Семья преступника - Паоло Джакометти

Эмма. Я не знала бы этой боли в своем сердце. Говорят, что мое здоровье ненадежно, что я очень впечатлительна, часто плачу… Но это оттого, что я не могу забыть… Как только вспомню, что моя мать умерла от меня, что я была причиной ее смерти, я страдаю, я постоянно страдаю, И если б не отец, такой благородный, такой добрый, который так меня любит, так ласкает ежеминутно…

Дон Фернандо. Так вы дочь Пальмиери?

Эмма. Да, синьор.

Дон Фернандо. Друга моего детства?

Розалия (с удивлением). Он ваш друг?

Эмма. Ах, вы его знаете! Вы его любите! Как мне это приятно! Не правда ли, что он ангел?

Дон Фернандо. Да, он из редких людей; и теперь, когда я смотрю на вас и слушаю вас, я вижу, что он награжден достаточно за свои добрые качества. Действительно, я теперь припоминаю, что у него была дочь.

Агата. Не говорила ли я вам, дон Фернандо, что у него была дочь… только она с летами очень изменилась. Особенно глаза, были черные, стали голубые, так по крайней мере говорит ее кормилица; а кормилица, я это по себе знаю, ошибиться не может.

Дон Фернандо. Святой Дженнаро сотворил чудо.

Агата. Видно, что так.

Розалия. Что вы этим хотите сказать, милая Агата?

Агата. Решительно ничего. Я говорю то, что слышала сто раз от других.

Розалия. Вы очень любите разговоры… но теперь уж мы более в них не нуждаемся, и я попросила бы вас заняться лучше своим делом, потому что…

Агата. Как прикажете.

Розалия. Я прошу вас.

Агата. Отчего ж и не приказывать? Разве вы не хозяйка в доме?

Розалия. У вас один хозяин.

Агата. Один, так один.

Эмма. Нехорошая Агата! Ты вечно сердишься! Что ты болтаешь о черных и голубых глазах! Глаза мне дал бог, он может и изменить их. Я не люблю, что ты всегда обижаешь добрую Розалию, которая мне вместо матери и которую я люблю, как мать.

Агата. А, вот уж как!

Эмма. Поди, я не люблю тебя!

Агата. Иду, иду! (Уходя, про себя.) Какова прыть у этих незаконнорожденных! (Уходит.)

Дон Фернандо. Эти ханжи — ведьмы порядочные.

Розалия. Нужно терпеть.

Дон Фернандо. Расскажите мне теперь, синьора Розалия, про вашу семью, про…

Розалия (делает знак, чтобы он молчал). Эмма, мне нужно поговорить с дон Фернандо; а вы не хотите ли погулять по саду?

Эмма. Пожалуй; я нарву цветов, пока отец не вернулся. До свидания, Розалия! прощайте, дон Фернандо!

Дон Фернандо. Прощайте, ангел небесный!

Эмма уходит.

Мне, право, совестно, что я вас так беспокою; синьорина могла бы остаться с нами. Может быть, в том, что вы хотите сказать мне, есть какая-нибудь тайна?

Розалия. Девочка не, знает моего прошедшего; оно так печально, что я, отвечая на ваши вопросы, огорчила бы ее нежную душу… Она, бедненькая, так любит меня… Вы сами видели.

Дон Фернандо. Да, но я не понимаю, что же тут дурного, если она узнает, что у вас был муж. Не видя при вас вашего мужа и судя по вашему незавидному положению в этом доме, если внешность меня не обманывает, я полагаю, что он умер.

Розалия. А если жив?

Дон Фернандо. В таком случае нужно согласиться, что внешность обманчива. Жив! Это дело другого рода… Как, где живет он? Что случилось? Развод?

Розалия. Я не могу отвечать вам.

Дон Фернандо. Но я вижу по глазам вашим… Он вас бросил? Вы опускаете голову? Бросил? Я так и ждал. Эти бурные страсти годятся больше для романа, чем для действительной жизни, и всегда доводят до беды. Я хорошо помню вашу свадьбу. Он, сумасшедший, похитил вас. Только под нашим огненным небом и на нашей волканической почве родятся такие люди; они не знают ни в чем середины, во всем у них крайности: если уж добродетели, так великие, если преступления, так ужасные.

Розалия. Да, ужасные, ужасные!

Дон Фернандо. Ваши родители были правы, когда…

Розалия. Ах, молчите!

Дон Фернандо. Что кому на роду написано, то сбудется… я в том уверен. Вы-то были бы по крайней мере свободны! Как же вы поживаете с доктором? Не очень-то хорошо, не правда ли? Я понимаю: без законного признания, без благословения церкви.

Розалия (с изумлением). Дон Фернандо, что вы говорите!

Дон Фернандо. Будьте покойны, я совсем без предрассудков и имею свои собственные воззрения на брак… Но наши гражданские установления… римская курия…[1] Триентский собор.[2]

Розалия. Довольно! И вы тоже… И тут я оклеветана… везде. А между тем я невинна; в бедности, оставленная родными, я взяла должность гувернантки как единственное средство к жизни. Доктор Арриго, добрейший человек, какого только я знаю, сделался моим спасителем. Нам не в чем упрекать себя, поверьте мне, дон Фернандо, на душе у нас чисто.

Дон Фернандо. Я верю вам, синьора Розалия, но я уважал бы вас и в противном случае. Для меня здравый смысл убедительнее канонического права; но, согласитесь сами, мой дядюшка монсиньор моих мыслей иметь не может.

Розалия (с большим удивлением). Что вы говорите? Монсиньор ваш дядя?

Дон Фернандо. Вам это не нравится?

Розалия. Очень; он-то меня и преследует.

Дон Фернандо. Да, из его разговоров можно понять, что он к вам особенной дружбы не питает; но преследовать вас… разве уж по долгу совести.

Розалия. По совести не клевещут.

Дон Фернандо. Согласен, но представьте вы себя в его рясе. Он действует по принципу. Пожалуй, если хотите, он действует, как инквизитор, но инквизитор честный. Он уверен, что между вами и Арриго существуют отношения, которых нельзя не назвать еретическими.

Розалия. Но таких отношений не существует.

Дон Фернандо. Я вам верю. Но общественное мнение…

Розалия. Общественное мнение можно повернуть как угодно.

Дон Фернандо. Кому до этого дело?

Розалия. Тем, которые хвастаются христианской любовью и милосердием. А ваш дядюшка первый поднял камень на меня.

Дон Фернандо. Неужели он?

Розалия. Где родилась клевета? Откуда она вышла и поползла из дома в дом? Из аббатства.

Дон Фернандо. Скажите, дядя делал вам упреки, угрожал вам?

Розалия. Нет. Ах, боже мой! Эта борьба идет во мраке, под покровом тайны. Жертва чувствует удары и не видит руки, которая их наносит. Я живу в постоянном страхе; не сегодня, так завтра… ненависть патеров не дает пощады.

Дон Фернандо. Ненависть? Вообще я с вами согласен… но мой дядя… Он вас ненавидит?

Розалия. Да, глубоко.

Дон Фернандо. Должны же быть тайные причины.

Розалия. Они есть.

Дон Фернандо. Могу я знать их?

Розалия. Нет, я деликатна.

Входит Агата.

Розалия, дон Фернандо, Агата.

Розалия. Что вам, Агата?

Агата. Я пришла узнать, дома ли доктор. Монсиньор дожидается его в зале, ему очень нужно видеть доктора.

Розалия (с испугом). Монсиньор?

Агата. Вам, синьора, этот визит не нравится?

Розалия. Этот визит не ко мне. Доктор еще не воротился, но он скоро будет. Если монсиньору угодно подождать, проведите его сюда, здесь его племянник.

Агата (с усмешкой). Много вам благодарны. (Уходит.)

Розалия. Я пойду в сад, к Эмме.

Дон Фернандо. Я советовал бы вам остаться, вы бы меня поддержали.

Розалия. Мне остаться? Невозможно. Дон Фернандо, вы знали меня девушкой, вы убеждены, что я ни в чем не виновата, — уверьте его, что я ничего дурного не делаю, что преследовать меня не за что, я и без того много страдала. Пусть он оставит меня в покое в этом скромном убежище. Скажите ему все это или уж по крайней мере не марайте меня еще более. Будьте честны, я прошу вас. (Уходит в ту же дверь, в которую вышла Эмма.)

Дон Фернандо. Есть причины к ненависти? Мой дядюшка, вместо того чтоб воевать с пороком, уж не воюет ли с добродетелью. Я хорошо помню, как этот пастырь в прежние годы оказывал особое предпочтение некоторым овечкам, и что ж мудреного, что он и теперь эту заблудшую овцу хочет загнать в овчарню… милосердия ради.

Входит монсиньор.

Монсиньор и дон Фернандо.

Монсиньор. Ты здесь еще! Каково идет твой розыск?

Дон Фернандо. Я действовал, как инквизитор. Хотите верьте, хотите нет, а ремесло очень трудное.