садистский ошейник с шипами на шее; рваный местами мешок в качестве майки с глубокими (невероятно глубокими) вырезами для рук; под майкой жёлтая футболка, облегающая тело настолько сильно, что казалась второй кожей; широкие мешкоподобные штаны, обвешанные железными висюльками; над покрытыми татуировками руках — различные браслеты, напульсники с нецензурными выражениями на иностранном языке; на ногах тяжеленные военные ботинки.
Представителем какой конкретно субкультуры является дядя понять мне было не дано, тогда он, гордо выпятив грудь, к которой прижимал телефон, просветил меня, заставив полностью удостовериться, что все две дядюшкины извилины окончательно заблудились в его голове ища выход и прочно завязались морским узлом:
— Я эмо-бой! — указал он на себя пальцем.
Мы со Стасиком нервно переглянулись, попытавшись не заржать в голос, всё же засаду на лестничной клетке никто не отменял.
— Па-а-ап, ты уверен? — еле сдерживаясь, поинтересовался братишка, когда я вновь приникла к глазку, чтобы спрятать улыбку,