Чаша. Последний обряд - Вадим Черников

– Тебе придётся наклониться, чтобы поднять. Наклонись, первосвященник, – хищно проговорил Иуда и быстро вышел из комнаты.

Анна, не обращая внимания на его слова, смотрел на кусок пергамента, который на его глазах сворачивался в маленькую трубочку, принимая первоначальную форму свитка, от которого он был оторван. Первосвященнику показалось, что он похож на свернувшуюся змею. Но взять его всё же было нужно и Анна, кряхтя, полез за ним. Старческая спина уже не гнулась и, как он ни старался, ему всё же пришлось опуститься на колени…

Часть первая

Июль 1194-го года. Остров Кипр

Рыцари падали под градом стрел. Пыль клубами вздымалась вверх и не успевала оседать, вихрилась к безжалостному, белому солнцу. Всадники с кривыми, широкими саблями были повсюду. Тяжко рухнул с испуганной лошади последний телохранитель. В голубой плащ короля вцепились несколькими руками сразу. Сильно, глухо ударили по шлему сзади. Последнее, что он видел, заваливаясь на круп коня и теряя сознание, был белый щит с красным крестом, забрызганный грязно-бордовой кровью…

Король проснулся быстро и разом, как от толчка. Никто его конечно же не толкал, но усталый мозг как будто принял какой-то тревожный сигнал и передал его телу. Он сел на кровати, взъерошенный и испуганный. Прислушался… Тишина. Только трещали цикады, да лимонные деревья за окном тихонько шуршали своими жёсткими листочками. Но нет… Вот опять… Что это? Стон или женский плач? Или то и другое… Горестный вздох снова эхом пронёсся под каменными сводами замка. Прервался сдавленным плачем и закончился стоном. Сомнений больше не было…

Король затрясся короткой, крупной дрожью, но тут же взял себя в руки и резко встал с кровати. Он зачерпнул несколько пригоршней родниковой воды из стоявшей рядом большой чаши, плеснул себе на лицо. Потом наклонился и долго пил воду прямо через край. Не вытирая мокрого лица и губ, накинул плащ, вдел ноги в мягкие арабские туфли с острыми, загнутыми вверх носами, оглянулся вокруг. Взгляд его упал на кинжал, и он схватился за его рукоять с надеждой. Снова ощутив в руке оружие, король вздохнул увереннее, выскользнул из спальни и пошёл небольшой крытой колоннадой к саду. На звуки, которые страшили его больше всего на свете и манили сильнее всего в мире. Он должен был убедиться сегодня окончательно и решить, что будет дальше.

Женские вздохи, в которых царили жалость и бессилие, отчаяние и судьба, вели его к дальнему углу сада. К фонтану. Король, к которому неожиданно вернулось всё его мужество, шёл на голос, не убирая лица от ветвей, шлёпавших его по лицу, не замечая кустов, царапавших его голые ноги. Он получит ответ… Сегодня. Вот уже впереди, среди деревьев, растущих здесь гуще и превративших дорожку к фонтану почти в лесную тропинку, мелькнуло что-то бледное. Бело-серое, как облако пара. Он ускорил шаг и выскочил, наконец, к фонтану, не замечая глубокой царапины на щеке, не ощущая боли…

Прямо в фонтане, скрытая до колен массивным, мраморным поребриком, дрожа в водяных искорках, стояла женщина в белом длинном платье-саване. Король замер на месте, а женщина повернула к нему прекрасное матово-бледное лицо, на котором темнели огромные, бездонные глаза, и как будто попыталась улыбнуться. Но в то же мгновение её лицо буквально перекосило мукой страдания, жалости и бессилия. Она тихо, мучительно застонала, бледная слеза скатилась по её щеке и упала в воду фонтана, блеснув под луною маленьким бриллиантом… Женщина, тело которой снизу стало превращаться в змеиное, горестно взмахнула рукой и как будто обрушилась в воду, оборвав свой последний стон. Обрушилась полузмеёй, полуженщиной. Чудовищем.

Король развернулся и побежал назад, не разбирая дороги. Через минуту он выскочил из сада, оказавшись почти у моря, на крутой скале. Он остановился на краю, потом сделал несколько шагов назад и устало опустился на гранитную, широкую лавку, на которой так любил сидеть, наблюдая за морем. Странное спокойствие охватило его вместе с первым лучиком всходящего из моря солнца, вместе с расцветающим горизонтом, с просыпающейся природой дивного острова.

