Возвращение на Подолье - Юрий Комарницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новичок испугался. Он не решается занять свободный пятак цементного пола.
— Давай, земляк, садись. По какой статье, рассказывай.
Полковник крикнул верхнему ярусу:
— Харош!.. Глохните. Пусть сначала дает чай.
Новичок порылся в своих вещах, и вытащил грязный узелок. В носовом платке горсть мелкого чая. Величайшую ценность уголовного мира высыпают на бумагу.
Шамиленок, не глядя, запустил руку на верхнюю нару и стянул вниз первое попавшееся одеяло. “Дрова” готовы. Через некоторое время кружка идет по кругу избранных.
Чифирь выпит. Элита удобно разместилась на нарах. Взгляды опять останавливаются на вновь прибывшем.
— Говоришь, первая судимость!?. По 76 статье… В школе магнитофон украл?.. Что, до этого не сидел!?
Все переглядываются. Событие действительно редкое, и все же встречающееся в некоторых тюрьмах, а именно: новичка бросили к многоходочникам.
— А ну-ка, расскажи, как там на воле? Бабы красивые есть?
Новичок, которого зовут Валентин, от всеобщего внимания оживляется.
— О-о-о-о, телок на воле полно, — вставляет новомодное слово. — Они вечером возле ресторана сами меня снимают. Как выйду, то одна, то другая: “Валек, пойдем со мной”. Я уже счет потерял. Прихожу в кабак, знакомые или незнакомые, в наглую сажусь за столик, наливаю себе шампанского, короче, кайфую. А на ночь какая-нибудь обязательно пригласит.
В камере переглядываются. В тусклом свете то и дело отсвечивают чьи-то рандолевые зубы.
Валентин вошел в раж. Его трудно остановить. Но этого делать никто и не собирается. Всем весело. Но не от рассказов типичного Альфонса, а от предстоящей утехи. Его место в уголовном мире предопределено. Сути пословиц “язык мой — враг мой” и “молчание — золото” он не знает.
Когда он на минуту умолк, из-за тел сидящих показалось смуглое лицо с орлиным носом.
— Ну, ты даешь, Валек. Да-а-а, жил ты, как мы тут пасмотрим, красиво. Так, гаваришь, телки тебя снимали? Ну, расскажи, сколько они тебе платили?
Убийственной иронии в словах уголовника новичок не улавливает, продолжает вдохновенно рассказывать о похождениях на воле.
— А я не ждал, когда они мне заплатят. Подойду, когда она еще в постели, открою сумочку, заберу все, что там есть.
В камере загоготали. В глазах Севера вспыхнули желтые огни.
— Ну, а когда денег нет?
— Забираю хоть что. Я своей Таньке комбинашек целый шкаф натаскал.
Камера ухнула. В этом мире волчьих нравов, где каждый человек доходил до невероятных глубин падения, малейшее проявление чужой нечистоплотности воспринималось однозначно. Но вместо порицания вокруг слышались восхищенные восклицания:
— Ну и Валек! Ну, ты и даешь! Маладец, Валек!
Ш. В гостях у инквизиции
У Лежнева и Векслера, дознавателей четвертого райотдела милиции города Караганда, имелись свои методы работы. Благодаря этим методам процент раскрываемости преступлений неуклонно возрастал. Следователи этого райотдела боготворили дознавателей, но в то же время содрогались, ловя себя на мысли “А что будет, если моему сыну или дочери доведется попасть к ним в руки?”. Для этого были веские основания, ибо молодые люди, благодаря сеансам спиритизма, научились вызывать знаменитого доминиканца[3]. Необходимо отметить, что Торквемада охотно с ними делился богатым опытом.
Когда пьяного токаря завода отопительного оборудования Валерия Вейсгейма забирали из общежития, размахивая руками, он сбил с головы Векслера ондатровую шапку. Это обстоятельство неожиданно заставило Векслера вспомнить, что у следователя Макаренко висит нераскрытое дело по воровству шапок. Векслер еще раз посмотрел на физиономию Вейсгейма, и убедился, что она ему не нравится.
Валерий Вейсгейм проснулся на полу обычной камеры для задержаных. Их называют где как. В одних регионах “отстойниками”, в других — “аквариумами”, в третьих — “гадюшниками”. Бывший СССР — огромная территория.
Двадцатилетний токарь Вейсгейм был обычным человеком. Он любил выпить, подраться, посквернословить, любил все то, что для нас является родным и неотъемлемым.
В отличие от многих молодых людей новой формации, трезвым он был суров и немногословен. И впридачу, как говорится, любил работать на совесть. Мать у Вейсгейма была по национальности киргизка, а отец обрусевший немец. Это обстоятельство не могло не сказаться на крови сына. Вот откуда взялись у Валерия с одной стороны буйство степняка, а с другой — трудолюбие плюс рационализм немца.
