Подвиг на Курилах - Александр Гритченко

— Чем вы занимались перед моим приходом? — спросил спокойно боцман, ни к кому персонально не обращаясь.

Ответил Егоров.

— Ремонтировали оборудование.

— Продолжайте, не буду вам мешать.

И Вилков направился в носовую часть корабля, откуда стал наблюдать, как Анатолий Уваров тщетно пытается срастить упругие металлические нити троса. Длинные, тонкие пальцы хватают то один, то другой конец, нагибают их, но стальные нити пружинят, не поддаются, больно жалят руки.

— Эх, ты, салажонок, был бы мичман Дроздов, он бы тебя живо приучил к нашей работе, — презрительно бросил ему Егоров.

Вилков, стоявший за шлюпкой, не был виден матросам. Да и не до него им было, занятым работой. Его поразило, что Егоров, сам легко, без видимых усилий сращивающий тугие нити тросов, и не собирается помочь товарищу.

Пришлось подойти к Уварову, взять из его рук инструмент. Повернувшись к нему, ободряюще сказать:

— Видите, ничего здесь трудного нет. Научитесь. Еще и самому Егорову пять очков вперед дадите! — Он нарочно подчеркнул слово «самому».

И без того румяное лицо Егорова вспыхнуло, заходили под тугой кожей желваки.

— Мало каши съел, чтобы со мной тягаться, — обиделся он.

— А вы, оказывается, человек гордый, конкуренции не терпите, — поддел его Николай. — Сами у мичмана Дроздова научились, а товарищу помочь не хотите. Не по-флотски это, Василий Карпович. — И уже обращаясь к Уварову: — Вот так продолжайте. Не будет получаться, Егоров вам поможет. Как, Егоров, поможете?

— Помогу, почему не помочь…

Знакомство с замполитом

С заместителем командира по политической части они сразу нашли общий язык. Оказалось, он, как и Вилков, до службы был речником. И это сблизило их.

Замполит спросил, какое впечатление произвела на боцмана команда.

Николай ответил не сразу.

— Народ в команде вроде неплохой, — осторожно начал он. — Есть отличные специалисты. Егоров, например… Уваров, тот совсем еще молодой. А в общем, я доволен. Сразу почувствовал школу мичмана Дроздова.

Внезапно замполит рассмеялся. И тут же сказал:

— Не сердись, старшина! Как только ты упомянул про школу Дроздова, у тебя даже голос изменился. Ну, прямо точь-в-точь, как у нашего командира. «Школа Дроздова» — это его излюбленный конек. На всех собраниях, совещаниях об этой школе говорил. Может, от этого-то наш бедный Дроздов и захворал… — Он добродушно хохотнул.

Пересев с кресла на диван рядом с Вилковым, замполит обнял его за плечи, понизил голос и сообщил:

— Вот что, Николай Александрович, Дроздов, конечно, отменный был специалист, слов нет. Но и он не без греха. Малость перехвалил его командир… Оттого, наверно, последнее время у того голова кругом и пошла. Дисциплину в команде ослабил. Любимчики появились. Тот же Егоров. Его, кстати, краснофлотцы между собой называют «единоличник». Ни за что к товарищу на помощь не придет…

«А ведь правильно говорит замполит, — отметил про себя Вилков. — Вот и сегодня Егоров над Уваровым потешался, вместо того, чтобы помочь».

Беседовали они еще долго.

А на следующий день сразу после подъема флага Вилков попросил разрешения командира освежить покраску правого борта.

— До ужина работу закончить, — распорядился командир.

Когда боцман ушел, он повернул к замполиту тщательно выбритое лицо.

— А боцман-то молодец. Я и сам собирался распорядиться насчет покраски…

Николай принялся колдовать над баночкой из-под консервов, смешивать краски разных цветов. Потом приказал Егорову и Уварову вместе заняться делом. От его внимательного взгляда не ускользнуло выражение растерянности, промелькнувшее на мясистом лице Егорова. Куда только девалась обычная самоуверенность того! Зато Уваров так и засиял, будто боцман пригласил его на торжественный обед, а не поручил работу.

Только позднее выяснилась причина необычного настроения Уварова…

Плотик, в котором разместились они с Егоровым, как поплавок прыгал на мелкой волне.

— Ну, действуйте, — напутствовал моряков боцман.

Когда часа два спустя он перегнулся через борт, чтобы посмотреть, как они там, то невольно услышал их разговор. Боцман ведь не сомневался: при покраске, как и во время сращивания тросов, Егоров будет задавать тон. Не без умысла послал их вместе, рассчитывая, что Уваров будет учиться у бывалого Егорова. А тут вдруг Уваров говорит Егорову:

— Ты, Вася, не так кисть держишь. Видишь, какие мазки получаются?