Он опустил голову: Мелузина. Это была она, королева Мелузина. Прародительница и проклятие рода Лузиньянов. Сомнений нет. Фонтан. Конечно… Там, у «Фонтана жажды», когда-то встретил её граф Раймонд. Но не сдержал он клятвы и жена его, неувядающая красавица, змеиная колдунья Мелузина превратилась в призрака. Появляясь тогда, когда кому-то из Лузиньянов грозила скорая погибель. Плача и стеная. Ничем не может она теперь помочь своим потомкам… Лишь предупреждает их. Пришла за ним. Что же, подумал он, значит, всё кончено. Так скоро. Осталось время подумать и завершить все дела. Сколько его осталось, король не знал, поэтому нужно было спешить, но он не мог не встретить этот восход сегодня. Не мог не увидеть это ежедневное чудо, восхитительное оживание природы и мира. Может быть, его последнее утро…

«Фонтан жажды» – вспомнил король и вновь захотел пить. Именно неутолимая жажда терзала уже много лет графа Ги де Лузиньяна, властителя Кипра. Она мучила его с тех пор, как семь лет назад, 3 марта 1187 года, он, Ги де Лузиньян, король Иеруалимский, последний коронованный в храме Воскресения у Гроба Господня, повёл своё войско при Хаттине в битву с Салах-ат-Дином. После жуткого марша по безводной пустыне, уступив настоятельным призывам Великого магистра Ордена тамплиеров Жерара де Ридфора. Страшную битву, в которое христианское войско было почти полностью уничтожено, а Иерусалим вскоре был занят мусульманами. Где был навсегда утерян Животворящий крест. Где… Всё рухнуло. Осталась только жажда. Неукротимая жажда.

Выкупив остров Кипр у тех же тамплиеров при посредничестве короля английского Ричарда Львиное Сердце, Ги снова стал королём. Но не проходило и дня, когда не вспоминал он ту несчастную битву, не задавался вопросом, почему он, опытный и смелый рыцарь, грамотный и осторожный полководец, пошёл на эту авантюру. Позволил Ридфору уговорить его. И почему не спросил магистра тогда, когда остальных тамплиеров, одного за другим, казнили у них, пленных, на глазах… Почему? Теперь не спросишь и самого Жерара де Ридфора. Вновь попав в плен к Салах-ат-Дину, благородство которого имело свои резоны, магистр был казнён. Благородство? Или обычная предосторожность? Может быть, магистр уже выполнил свою роль? Глухие слухи о предательстве магистра, по чьему приказу тамплиеры сдали после Хаттина несколько важных крепостей без боя, доходили до Кипра всё чаще. Всё настойчивее звучали они, призывая короля задумываться. Всё мучительнее и логичнее всплывали факты и последствия. Всё чётче оценивал он свою и чужую роль в неудачах крестоносного войска…

Оценивал… Скоро он избавится от всех мучений и будет держать ответ перед Тем, от Кого не скроется ничто. Там всё станет окончательно ясно, с неожиданным облегчением подумал Ги и опустил взгляд вниз. В руке его, позабытый, угрюмо сверкнул на солнце длинный, прямой клинок кинжала. Солнце уже рассыпало короткую пока золотую дорожку по сине-зелёной глади моря, протягивая лучи из-за горизонта к берегу. Казалось, к самым ногам короля. По расплавленному золоту к острову приближался большой корабль с кроваво-красными крестами на парусах. Посланник нового магистра Ордена Храма плыл к королю Кипра с визитом.

Король вгляделся в рукоять кинжала: гравировка Чаши со свитком, наполовину входящим в неё, привлекла его внимание. Кинжал Жерара де Ридфора… Он оказался у Ги случайно: отпуская его из плена, Салах-ад-Дин, любящий щегольнуть своим рыцарским отношением к пленным (если он не убивал их, а получал богатый выкуп), отдал Лузиньяну его доспехи и имущество. В которых и оказался кинжал магистра. Лузиньян не раз видел его у Ридфора на боку. Самого магистра отпустили много позже, а Ги позабыл о кинжале. Обнаружил его совсем недавно и вот, сейчас он оказался с ним этой ночью. К чему? Почему? – задавал себе риторические вопросы король, рассматривая кинжал на расстоянии, как гремучую змею.

Почему? Да, именно, почему Орден так быстро отреагировал на его сообщение о кинжале и немедленно выслал корабль с одним из высокопоставленных советников с просьбой вернуть его? Лузиньян сосредоточился на этой мысли, и она показалась ему серьёзной. Так, гравировка, выпуклая, каждая деталь сделана чётко, вплоть до печати на свитке… Стоп! Лузиньян попытался нажать ногтем на свиток, но тот был слишком мал для этого. Что-то острое! Золотая застёжка на плаще крепилась булавкой. Он отломил булавку и попытался нажать на свиток сверху… Больно уколол палец, выругался, слизнул каплю крови, исполнился решимости, высунул язык от напряжения, прищурился… Получилось раза с седьмого, но получилось! С лёгким щелчком свиток ушёл в чашу, круглый набалдашник рукояти отскочил вверх, освобождая две ребристые пластины. Вокруг штыря рукояти был обёрнут небольшой свиток. Король снял его, расправил трубочку и быстро прочёл…