Осень. Фантастическая повесть - Николай Стрижов

На улице перед входом стояла толпа. Пересказывали последние новости, рассказывали новые и старые анекдоты, традиционно обсуждали начальство и условия работы.

В дверях показался Витя. Оглядел толпу и направился ко мне.

– Ты слышал, что Думу собираются распустить? – начал он без всякого вступления. Витя был чуть старше меня и учился на вечернем в каком-то институте. А еще у него была жена и ребенок, который, наверно, и не знал, что у него есть отец. Жена у Вити не работала – сидела с ребенком, потому что их родители, ни те ни другие, с ребенком сидеть не хотели. Денег, естественно, не хватало, и ему, кроме основной работы и института, приходилось еще подрабатывать. Я его спрашивал, что они с ребенком поторопились. Он сказал, что это был несчастный случай, но он не жалеет. При всех трудностях Витя не терял интереса к жизни. Политика последние две недели была его любимой темой.

– Ну и пусть распускают, – вмешался в разговор Матвей, стоявший к нам спиной и куривший свой любимый «Кэмел» без фильтра. – Хуже-то не будет. Не бывает.

– Будет, – со знанием дела сказал Витя. – Вот придут опять коммунисты, и будет.

Матвей посмотрел на свой бычок, плюнул на него, не попал и затушил об стену. Повернулся и, уже уходя, сказал:

– Да мне один хрен, кто там придет. Коммунисты, пофигисты.

Витя посмотрел вслед уходящему Матвею, хотел что-то ответить, но опять повернулся ко мне. Видно было, что желание продолжать разговор о политике у него пропало.

– У тебя сигарета есть? – спросил он.

– Ты же бросаешь.

Витя уже месяц старался бросить курить. Наверняка из экономии. Некоторых успехов он достиг. Хотя бы того, что сигареты свои он уже давно не покупал.

– Да на, держи. Но только так, постепенно, ты не бросишь.

– Брошу!

Он зажег сигарету, с наслаждением затянулся и, глядя куда-то вдаль, сказал:

– Есть все-таки радость в жизни. Слушай, у тебя денег до получки не будет?

– А сколько тебе нужно?

– Ну, штук сто.

– Сто есть. Подойди потом. Кошелек у меня в сумке.

– Спасибо. Я только до получки. На работе у меня всех разогнали и денег не заплатили. Суки.

– А где работал-то?

– Да окна в одном институте мыл.

– Ночью?

– Естественно ночью. Днем там люди работают. Да и ночью тоже работают некоторые. Ты знаешь, мужик там один постоянно по ночам сидит. Я его спросил, почему он ночью работает. Так вот, он мне рассказал, что он поля какие-то исследует. Но я не физик, ничего не понял, но он сказал, что аппаратура у него очень чувствительная и днем нельзя – помехи большие и, что самое главное, самые большие помехи утром в восемь и ночью в двенадцать.

– Ну и что?

– А то, что он там какие-то частицы регистрирует, то ли протеины, то ли нейтрины, так вот таких больших помех просто быть не может, что эти частицы одну в сто лет зарегистрировать можно, а тут просто каждый день.

– Сломалось у него там что-то, наверно, и всё, – сказал я.

– Так вот и он думал, что сломалось, только не может так каждый день в одно и то же время ломаться.

– Ну, значит ты знаком с будущим нобелевским лауреатом.

– Может быть. Только он сказал, что на земле эти частицы генерировать никто не умеет, – почти шепотом произнес Витя и уставился на меня широко открытыми глазами.

– Ну ладно, Кулибин. Пошли сортир чистить.

– Чего? – искренне удивился он.

– Да это я так. Пошли. Перерыв заканчивается.

Георгий сосредоточенно паял колодку. Похоже, что дело это его увлекло. Провод он еще не припаял, но успехи уже были видны. Может, еще и научится. Так. Нужно Вите деньги занести и к Сергею зайти. Интересно, что он от меня хотел?

Сергей разговаривал по телефону. Когда я вошел, он обернулся и сделал неопределенный жест рукой, который скорее можно было понять, как «постой здесь, я сейчас».

Я прислонился к косяку и стал изучать обстановку в комнате. Комната была небольшая. Посередине стоял старый самодельный грубо сколоченный стол-верстак, на котором беспорядочно валялись обрезки проводов, мотки изоляции, старые полуразобранные приборы, папки со схемами и много чего еще. Вдоль стены стояло четыре железных шкафа с множеством ящичков, в которых хранилось огромное количество радиодеталей. Находились там и достаточно редкие, достать которые было делом непростым. Многие посягали на эту комнату, но немногим удавалось, так как шкафы закрывались, а ключ носил с собой мастер. Я был одним из тех, кому удалось. С тех пор за шкафами стали следить строже, сейчас они все были закрыты, а ключи в связке лежали перед Сергеем. Он, видно, уже не надеялся быстро закончить разговор и сейчас просто закрыл трубку рукой и показал кивком на коробку на столе.

