Стихи - Борис Габрилович

А если до утра не спал ты…

а если до утра не спал тыгадая что же впередичтоб окончательно не спятитьскорей на улицы иди

пройди по спинам их одетымнепромокаемым дождемгде бродят старики и детии знают что нас дальше ждеттам          словно в вечности летящей          вобравшей запах слез и смолстарушка опускает в ящиксвое последнее письмо

не ведая о том письмедетишки во дворах                    подсолнечноглядят на солнце все в пескеи эти детские песочницы —

— песочные часы вековперетекает в них позваниваянаивный опыт стариков в премудрость детского незнания

Вопросы

Порой считаешь сгоряча,что ты один на всю планету.Но вдруг вопрос: «Который час?»«Простите, сигареты нету?»

Попробуй-ка уйти в себя!Лишь только щеки ты нахохлишь,сейчас же в жизнь вернет тебявопрос: «На следующей сходишь?»

напомнят каждый божий деньвопросы будничные эти,что ты живешь среди людей.То есть не зря живешь на свете.

Уйду засунув руки…

Уйду засунув рукив карманы пиджакадрузья достанут рюмкибутылку коньякакак хорошо                молдавскийкак хорошо                коньяккак хорошо что ячертовски не удалсякак хорошо! изранилсяа рядом ни душину прямо хоть на радостяхвозьми и запляшикак по колючим ранамзапляшет дождь колючий

всё хорошопорядоквсё к лучшемувсё к лучшему

Убежденность

Так по столу ладонью хлопнуть,чтоб милый собеседник твойвлип в штукатурку головой,ослепнул, онемел, оглохнул, а ты б подумал: чёрт возьми,откуда ж это взялись силы?ведь полчаса назад — от силы —меня на стенки заносилоот дикой боли и тоски.

Остановка

Автобус наш качнетсяустало и неловко.Сойдем на остановке…

А вдруг война начнется?Обляпанная грязью,лишенная опоры,луна в противогазеповалится в окопы,заахают гранатыпод синий свист свинца…

Не выходи. НЕ-НА-ДО!Поедем до конца.

1968.

Одного я не могу понять…

Одного я не могу понятьобъясни ты мне пожалуйстакак это смоглаты чуть облупленным носкомсвоей туфелькивыбить землюу меня изпод ног запростокак какой-то завалящийфутбольныймяч

1967.

В жизненном море

* * * * * * * * * * * * * * * * * ** * * * * * * * * * * * * * * * * ** * * * * * * * * * * * * * * * * ** * * * * * * * * * * * * * * * * ** * * * * * * * * * * * * * * * * *

В музее

А. Абрамовичу.

Лектор был ненамного старше,чем ему внимавшие мы.Парень был эрудирован страшно,обаятелен был и мил.

вдохновенно в картины тыча,аналогии строил и выводы,а за ним, как выводок птичий,посетителей топал выводок.

модно стриженая девица,от восторга ладони тиская,не могла никак нахвалитьсяна картину Анри Матисса,

а какой-то товарищ лысый,разобиженный на весь мир,возражал, что Анри Матиссане повесил бы и в сортир.Мне,       говорил,              вашего Матисса                     и даром не надо…

А со стен глядели задумчиво,хохотали на стенах и мучали,убивали,       царили,              женилисьи они ни черта не зналио теории имажинизмаи развитии по спирали.

Я стоял между ними, ойкал,восхищенно байкой крутил.

А еще —там висели окна,как эскизы новых картин.

1967.

Монолог — 47

«9 Февраля в шк. № 47 состоится традиционный вечер встречи выпускников».

Плакат на доске объявлений, той самой доске объявлений, где когда-то висели плакаты, нарисованные моей рукой…

Привет вам, школьные сквозняки,на счетах косточки —как шашлыки,и синякипод глаз поставленные в отмщенье(а у кого уже —и на шее!)Как на корриде —                    крик в коридорах, в которых слезы и смех в которых,и двери                    вымыты пастой «неда».смотри-ка, это

какой-то парень на подоконникесидит с глазами такими сонными,устало губ уголки поникли —не твой двойник ли?Я подхожу к нему: «Как живешь?                    Не узнаёшь?не узнаёшь…

А я тебя узнаю, конечно,в твои глаза, на рубашку клетчатую,гляжу, как в зеркало без стекла.Уроки сделаны? как дела?какие блажи свистят в висках?я это помню, я помню, как

людей и пуговицы теребя,из тесных курточек и из себяты рос и вырос, взрослел и злел,вопросы, скрученные в узле,сперва хотел разрубить, порвать,а после —                    бережно развязать,но это ведь не шнурки ботинок,а помнишь ты, как

ходил за девочкой по пятам,ее пытал? нет, себя пытал,дрожа соринкой в зрачке окна,смотрел, как медленно шла она,и в бога верил, и звал на помощь,помнишь,

помнишь,как ты на вечере выпускномсидел растерянным пацаном,как ты завязывал галстук, мешкая,как ты мотался, ты помнишь, междуакаций пушкинских, оваций, слов, как шарик,                    пущенный поверх голов,и как восторг приходил, знобя,и ты слагал стихи про себя:

„как в больничных                    как в палатахвсё мелькали                    до утравыпускницы                    в белых платьяхкак в халатах                    доктора“

Теперь мне так уже                    не написать,и после химиино снегу таящему не бежать,лепя снежки и стихи мои,

                    ты мне завидуешь? Ах, балда,                    какая всё это ерунда:                    сложные отношения,                    ложные положения…

Всего на свете важней одно —я заплатил бы дорого! —чтобы на жизнь смотреть сквозь окношкольного коридора,

я не курил тогда…

Плюнь на это!на, прикури от моей сигареты.»

Александр Грин

Когда я вижу томик Гринана ваших модных стеллажах,мне кажется, что тонны гримана злых щеках его лежат —настолько в книге каждый листпрокомментирован умело,добропорядочнейший малый!не чуть ли не соцреалист!Хороший тон: с его романчикомпосле обеда — на диван.Пора начать его романтикуна килограммы продавать,пора ему отгрохать памятники ежегодный юбилей,и выкинуть пора из памяти,как он скитался и болел…Но в час, когда любой талантливи не стесняется рыдатьи полуночный бой курантоврождает нищих и бродягкогда шатается в коленяхи раскаляется в глазаходна мечтао черном хлебеа не об алых парусахон возникает пьяный, слабыйи тонут тени на щекахи он бредет по лужам славыв своих дырявыхбашмаках!

…му-то врал — и вдруг осекся…