Избранные стихи с иллюстрациями - Марина Цветаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В земле
– «Не тяжки ль вздохи усталой груди?В могиле тесной всегда ль темно?»– «Ах, я не знаю. Оставьте, люди!Оставьте, люди! Мне все равно!»
Над землей
– «Добро любила ль, всем сердцем, страстно?Зло – возмущало ль тебя оно?»– «О Боже правый, со всем согласна!Я так устала. Мне все равно!»
Даме с камелиями
Все твой путь блестящей залой зла,Маргарита, осуждают смело.В чем вина твоя? Грешило тело!Душу ты – невинной сберегла.
Одному, другому, всем равно,Всем кивала ты с усмешкой зыбкой.Этой горестной полуулыбкойТы оплакала себя давно.
Кто поймет? Рука поможет чья?Всех одно пленяет без изъятья!Вечно ждут раскрытые объятья,Вечно ждут: «Я жажду! Будь моя!»
День и ночь признаний лживых яд…День и ночь, и завтра вновь, и снова!Говорил красноречивей словаТемный взгляд твой, мученицы взгляд.
Все тесней проклятое кольцо,Мстит судьба богине полусветской…Нежный мальчик вдруг с улыбкой детскойЗаглянул тебе, грустя, в лицо…
О любовь! Спасает мир – она!В ней одной спасенье и защита.Все в любви. Спи с миром, Маргарита…Все в любви… Любила – спасена!
Жертвам школьных сумерок
Милые, ранние веточки,Гордость и счастье земли,Деточки, грустные деточки,О, почему вы ушли?Думы смущает заветныеВаш неуслышанный стон.Сколько-то листья газетныеКроют безвестных имен!..Губы, теперь онемелые,Тихо шепнули: «Не то…»Смерти довериться, смелые,Что вас заставило, что?Ужас ли дум неожиданных,Душу зажегший вопрос,Подвигов жажда ль невиданных,Или предчувствие гроз, —Спите в покое чарующем!Смерть хороша – на заре!Вспомним о вас на пирующем,Бурно-могучем костре.– Правы ли на смерть идущие?Вечно ли будет темно?Это узнают грядущие,Нам это знать – не дано.
Сереже
Ты не мог смирить тоску свою,Победив наш смех, что ранит, жаля.Догорев, как свечи у рояля,Всех светлей проснулся ты в раю.
И сказал Христос, отец любви:«По тебе внизу тоскует мама,В ней душа грустней пустого храма,Грустен мир. К себе ее зови».
С той поры, когда желтеет лес,Вверх она, сквозь листьев позолоту,Все глядит, как будто ищет что-тоВ синеве темнеющих небес.
И когда осенние цветыЛьнут к земле, как детский взгляд без смеха.С ярких губ срывается, как эхо,Тихий стон: «Мой мальчик, это я!»
О, зови, зови сильней ее!О земле, где все – одна тревогаИ о том, как дивно быть у Бога,Все скажи, – ведь дети знают все!
Понял ты, что жизнь иль смех, иль бред,Ты ушел, сомнений не тревожа…Ты ушел… Ты мудрый был, Сережа!В мире грусть. У Бога грусти нет!
Дортуар весной
Ане Ланиной
О весенние сны в дортуаре,О блужданье в раздумье средь спящих,Звук шагов, как нарочно, скрипящих,И тоска, и мечты о пожаре.
Неспокойны уснувшие лица,Газ заботливо кем-то убавлен,Воздух прян и как будто отравлен,Дортуар – как большая теплица.
Тихи вздохи. На призрачном светеВсе бледны. От тоски ль ожиданья,Оттого ль, что солгали гаданья,Но тревожны уснувшие дети.
Косы длинны, а руки так тонки!Бред внезапный: «От вражеских пушекВойско турок…» Недвижны иконки,Что склонились над снегом подушек.
Кто-то плачет во сне, не упрямо…Так слабы эти детские всхлипы!Снятся девочке старые липыИ умершая, бледная мама.
Расцветает в душе небылица.Кто там бродит? Неспящая поздно?Иль цветок, воскресающий грозно,Что сгубила весною теплица?
Первое путешествие
«Плывите!» молвила Весна.Ушла земля, сверкнула пена,Диван-корабль в озерах снаПомчал нас к сказке Андерсена.
Какой-то добрый ЧародейЕго из вод направил сонныхВ страну гигантских орхидей,Печальных глаз и рощ лимонных.
Мы плыли мимо берегов,Где зеленеет Пальма Мира,Где из спокойных жемчуговДворцы, а башни из сапфира.
Исчез последний снег зимы,Нам цвел душистый снег магнолий…Куда летим? Не знали мы!Да и к чему? Не все равно ли?