— У меня рука затекла, — оправдывается Егоров. — Я б лучше якорь-цепь вручную выбрал, чем этой покраской заниматься!

— А все потому, что кисть неправильно держишь. Вот, погляди, как надо.

Вилков залюбовался Уваровым. Ну, и молодчина! Даже не верилось, что это тот самый краснофлотец, который еще совсем недавно был таким беспомощным и неумелым при сращивании металлического троса.

Перед ужином, спустив на воду «тузик» — маленькую двухвесельную шлюпку, боцман обошел на ней корабль. Свежевыкрашенный правый борт поблескивал в лучах заходящего солнца голубовато-серой поверхностью. Совсем даже неплохо получилось.

Вечером он доложил командиру корабля:

— Покраску правого борта закончили.

— Хорошо. Вы свободны, боцман.

Николаю показалось, что говорил с ним капитан-лейтенант суховато. Но едва за боцманом закрылась дверь, на лице командира появилась довольная улыбка. «А боцман-то действует не хуже Дроздова…»

Выстроив на юте боцманскую команду, Вилков прошелся перед строем, плечистый, с отменной выправкой.

— Краснофлотцы Егоров и Уваров, два шага вперед!

По стальным палубным плитам гулко застучали тяжелые матросские ботинки.

— Кругом!

Теперь Уваров и Егоров стояли перед строем.

— За отлично сделанную работу, — громко начал Вилков, — краснофлотцам Егорову и Уварову объявляю благодарность.

— Служу Советскому Союзу! — произнесли они.

Предстоял поход. А прогноз погоды был неважный. Ожидался шторм. На верхней палубе нужно было все закрепить по-штормовому: там находился важный груз…

Капитан-лейтенант в сопровождении боцмана обошел палубу, придирчиво проверил крепление. По его сухощавому лицу нельзя было понять, доволен он действиями нового боцмана и его подчиненных или чем-то неудовлетворен.

И все же Николаи проникался к нему все большим уважением.

«Дотошный! Такому пыль в глаза не пустишь», — размышлял боцман, следуя за командиром. А тот на ходу бросал короткие замечания:

— Подтянуть трос.

— Лучше закрепить брезент.

Особенно внимательно осмотрел капитан-лейтенант, как закреплены громоздкие грузы — кубической формы ящики, на которых чернели надписи: «Осторожно! Не кантовать!».

Закончив осмотр палубы, он бросил на ходу «добро» и, почти не касаясь руками поручней, легко взбежал по трапу. На мостике его поджидал замполит, который тут же поинтересовался:

— Ну, как боцман?

— В порядке.

Когда бушует океан

Тяжелая океанская волна обрушивалась на плавбазу «Север». Корабль то заваливался на один борт, то тяжело и медленно выпрямлялся, чтобы крениться на другой. Это продолжалось уже не первые сутки, так что моряки едва держались на ногах.

Плавбаза «Север» получила задание доставить в отдаленный район побережья Охотского моря, где полным ходом шло строительство нового порта, необходимое оборудование.

— Никакие ссылки на плохую погоду во внимание не принимаются, — жестко произнесли в штабе.

Эти-то слова и вспомнил сейчас командир. Он стоял на уходящей из-под ног палубе; по черному прорезиненному плащу с надвинутым на самые брови капюшоном стекала вода. Сжимая обеими руками опорную скобу, командир с тревогой прислушивался, как звенит под ударами волн бортовая обшивка.

На четвертый день шторм начал понемногу ослабевать. Стараясь перекричать неумолчный шум океана, капитан-лейтенант осипшим, простуженным голосом обратился к вахтенному командиру:

— Узнайте у штурмана силу ветра.

…Штурман склонился над картой, где мелкими жучками пестрели выведенные остроконечными карандашами цифры и линии прокладки, устремившиеся к знакомым очертаниям Охотского побережья. Цветные карандаши перекатывались по столу, и только высокие бортики не давали им упасть на палубу.

Прозвенел телефон.

— Какая сила ветра, штурман? — раздался в трубке голос вахтенного.

— Порядка семь-восемь баллов, — ответил штурман.

— А прогноз? — уже по собственной инициативе поинтересовался вахтенный.

— Постепенное ослабление силы ветра. К концу дня ожидается до пяти баллов…

В это время Николай Вилков с матросами боцманской команды находился на обычном в походных условиях месте — в помещении со шкиперским имуществом. Он очень сочувствовал бедняге Уварову, который маялся от морской болезни. Бледное, покрытое бусинками пота лицо, глаза ввалились. Несколько раз боцман пытался отправить его в кубрик, чтобы тот отлежался на койке, но парень упрямо отказывался: