Баритон с жемчужной серёжкой в кармане - Мадина Рахимбаева

– А ты что это тут делаешь?

В ответ на автоматический порыв что-то произнести, горло снова резанула боль. Скривив лицо, он показал на одежду.

– А что так долго вошкаешься-то? Мне тут убирать надо. А то завтра тут концерт будет. Звёзды с самого Мариинского приезжают. От вас, шалопаев, столько мусора, что упаси Господь. Завтра начну убирать, так и не закончу же. Я им так и сказала, что я лучше сразу приберу. А то вдруг ещё всю ночь надо будет тут провозиться. Конечно, столько народу собрали. Ещё неизвестно, откуда вы сюда понаприехали. Может там вообще не учат, что сорить нельзя. Вот я вчерась смотрю, стоит один…

Талгат не стал дослушивать, чем закончится рассказ милой женщины. Ему показалось, что точки и слова «финал» в этом повествовании нет в принципе.

На улице ощутимо морозило. Капюшон на куртке оказался весьма кстати.

Он почувствовал себя невероятно беспомощным в этом мире. В чужом городе, где всего неделю, ему надо было как-то добраться до своей гостиницы без возможности объяснить это голосом. До этого было просто организаторы каждое утро после завтрака всех привозили в филармонию, а вечером забирали обратно. После отборочного тура остался только один микроавтобус, который их доставил утром. А вечером все разбрелись отмечать успех или заливать горе, сославшись на знакомство с городом. В другой ситуации он был бы только рад погулять в компании или один, но только не сегодня. Ещё следовало бы показаться врачу или хотя бы зайти в аптеку, чтобы спросить хоть какое-нибудь средство для облегчения боли. Но как это сделать?

Маршруты местных автобусов были совершенно незнакомы. Спросить у кого-то тоже не было шансов. Талгат решил идти пешком, благо за предыдущие дни дорогу, он надеялся, что запомнил. Заодно по пути можно было заметить аптеку.

Первая светящаяся витрина с призывным зелёным крестом и приветливой змеёй, обвившей кубок, была через квартал. Он зашёл туда. У маленького окошечка была небольшая очередь из молодого, явно спешащего мужчины, пожилого мужчины с трясущимися руками и в очках с дужкой, перемотанной изолентой, и измождённой женщины с собранными в неряшливый пучок волосами в куртке, накинутой сверху спортивного костюма с пятнами на груди.

Тонкий слух Талгата ясно уловил почти шёпот «презервативы», громогласное, чтобы наверняка все услышали, «Валидол! Пачку!» и нервное «боботики и укропную водичку». Последнее было до того чудное, что хотелось переспросить. Не может быть, чтобы он точно понял, а ещё удивительнее было то, что аптекарь – женщина средних лет, не стала переспрашивать, а тут же достала с полок требуемое.

У самого окошка Талгат понял, что у него нет даже ручки и бумаги, чтобы написать, что ему надо. Он показал на горло. Даже помычать не было никакой возможности.

– Горло болит?! – зачем-то очень громко спросила аптекарь, будто Талгат ей пожаловался на уши.

Он покивал.

– Вот хорошие леденцы! С эвкалиптом и мёдом!

Он замахал руками.

– С прополисом дать?! Вот, с прополисом!

«На всякий случай надо будет иметь в виду, что махание руками – это, как ни странно, прополис», – подумал Талгат. Но ему было нужно обезболивающее.

Он показал, что ему надо написать. Аптекарь показала на ручку на пружинке у окошка и протянула ему пачку склеенных с одной стороны листков бумаги с названием, видимо, какого-то лекарства, потому что такие жуткие буквосочетания могли быть только у них.

«Обезболивающее» с трудом написал Талгат, так как той же правой рукой приходилось одновременно зажимать выскальзывающий малюсенький листочек, а левой держать повыше над полом чехол с костюмом. Наконец ему удалось завершить такое неожиданно длинное слово, и он повернул к ней своё творение.

– Хмм… – она задумалась.

Талгат развернул листок к себе обратно и дописал «для горла». Учительница первого класса, скорее всего, была бы недовольна своим учеником. Буквы скакали, будто молоточки рояля, бьющие по струнам. Но аптекарша всё поняла правильно. Видимо, ей и не с таким приходилось сталкиваться за годы практики.

– Ну, можно фалиминт попробовать… – и достала с полки коробочку.

Талгат покивал. Она показала цену, написанную сбоку на коробочке, парень кивнул ещё раз.

Прямо в аптеке перед тем, как выйти на улицу, он распечатал упаковку и положил в рот одну приплюснутую таблетку. От неё сразу пошло что-то похожее на электрические заряды прямо в гортань. Стало вроде и больно, но в то же время почувствовалось некоторое облегчение. Но оно было далеко от его состояния хотя бы полдня назад.