– Женя, отвези, пожалуйста. Там адрес на крышке. Обратно можешь не приезжать.

Из трубки все это время был слышен срывающийся на крик женский голос. Я взял коробку и вышел. На крышке коробки был адрес, куда ее нужно было отвезти. Адрес оказался знакомым – не доезжая одной остановки на метро до моего дома! Вот это подарок! В пятницу приехать домой уже в половине двенадцатого.

Так часто бывает. Собираешься на работу, а сам представляешь себе, что бы ты сделал, если бы сегодня можно было на работу не ходить. Возникает огромное количество мыслей о том, чем можно заняться. Например, можно начать учить английский язык или опять сделать генеральную уборку в квартире.

Сегодня вот утром хотелось дочитать книгу, которую читал уже полгода. И вроде ничего особенного – про жизнь, а интересно, и в то же время в метро или там, в транспорте она не читается. Не тот кайф. И вот время без пятнадцати двенадцать, я совершенно свободен, и настроения чего-либо делать уже нет.

На улице легкий морозец и совершенно нет ветра. В такую погоду хорошо прогуляться в лесу. Подышать свежим воздухом, поскрипеть по свежему снегу. До леса, конечно, я вряд ли дойду, а вот пройти одну остановку до дома вполне можно. Может быть, правда, взять лыжи – и в лес? Нет. Пока я дойду до дома, желание пойти в лес точно пройдет.

Около моего подъезда стояла «скорая помощь». Задняя дверь была открыта, и я заметил, что носилок внутри нет. От этого салон выглядел особенно неуютно. И сама машина приобрела зловещий вид.

Поднимаясь по лестнице и проходя мимо дверей, я невольно прислушивался, пытаясь угадать, к кому приехала «скорая». На пятом этаже дверь моей соседки Елены Петровны была открыта. Не открыта, а сломана. Она висела на одной петле. Порог в квартире был обильно посыпан древесными опилками и штукатуркой. Наверно, сначала пытались открыть замок, а потом просто сломали дверь. Я встал напротив, не решаясь войти внутрь. Как же так. Такая приятная женщина. Да и не очень старая. Лет шестьдесят ей было. А ко мне она вообще как к сыну относилась. Как сделает пирожки, так обязательно принесет. Я иногда даже, проходя мимо ее квартиры и чувствуя запах пирогов, старался погромче дверью хлопнуть, чтобы она услышала, что я домой пришел. Не успею я раздеться, а она уже в дверь звонит – принесла что-нибудь.

Раздумывая, я не заметил, как из комнаты в проеме двери появилась двухметровая тень с сигаретой в зубах и топором в руке.

Я невольно сделал шаг назад. Мозг за несколько секунд вспомнил всё из просмотренных ранее фильмов ужасов, выбрал наиболее страшные картины и составил из них одну. Тень достала изо рта сигарету и, поманив пальцем, сказала:

– Парень, ну-ка иди сюда.

Я сделал еще шаг назад и уперся спиной в стену. Тень вышла из коридора на лестничную площадку. Ей оказался бомжовского вида мужчина лет пятидесяти, с большим шершавым красным носом и паклей вместо волос. Часть волос или пакли торчала у него из кармана. Он едва доставал мне до плеча и поэтому, подойдя ко мне вплотную, запрокинул голову назад, чтобы что-то сказать, но не рассчитал и то ли от резкого движения головой, то ли от того, что он неуверенно стоял на ногах, задом ушел обратно в квартиру. Появился он через минуту. Но на площадку не пошел, а привалился к косяку и шумно, со стоном вздохнул.

– Носилки помоги, – сказал он.

Вид у меня, наверно, был наиглупейший. Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Вроде помогло.

– Бабка ногу сломала ёть. Так ёть дверь ломали ёть. О! – продолжил он.

Жива. А я-то уж подумал. Я прошел мимо слесаря и вошел в квартиру.

В комнате, на полу, тихо постанывая, лежала Елена Петровна, а вокруг нее суетились двое – мужчина и женщина в белом халате. Они пытались подсунуть под нее носилки. Увидев меня, врач, симпатичная, совсем молоденькая девочка, поднялась с пола и, сделав как можно более серьезное и строгое лицо, спросила:

– Вы сын?

Ответить я не успел. Не то что не успел, а слишком долго соображал, что бы такое ответить. Просто сказать «нет» казалось мне как-то слишком прозаично, а хотелось сразу произвести на доктора впечатление. Но что можно ответить на вопрос: «Вы сын?». В голове крутилось что-то типа: «Я дочь. Сестра. Отец». Пока я соображал, меня заметила Елена Петровна.