Коллекция геолога Картье - Яков Рыкачев

— Кто там еще?

Однако, увидев Робера со свертком в руках, он тотчас же смягчился.

— А, Робер, Поль! Ну, чего вы остановились в дверях? Что вы там такое принесли? Показывайте ваше барахло!

Цепко обхватив своими толстыми пальцами дорогие аналитические весы, папаша Ледрю небрежным жестом отодвинул их в сторону.

— Старая модель. Дешевка. Что еще?

Смущенный пренебрежительным тоном папаши Ледрю, Робер протянул ему ящик с коллекцией камней.

— Что прикажете делать с этими камешками? Отгонять воробьев и мальчишек от моей лавчонки? Неужели у твоего отца, Робер, не нашлось ничего получше? Ну, хоть вроде тех бронзовых часов…

Заметив, как гневно вспыхнуло лицо юноши, папаша Ледрю похлопал его по плечу.

— Ладно, не будем ссориться, Робер. Бог даст, мосье Картье благополучно вернется домой… А уж папаша Ледрю тебя не обидит!

И он ласковым голосом назвал сумму, вчетверо меньшую той, что стоили одни только весы.

— Но ведь коллекция минералов… — робко заметил Робер.

— Можете хоть сейчас выбросить камешки за окно, — сказал папаша Ледрю. — Я плачу за ящик, мне не в чем хранить корм для моего Додо, — он кивком указал на клетку, висевшую в углу лавки, там недвижно сидел на жердочке грязновато-белый, жирный попугай, чем-то похожий на своего хозяина.

Юноши подавленно молчали.

— Прибавьте хоть немного, — сказал, наконец, Поль. — Весы совсем хорошие…

— Ладно.

Ледрю сунул руку в обширный карман своего фартука и выбросил на прилавок несколько смятых бумажек.

— Вот! — сказал он резко, повернулся к юношам спиной и снова принялся клеить битый фарфор.

Робер и Поль смущенно переглянулись, взяли деньги, сказали «до свидания» спине папаши Ледрю и вышли из лавки. На улице Робер подсчитал деньги и разделил их на три части.

— Это я отнесу сейчас в лечебницу в уплату за тетю Мари, это тебе, Поль, в счет долга, а это я оставлю себе. Мы должны обойтись с тобой дней десять, не меньше, а то опять сядем на мель!

— А как же кино? — жалобно произнес Поль. — Сегодня новая картина: «Чудовище с улицы Вожирар».

— Чудовище? — рассеянно отозвался Поль. — Что ж, придется пожертвовать одним обедом ради этого чудовища!..

2. ЧЕЛОВЕК, МЕЧТАЮЩИЙ О БОГАТСТВЕ

В одном из густонаселенных домов восточной окраины Парижа, где обитает бедный люд, по длинной, как коридор, запущенной, полутемной комнате, расположенной под самой крышей, шагал из конца в конец некий Эмиль Брокар. По пути он раздраженно отшвыривал то подвернувшийся под ноги стул, то домашние туфли, то веник, то иную рухлядь, находя в этом, видимо, некоторую разрядку своего дурного настроения. Эмиль Брокар был высокий, худой, жилистый человек, лет сорока пяти, с изможденным лицом, иссеченным мелкими морщинами, одетый в некогда модный, но уже весьма поношенный костюм в странных рыжих пятнах — след, оставленный, видимо, какими-то едкими составами. Впрочем, так оно и было: хозяин комнаты постоянно имел дело с химикалиями. Да и сейчас на хромоногом столе, придвинутом к единственному окну, было устроено у него некое подобие лаборатории: беспорядочное скопище давно не мытых склянок, колб, пробирок, мензурок, высокие бутыли с разноцветными жидкостями, коробки с образцами минералов, баночки с мазями, аптекарские весы…

Какова же профессия мосье Эмиля Брокара? На входной двери его убогой однокомнатной квартирки прикреплена кнопкой пожелтевшая от времени визитная карточка: «Эмиль Брокар, магистр фармации». На деле Брокар не был магистром, однако четверть века назад он с отличием окончил Парижский университет по фармацевтическому факультету. Но его алчная, неустойчивая, авантюристическая натура вскоре отвратила его от научной работы и толкнула на поиски более легкого и быстрого пути для достижения жизненных благ, к которым он, сын мелкого руанского лавочника, жадно стремился.

За какие только дела не брался Эмиль Брокар! Одно время он был совладельцем небольшой фабрики лекарственных препаратов; просуществовав несколько лет, фабрика прогорела, задушенная более крупными фирмами. Оставшись без гроша, Брокар поступил на работу в одну из разоривших его фирм, но вскоре же был изобличен в хищении ценного сырья и с позором выгнан со службы. Тогда он стал самолично, у себя на дому, изготовлять «чудодейственные» лекарства от всех болезней, какие только числились в медицинском справочнике; разрабатывал для уличных фигляров эффектные химические фокусы; изобретал новые минеральные краски, средства для ращения волос, для возвращения утраченной молодости, несмываемые румяна и даже яды; не пренебрегал никакими аферами, если только они обещали скорое обогащение. Он не раз имел столкновения с законом и был на дурном счету у полиции. Все его дела не принесли ему ни богатства, ни достатка, и сейчас, в свои сорок пять лет, он был столь же далек от заветной цели, как и в начале своего жизненного пути, но все так же полон надежд.

Правда, год назад счастье улыбнулось ему, он сразу заработал изрядную сумму, которой хватило ему на целый месяц привольной и даже разгульной жизни. Вот тогда-то и сшил он себе пару модных костюмов, обзавелся тонким бельем; в ту пору он каждодневно обедал в лучших ресторанах, а нередко и покучивал в модных ночных заведениях. Ах, какое это было время! И подумать только, что все эти блага достались ему за сущую безделицу: за пузырек мортуина — сильнодействующего снотворного, которое причиняет «временную» смерть. Уверовав в свой мортуин, Брокар уговорил знакомого репортера поместить о нем заметку в газете в разделе научной хроники. На эту заметку отозвался всего лишь один человек, который и явился к нему на квартиру. Брокар с такой отчетливостью помнит тот благословенный день, как если бы дело происходило вчера.

— Вы мосье Эмиль Брокар? — твердо и властно заговорил человек, переступив порог комнаты.

— Я… — робко отозвался хозяин, смущенный важным обличьем посетителя.

Высокий, плотный, с холеным лицом, холодными, пристальными глазами, устремленными прямо на собеседника, тот был одет с той внушающей почтение скромной элегантностью, с какой одеваются очень богатые люди. Так по крайней мере казалось Брокару: от незнакомца повеяло на него духом самых высот жизненного благополучия. Вообще говоря, Брокар не был ни трусом, ни человеком угодливым, ему скорее присущи были самоуверенность, самоуважение и даже дерзость, но долгая нужда притушила эти свойства.

— Я… — повторил он еще тише, пока посетитель, не торопясь объяснить цель своего визита, разглядывал его, словно муху под микроскопом.