Закат - Арсений Долохин

закатом, который был ничуть не хуже вчерашнего, потом легла на кровать и, согнув левую руку в локте, стала рассматривать свои письмена.

Человек с авоськой вернулся домой поздно, когда во дворе уже никого не было. Поднявшись на свой этаж, человек осторожно открыл дверь квартиры, вошел, не включая свет, пробрался на кухню, переложил содержимое авоськи в шкаф и холодильник, так же незаметно добрался до своей спальни. Человек в свитере выглянул в окно, там было темно, но при этом все равно красиво. Присев на кровать, человек в свитере задумался; потом включил компьютер. В почтовом ящике было новое письмо от матери, в котором она спрашивала, как идут его дела и прочитал ли он старое. Человек в свитере долго сидел, глядя в бледный экран, потом коротко ответил матери, что дела у него идут хорошо и переживать за него не нужно; ответив матери, он полез в ящик за маленьким листом с записями. Его, как и вчера, ждало еще одно новое письмо, правда, уже не от вчерашнего отправителя и не на его имя, но все равно предназначенное ему. Человек в свитере медленно и внимательно прочитал письмо; в отличие от вчерашнего, оно призывало его ответить. Подумав, он набрал на клавиатуре единственное короткое предложение, перечитал его много раз, изменил в нем половину слов и отправил в ответном письме. Выключив компьютер, человек в свитере снова сел на кровать и задумался; потом лег спать.

Той же ночью, когда человек, отправивший два коротких письма, видел во сне родной край, где не был уже очень давно, а она, стоя перед зеркалом в ванной, вытирала непослушной тряпкой покрасневшую раковину, в кабинете, находившемся на самом верхнем этаже одного неприметного дома, горел свет. За столом, на котором стоял компьютер, сидел человек и перелистывал какие-то бумаги. Делал он это совершенно бесшумно, ему не нравилось перекрывать звуки, доносившиеся извне. Он часто работал по ночам, в поздний час дела у него шли намного лучше. Бумаги были однообразными, но не скучными, поэтому ему было не тяжело перелистывать их часами напролет. Вдруг компьютер издал беспокойный сигнал, оповестив листавшего бумаги человека о новом письме; человек отложил бумаги и стал читать письмо. В письме был отчет одного из подчиненных человека, к нему прилагался ряд фотоматериалов, хотя на поверку это оказались не фотографии, а снимки с экрана компьютера. Ознакомившись со всеми материалами письма, человек ответил подчиненному, поделившись с ним в свою очередь некоторыми материалами из своей коллекции. Потом снова стал перелистывать бумаги.

Работа человека, листавшего бумаги, была весьма интересной и необычной — он изучал людей, которые писали другим людям.

На следующий день она решила, что сходит к дому со скамейкой и детьми на качелях в последний раз, а потом найдет какое-нибудь новое место для прогулок. По случаю прощания она взяла с собой целых три бутылки пива, которые еле поместились в маленькую торбу. Приблизившись к знакомому двору, она остановилась и огляделась по сторонам. В этот раз она пришла позднее, чем в предыдущие дни: солнце уже устало озаряло округу предзакатной позолотой. Детей во дворе в этот раз было совсем немного, за ними следили две угрюмо молчащие женщины, которых в это время, скорее всего, занимали совсем другие заботы. Она вынула из торбы первую бутылку и пошла к тому же подъезду, у которого сидела вчера. Когда она проходила мимо площадки с качелями, одна из женщин, следивших за играющими детьми, повернула голову и неодобрительно посмотрела на нее. Она могла бы просто пройти мимо, но все же остановилась и, улыбаясь, стала смотреть на женщину в ответ. Их разделяло не больше десяти шагов, женщина могла хорошо рассмотреть ее всю вместе с собранными в изящный хвост волосами, расстегнутой джинсовой курткой, черной футболкой, щедро изрезанными джинсами. Женщина, рассмотрев ее целиком, как будто захотела что-то ей сказать, но не стала и надменно отвернулась. Она пожала плечами и пошла дальше, чтобы тоже присесть на скамейку, как эти две женщины, но ни за кем при этом не следить. Скамейка у подъезда снова оказалась свободной, чему она немало обрадовалась; она давно привыкла наслаждаться жизнью в одиночестве. Сев на скамейку, она вдруг сама заинтересовалась своим внешним обликом, слишком уж подозрительным был взгляд той женщины на игровой площадке. Достав из кармана телефон, она внимательно рассмотрела свое отражение. Черный экран отразил то же лицо, какое всегда у нее было; некоторые люди говорили ей, что видели такое лицо только во сне. Она улыбнулась своему отражению точно так же, как улыбалась тем людям, когда они говорили что-то подобное, убрала телефон обратно в карман и сорвала крышку с бутылки.

Из подъезда послышались медленные шаги. Не обратив на них особенного внимания, она поднесла горлышко ко рту и сделала несколько долгих затяжных глотков. Шаги стали ближе, она поняла, что шедший за дверью был или почтенного возраста, или нездоров. К шагам вдруг примешалось что-то странное, какое-то неритмичное беспокойное шуршание, но и оно не отвлекло ее от привычных мыслей. Наконец железная дверь отворилась, и из чрева подъезда вышла на свет та пожилая женщина, которая сидела на этой скамейке позавчера. В руке пожилой женщины был поводок, к другому концу которого была привязана собака. Пожилая женщина хотела осмотреться по сторонам перед началом прогулки, но сразу заметила ее, и взгляд ее окаменел. Она тоже посмотрела на пожилую женщину, убрав бутылку ото рта. Пожилая женщина отчего-то смотрела не на нее саму, а на ее изрезанные джинсы. Чтобы не смущать пожилую женщину, она отвела взгляд и посмотрела на ее собаку. Собака была незнакомой ей породы, низкой, с широкой грудью и короткими лапами, очевидно, она родилась такой, чтобы ее было нелегко перевернуть на спину или хотя бы на бок. Морда собаки была совсем нелепой — нижняя челюсть мощнее верхней, глаза располагались слишком далеко друг от друга, поэтому ей показалось, что собака видит не ее всю, а отдельно левую половину ее тела и отдельно правую. Хвост собаки согнулся в кольцо с такой силой, что кончик хвоста касался спины собаки. Шерсть собаки была совсем короткой, уши сидели почти на затылке. Ростом собака была примерно ей по колено. Она рассматривала собаку без всяких лишних чувств — у нее самой животные были только в детстве, и она быстро поняла, что жить легче без них. Собака смотрела на нее, и в ее смешных черных глазах понемногу появлялось что-то непонятное. Грудь собаки вздымалась осторожно, размеренно, как будто собака знала