Несмотря на то, что Валерий был красивым парнем, восточные черты удивительно гармонировали с европейскими, в любви ему не везло. К тому времени в общежитии появилась смазливая практикантка Валентина Симонова, родом из Саратова. Она отметила красивого парня, позволила с собой переспать, а на следующий вечер ушла с другим. Это и послужило причиной скандала в общежитии, который для Валерия закончился “отстойником” в четвертом райотделе.
Подавленного и разбитого Вейсгейма, как говорится на блатном жаргоне, “выдернули” из камеры и привели к дознавателям.
— Вот он какой, — многозначительно сказал Векслер, кивая Лежневу. — Парень как парень, сразу не определишь, чем занимается. Ну, садись, Валера, вернее присаживайся. Разговор у нас будет долгий. Придется сознаваться.
В центре кабинета сиротливо маячил облезлый стул.
— В чем сознаваться? Давайте штраф и отпускайте, я на работу…
Закончить ему не дали. Лежнев, который стоял сзади, ребром ладони ударил его по шее, а Векслер, выбивая из-под ног стул, со всей силы ударил кулаком в челюсть.
Когда Валерий очнулся, они схватили его под руки и, словно мешок с опилками, втиснули в стул.
Векслер, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Расскажи, как десятого числа возле кинотеатра “Батакоз” снял у гражданки Сологуб ондатровую шапку. Расскажи, как второго, седьмого, восьмого снял еще три шапки. Ты думаешь тут дураки сидят? Тебя потерпевшие по паспортной фотографии опознали.
От неожиданности Валерий чуть не задохнулся. Он знал какими методами пользуются дознаватели, но теория, как известно, в сравнение с практикой не идет.
— Да вы что!?. — начал было Валерий, но ему опять не дали закончить.
На этот раз первым ударил Векслер. От удара по голове валенком, набитым песком, сознание помутилось. Валерий опять оказался на полу.
— Итак, у тебя четыре эпизода. Потерпевшие: Васильченко, Шмелев, Кононов, Сологуб. Если сознаешься, получишь по первой судимости до трех лет условно. Если будешь крутить — напишем, что вводишь следствие в заблуждение. Получишь пять лет строгого режима. Не доводи до греха, парень, не заставляй нас собирать потерпевших на очную ставку.
— Я-я ничего не знаю. Люди, чего вы от меня хотите?!
Высокий, сухощавый блондин Векслер, как и Вейсгейм, имел немецкие корни. Но, в процессе милицейского воспитания в бывшем Союзе, имел иезуитские наклонности. О немецких корнях здесь сказано мимоходом. Винить Векслера в садистских наклонностях из-за немецких корней столь же нелепо, как утверждать, что преступниками не становятся, а рождаются. Сегодня у дознавателей обычная работа. Вейсгейма избивали методично и жестоко. Единственное, что всегда раздражало и беспокоило дознавателей, это боль в костяшках суставов пальцев. Но на этот случай имелся валенок, набитый песком, и масса других приспособлений.
Одного они не могли предусмотреть: у Вейсгейма в жилах текла еще и киргизская кровь. Пусть она, как и немецкая, привыкла к послушанию, но, в то же время, имела свойство захлестывать сердце и мозг шквалом буйного протеста. Когда Лежнев, слегка наклонившись, бил его по лицу кулаком, одетым в кожаную перчатку, поддаваясь этому жгучему всплеску, Вейсгейм резким движением головы нанес оглушительный удар Лежневу в лицо. Обливаясь кровью, подрубленный Лежнев грохнулся на пол. В следующий момент Векслер вытащил из наплечной кобуры пистолет и рукояткой ударил Валерия по затылку.
IV. Следователи, прапорщики, заключенные
Сквозь пелену раздумий Константин услышал знакомый шорох открывающегося глазка. Стекла не было, глаз дежурного чем-то напоминал красную медузу в мутной воде. Возникло непреодолимое желание подойти и ткнуть пальцем в этот назойливый комок живой плоти. Еще через секунду открылась кормушка.
— Харасанов, на выход с вещами!
Константин знал, что после подобного распоряжения они приходят через 10–15 минут. Он развязал мешок, и в руке оказался обоюдоострый, короткий предмет, напоминающий кинжал.
Над изготовлением оружия он работал целый месяц. Приобрести супинатор[4] оказалось не так просто. Вновь прибывших тщательно обыскивали. Но однажды повезло. Новичок все же “задарил” ему так необходимый кусочек стали. Он был готов защищать свою жизнь до последнего.