Он шёл по морозу под светом фонарей. Прохожих практически не было. Погода не располагала к прогулкам без особой нужды. С неба начал сыпаться белый крупный порошок, набирая темп и густоту. Примерно так выглядела манная крупа, которую мама постепенно всыпала в молоко, готовя по утрам завтрак.

Сквозь слёзы приходилось немного сглатывать слюну с растворённым эликсиром, больше ощущаемым как покалывающий лёгким током раствор. Однако это были хоть какие-то действия. От этого Талгат собрался, и даже шаг его стал более упругим.

К счастью, поезд отходил рано утром. К тому времени заснули все конкурсанты. Даже те, что жили в Алматы. Их поезд через Новосибирск отправлялся в десять утра. Он ехал на двадцать минут дольше, и билет на него стоил дороже. Зато ребята могли выспаться, спокойно позавтракать и пересадка у них занимала час.

Талгат попробовал выпить хотя бы кофе из включённого в стоимость номера завтрака. Для этого он тщательно рассасывал таблетку обезболивающего, пока проверял не забыл ли вещи в шкафах в номере, закрывал дверь и спускался на лифте. Однако, первый же глоток причинил до такой степени ужасную боль, что он от неожиданности вскрикнул. От этого почувствовал такую резь, от которой, как ему показалось, на белую скатерть хлынет кровь, будто от перерезанной артерии.

Этого не случилось. Сонный официант только мельком глянул на единственного гостя и даже не переспросил, что случилось. Со стороны это, скорее всего, выглядело так, будто он просто обжёгся.

Это было просто невероятно! Румяные булочки из пшеничной, ржаной и кукурузной муки, масло в маленьких пачках, тонко порезанная колбаса и сыр с дырочками, украшенные маслинами и оливками для красоты и аппетита, молочная овсянка с глазком растаявшего масла, кофе, щедро сдобренный жирными сливками из упаковки на один глоток, апельсиновый сок в графине всё это стояло практически на уровне желудка.

Кто и когда придумал, что еда обязательно должна проходить через рот и горло?

Талгату хотелось отворить свои рёбра как дверцы кухонного шкафчика и поставить на полки всё это съедобное великолепие. Да к чёрту церемонии! Просто вывалить из тарелок вовнутрь всё сразу и вперемешку, загребая со дна все крошки. Словно поддакивая, изнутри донеслось утробное рычание. Парень посмотрел на стол, встал, взял чемодан, кивнул официанту и пошёл к выходу, осторожно сглатывая на ходу.

Желудок решил донести своему неразумному хозяину мысль яснее. Его скрутил такой спазм, что пришлось прижать свободную правую руку к себе.

Такси, вызванное портье, уже ожидало. Благо, адрес водитель знал, поэтому этот этап был пройден без проблем. В машине Талгат достал лекарство, чтобы успокоить покорёженное так называемым завтраком горло. Заодно прочитал на инструкции, что в сутки можно не больше шести таблеток. Из них две он уже принял, хотя день, по сути, только начинался. А впереди был весь день, ночь и утро на поезде, шестнадцать с половиной часов в Петропавловске и потом ещё почти полтора дня до Алматы.

Дома это показалось хорошей идеей – за меньшие деньги добраться быстрее, да ещё и погулять по северному городу. Ведь когда ещё удастся вот так поехать и посмотреть просторы Родины, да ещё и на другом конце страны?

По дороге в Казань так и вышло. Талгат оставил чемодан в камере хранения, а сам прогулялся по центру города, раза три перекусил и вернулся как раз к отправке поезда.

В этот раз почти сутки он спал. Сказался стресс последних дней и усталость. Проснулся только один раз от дикой жажды, с трудом и через слёзы сделал несколько глотков воды из припасённой бутылки и снова заснул. Хорошо, что ему досталась верхняя полка.

Попутчики его не трогали. Молодые родители были слишком заняты своими двумя детьми, а пожилой сосед с нижней полки как мог старался устроиться со своей книжкой.

Мерный стук колёс по стыкам, похожий на метроном, погружал в спокойствие.

Хорошо быть в пути. Особенно, когда полностью отдаёшь себя в распоряжение перевозчика. Такое состояние, когда делаешь максимум возможного – перемещаешь себя в пространстве, а в то же время чем меньше активных действий совершаешь, тем лучше. Когда-нибудь изобретут порталы, и это межвременье сведётся к одному мигу на вспышку. А может быть даже обойдётся без световых и звуковых эффектов. Но вот это бытиё под мерный «тыдык-тыдык» кажется растянутым процессом превращения. Так в некоторых оперных постановках, когда между картинами одной сцены должны уйти лишние артисты, под приглушённый свет звучит дробь литавров. Это будоражит воображение и приготавливает к каким-то событиям, скорее всего, неоднозначным, а может быть даже и переломным для всего сюжета.