Убийство судьи Робинсона - Р. Голдман

— А что надо этому Хэтфилду? Денег?

— Конечно! Он из тех, кто лишь корысти ради прикидывается праведником — истинно верующие таких презирают. Хэтфилд уже вытянул из отца немало денег. Но это — пустяки. Нас больше волнует папино здоровье. Он чем-то напуган и живет в вечном страхе.

— Чего же он боится? Неужели Хэтфилд посмел угрожать ему?

— Не в том дело! Папа не боится ничего, что могло бы случиться с ним при жизни.

— Тогда чего же? Ада?

— Вот именно. — Эллен наклонилась ко мне и с мольбой в голосе тихо добавила: — Папа всегда оставался честным человеком. Вы ведь знаете это, не так ли? Когда он был судьей, все… все свое состояние заработал честным путем.

— Поверьте, я вовсе не собираюсь утверждать обратное. Просто брату Эндрю Робинсона не составляло труда приумножить это состояние. А что об этом говорит Большой Босс Эндрю Робинсон? — не унимался я. — Неужели он не может вышвырнуть Хэтфилда из города?

— Дядя еще не принял окончательного решения. У папы — больное сердце, и нам приходится действовать очень осторожно. Дядя Эндрю хотел было прогнать евангелиста, но передумал и сейчас пытается повлиять на отца. Только, по-моему, это безнадежно.

— А пока вы с дядюшкой прикинули, что было бы полезно пооткровенничать со мной и, тем самым, нейтрализовать «Гэзет». Могу вас успокоить, Эллен, моя газета — не бульварный листок. Передайте Большому Боссу, что вам удалось меня уговорить, и дело в шляпе…

— Клянусь вам, Джерри…

— Да ладно! В любом случае «Гэзет» не занимается подобными вещами. Давайте-ка вернемся в клуб — уже половина одиннадцатого.

На сей раз она не стала меня удерживать. Мчась по шоссе, я вдруг подумал, что Эллен, в сущности, ничего мне не сказала. Истинного значения того, что случилось в доме Робинсонов, я еще не знал.

Примерно за милю до клуба я увидел машину, ехавшую нам навстречу. За рулем сидел Дон Уильямс. Он притормозил, несколько раз посигналил, и мы остановились бок о бок.

— Где вас носило? — спросил он. — Я уже четверть часа мотаюсь туда-сюда.

— Мы просто катались.

— Эллен, вам несколько раз звонили.

— Кто?

— Понятия не имею. Один официант просил меня передать, чтобы вы позвонили домой.

— О, Боже! — Эллен замерла, судорожно вцепившись в мою руку. — Отвезите меня домой, Джерри! Быстро! — выдохнула она.

Я снова завел мотор, и секунду спустя мы сломя голову мчались в Мидленд. Тревога девушки передалась мне, и я ничуть не удивился при виде скопления автомобилей на песчаной аллее у дома судьи Робинсона. Прежде всего, там стоял черный «роллс-ройс» Эндрю Робинсона — за рулем, как всегда, сидел шофер и телохранитель Даган. Потом две полицейские машины: «бьюик» капитана Лаудербека и патрульная машина. Чуть поодаль — еще один, не знакомый мне автомобиль. Впрочем, судя по красному кресту на лобовом стекле, он, несомненно, принадлежал врачу. Наконец, за углом виднелась «Скорая помощь».

Онемевшая от страха Эллен открыла дверцу. Я едва успел схватить ее за руку и помешать выскочить из машины на ходу. Эллен, за ней и я, побежали к крыльцу, где маячил полицейский из патрульной машины. Страж молча отодвинулся, и мы вошли в холл. Так впервые в жизни я оказался в доме Эллен.

Эндрю Робинсон шагнул навстречу племяннице. На вид ему можно было дать лет пятьдесят пять. Густые, некогда русые волосы совсем поседели, но, несмотря на это, квадратное, гладко выбритое лицо казалось румяным и свежим. Он был почти одного роста со мной (во мне — метр восемьдесят шесть), но выглядел гораздо внушительнее.

Присутствие дяди, казалось, вдохнуло в Эллен новые силы.

— Что с папой? — тревожно спросила она.

— Он умер, Эллен.

Плечи девушки поникли, она рванулась было к закрытой двери слева от нас, но вдруг, резко повернувшись на каблуках, решительно подошла к креслу с высокой резной спинкой и села.

Эндрю Робинсон следил за ней взглядом. Оба словно не замечали моего присутствия. Усевшись, Эллен спросила:

— Как это случилось?

Робинсон медлил с ответом, пристально глядя на племянницу и раздумывая, выдержит ли она еще один удар.

— Прошу вас, дядя, скажите, что произошло?

— Я же сказал тебе: он умер.

— Сердце?

Мне показалось, Эндрю с трудом сдерживает волнение: кулаки несколько раз нервно сжались и разжались.