Тянулись гибкие цветы,Как зачарованные змеи,Из просветленной темнотыМигали хитрые пигмеи…
Последний луч давно погас,В краях последних тучек тая,Мелькнуло облачко-Пегас,И рыб воздушных скрылась стая,
И месяц меж стеблей травыМелькнул в воде, как круг эмали…Он был так близок, но, увы —Его мы в сети не поймали!
Под пестрым зонтиком чудес,Полны мечтаний затаенных,Лежали мы и страх исчезПод взором чьих-то глаз зеленых.
Лилось ручьем на берегахВино в хрустальные графины,Служили нам на двух ногахКиты и грузные дельфины…
Вдруг – звон! Он здесь! Пощады нет!То звон часов протяжно-гулок!Как, это папин кабинет?Диван? Знакомый переулок?
Уж утро брезжит! Боже мой!Полу во сне и полу-бдеяПо мокрым улицам домойМы провожали Чародея.
Второе путешествие
Нет возврата. Уж поздно теперь.Хоть и страшно, хоть грозный и темный ты,Отвори нам желанную дверь,Покажи нам заветные комнаты.Красен факел у негра в руках,Реки света струятся зигзагами…Клеопатра ли там в жемчугах?Лорелея ли с рейнскими сагами?Может быть… – отворяй же скорейТайным знаком серебряной палочки! —Там фонтаны из слез матерей?И в распущенных косах русалочки?Не горящие жаждой уснуть —Как несчастны, как жалко-бездомны те!Дай нам в душу тебе заглянутьВ той лиловой, той облачной комнате!
Летом
– «Ася, поверьте!» и что-то дрожитВ Гришином деланном басе.Ася лукава и дальше бежит…Гриша – мечтает об Асе.
Шепчутся листья над ним с ветерком,Клонятся трепетной нишей…Гриша глаза вытирает тайком,Ася – смеется над Гришей!
Самоубийство
Был вечер музыки и ласки,Все в дачном садике цвело.Ему в задумчивые глазкиВзглянула мама так светло!Когда ж в пруду она исчезлаИ успокоилась вода,Он понял – жестом злого жезлаЕе колдун увлек туда.Рыдала с дальней дачи флейтаВ сияньи розовых лучей…Он понял – прежде был он чей-то,Теперь же нищий стал, ничей.Он крикнул: «Мама!», вновь и снова,Потом пробрался, как в бреду,К постельке, не сказав ни словаО том, что мамочка в пруду.Хоть над подушкою икона,Но страшно! – «Ах, вернись домой!»…Он тихо плакал. Вдруг с балконаРаздался голос: «Мальчик мой!»
В изящном узеньком конвертеНашли ее «прости»: «ВсегдаЛюбовь и грусть – сильнее смерти».Сильнее смерти… Да, о да!..
Вокзальный силуэт
Не знаю вас и не хочуТерять, узнав, иллюзий звездных.С таким лицом и в худших безднахБывают преданны лучу.
У всех, отмеченных судьбой,Такие замкнутые лица.Вы непрочтенная страницаИ, нет, не станете рабой!
С таким лицом рабой? О, нет!И здесь ошибки нет случайной.Я знаю: многим будут тайнойВаш взгляд и тонкий силуэт,
Волос тяжелое кольцоИз-под наброшенного шарфа(Вам шла б гитара или арфа)И ваше бледное лицо.
Я вас не знаю. Может бытьИ вы как все любезно-средни…Пусть так! Пусть это будут бредни!Ведь только бредней можно жить!
Быть может, день недалеко,Я все пойму, что неприглядно…Но ошибаться – так отрадно!Но ошибиться – так легко!
Слегка за шарф держась рукой,Там, где свистки гудят с тревогой,Стояли вы загадкой строгой.Я буду помнить вас – такой.
Ceваcтoполь, 1909, Пасха
«Как простор наших горестных нив…»
Как простор наших горестных нив,Вы окутаны грустною дымкой;Вы живете для всех невидимкой,Слишком много в груди схоронив.
В вас певучий и мерный отлив,Не сродни вам с людьми поединки,Вы живете, с кристальностью льдинкиБесконечную ласковость слив.
Я люблю в вас большие глаза,Тонкий профиль задумчиво-четкий,Ожерелье на шее, как четки,Ваши речи – ни против, ни за…
Из страны утомленной луныВы спустились на тоненькой нитке.Вы, как все самородные слитки,Так невольно, так гордо скромны.
За отливом приходит прилив,Тая, льдинки светлее, чем слезки,Потухают и лунные блестки,Замирает и лучший мотив…
Вы ж останетесь той, что теперь,На огне затаенном сгорая,Вы чисты, и далекого раяВам откроется светлая дверь!
Нине