— Его убили, — наконец выдавил из себя Робинсон.

Эллен пошатнулась и закрыла лицо руками.

— Мужайся, Эллен! — Дядя обнял ее за плечи.

— А известно… кто?

— Нет, но мы это узнаем.

— Где Хэтфилд?

— Где-то бродит, но если не вернется до половины двенадцатого, объявим розыск. — Большой Босс повернулся ко мне и без лишних церемоний бросил: — Тут только что болтался один из ваших репортеров — так он уже уехал в редакцию.

— Я привез Эллен, — отпарировал я. — Лаудербек здесь?

Он кивнул.

— Прин тоже?

— Да.

Я указал на закрытую дверь.

Робинсон снова кивнул.

— Мне туда можно?

— Спросите у Лаудербека.

Я открыл дверь и оказался в библиотеке.

Передо мной была огромная комната. Три стены сплошь покрывали книжные полки. Сквозь большие стеклянные двери в четвертой виднелась широкая терраса, а дальше — сад. В детстве я часто пробирался в этот запретный сад и не раз видел через открытые двери спину сидящего за рабочим столом судьи.

Теперь возле этого стола стояли трое мужчин. Я подошел поближе: на окровавленном ковре, широко раскинув руки, лежал ничком мертвый судья Робинсон.

Капитана Лаудербека и сержанта Прина я видел почти каждый день, а потому лишь дружески махнул им рукой. С медицинским экспертом доктором Рейнольдсом поздоровался более официально, потом склонился над телом. Судья был без пиджака, в белой рубашке, вымазанной кровью и разорванной чуть ниже плеч и в середине спины.

— Его ударили ножом? — спросил я у Лаудербека.

— Да, семь раз. Следы ударов весьма отчетливы, каждая рана — примерно два дюйма глубиной.

— А что за нож?

Лаудербек пожал плечами.

— Пока мы его не нашли. Рейнольдс полагает, что убийца орудовал скальпелем. Три удара в спину, четыре — в грудь. И еще судью несколько раз стукнули молотком по голове, причем каждый удар — сам по себе смертелен.

Доктор Рейнольдс нахмурился и с упреком посмотрел на капитана. Домашний врач Робинсонов, естественно, терпеть меня не мог, а потому явно решил, что Лаудербек слишком много болтает. Но полицейский считал себя моим другом и мужественно не скрывал глубокой симпатии ко мне, хотя полностью зависел от Эндрю Робинсона, тайного хозяина муниципалитета Мидленда. А сержант Прин приходился Лаудербеку шурином.

Преувеличенная тревога врача действовала мне на нервы. Я достал из кармана блокнот и начал записывать, нарочно повторяя вслух:

— Наш выдающийся судебно-медицинский эксперт доктор Рейнольдс заявил, что раны были нанесены…

— Я не делал никаких заявлений! — прервал меня врач. — А только высказал свое личное мнение… и оно еще не проверено.

— Позвольте мне все же напечатать это — в конце концов, возможно, вы правы.

— Я протестую!

Я захлопнул блокнот.

— Послушайте, доктор, между нами говоря, что вы думаете о причинах смерти?

Коротышка Рейнольдс воинственно вздернул подбородок и долго сверлил меня взглядом, при этом его бороденка почти упиралась мне в грудь.

— Я нахожу оскорбительной ту легкость, которую вы позволяете себе в присутствии покойного! — Он повернулся ко мне спиной и обратился к капитану: — Я ухожу. Если у вас все, я пришлю за телом санитаров.

— Хорошо, — отозвался Лаудербек. — До свидания, доктор, и спасибо.

Когда тот наконец вышел из комнаты, я поинтересовался:

— А теперь расскажите толком, что тут произошло.

— Мы знаем не больше вашего, — проворчал капитан. — Кстати, Рейнольдс — не так уж плох, Джерри, просто немного раздражителен, вот и все.

— Рейнольдс — болван! Позавчера я встретил его на Принс-стрит со стетоскопом на шее — старый осел наверняка хотел показать всему городу, что он — домашний врач Робинсонов. Между прочим, двери библиотеки были открыты?

— Стеклянные — да. А та, что ведет в холл, — заперта изнутри.

— Значит, убийца пробрался через сад и террасу. Или заранее спрятался в комнате.

— По-моему, дело было так. Судья сидит за столом и что-то пишет. Убийца входит через стеклянную дверь. Судья слышит шум, отодвигает кресло, поворачивается и встает. Теперь он оказывается лицом к лицу с убийцей, и тот бьет его молотком по голове — лобные кости размозжены. Потом…

— А ножевые раны?

Лаудербек в замешательстве поскреб затылок.

— Тут дело посложнее… Судья лежал на ковре. Вероятно, он упал на живот, лицом вниз. Рейнольдс говорит, одного удара молотком хватило, чтобы его убить. С другой стороны, раны на груди — достаточно глубоки, чтобы кончик ножа достал до сердца.