Подвиг на Курилах - Александр Гритченко

Несколько наших смельчаков, вырвавшихся вперед, скосило вражескими пулями.

В третий раз в этом бою Вилков вынул из сумки противотанковые гранаты. Тогда ему не довелось пустить их в ход. А сейчас он чувствовал — без гранат не обойтись. Так что поудобней заложил их за ремень.

Пулеметы продолжали строчить. Николай осмотрелся по сторонам, привычно щелкнул диском автомата, поправил сумку с гранатами и пополз прямо к доту.

За ним последовал Ильичев.

Одно желание безраздельно владело ими обоими — любой ценой заставить замолчать вражеские пулеметы…

Они ползли, почти механически повторяя заученные на тренировках движения. Николаю, который потерял счет времени, казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как покинул он свой окопчик. Между тем позади осталось всего два десятка метров. В глубине его сознания промелькнули смутные воспоминания детства. Промелькнули и пропали, как оборвавшаяся песня. Все затопила ярость, горячая, клокотавшая в груди.

Все меньше и меньше становилось расстояние, отделяющее старшину от источника смерти. Плотно прижимаясь к земле, он не мог оторвать глаз от темного квадрата амбразуры, откуда вырывались судорожные вспышки пулеметных очередей.

Николай Вилков знал — боевые друзья тревожно следят за ним.

Когда он швырнул в дот гранаты, огонь на короткое время прекратился, а десантники сорвались с места и стремительно бросились вперед. Но внезапно оба пулемета застрекотали с новой силой.

Вилков оглянулся. Там, внизу, прижавшись к земле, лежала вся рота. Но израсходована последняя граната. Что делать?

С горькой отрешенностью Николай подумал, что на этом гладком, как стол, каменном плато он лежит беспомощный на виду у врагов. И самураям ничего не стоит прошить его пулеметной очередью…

В нескольких метрах от него — Ильичев. Тот понял: у старшины кончились гранаты. Но что это?.. Вилков привстал, оглянулся на лежащих позади товарищей, и… одним рывком закрыл амбразуру своей грудью.

Пулемет захлебнулся.

А рота неудержимо ринулась на врага.

…Он упал за пять минут до победы. За пять коротких минут до того, как алый стяг нашей Родины победно взвился над вражеской высотой.

А через несколько дней моряки-тихоокеанцы вместе со всей страной слушали голос родной Москвы: Совинформбюро сообщало о занятии нашими войсками и кораблями острова Шумшу и об освобождении от японского ига всех Курильских островов. Наша Родина вновь обрела исконно русские земли, которые отныне служат надежным форпостом ее дальневосточных границ на Тихом океане.

В Петропавловске-Камчатском воздвигнут величественный памятник, одна из надписей которого гласит: «Вечная слава героям, павшим в боях за честь и свободу нашей Родины. Память о вас, вернувших Родине Курильские острова, переживет века».

Живая память

Агриппину Яковлевну Вилкову, которая благополучно долетела на самолете до нужного ей места, пригласили в одно из подразделений гарнизона. Слегка ссутулясь, шла она по живому коридору, образованному моряками.

Они знали, что женщина эта воспитала, кроме сына-героя, еще двух детей. Но сколько на это потребовалось забот и сил, знала только она одна. Их надо было и одеть, и обуть, и накормить, и отправить в школу. Вырастила всех троих. А когда они выросли, началась война.

Младший сын Аркадий прошел тысячи километров фронтовых дорог. В Берлине войну закончил. Когда вернулся домой, припала к его груди мать и, ощупывая твердыми от работы пальцами ордена и медали, сказала:

— А ты, Аркаша, вроде в кольчугу одетый.

Дочь Ольга с июня сорок первого года добровольцем на войну пошла и до самой победы гимнастерки не снимала. Первенец Николай служил на Тихом океане, как его отец в молодые годы. И был очень похож на него, кстати…

Когда Аркадий и Ольга уже перестраивали свою жизнь на мирный лад, прислал Николай с далекой Камчатки письмо. Поздравлял с победой, радовался, что вернулись брат и сестра с войны живыми и здоровыми. Чуткое материнское сердце уловило в скупых строчках сына скрытую надежду, что, может быть, и ему придется бить врага. Это была последняя весточка…

И вот сейчас Агриппина Яковлевна шагала по земле, на которой служил и сражался сын.

После ужина ей рассказали о распорядке дня, по которому живут воины, затем провели в Ленинскую комнату. Еще с порога увидела она большую, в полстены, картину. Каменистый склон сопки, синее море, цепи идущих в атаку моряков и дот, из которого по ним хлещет пулеметный огонь. А прямо на него бежит широкоплечий моряк. Ее Коленька…

Под картиной мемориальная доска, которая рассказывает о подвиге старшины 1 статьи Николае Вилкове.

…Во вместительном помещении были заняты все свободные места. Коваленко — плотный офицер в обтягивающем широкие плечи кителе рассказал морякам о бое за остров Шумшу. А потом попросил выступить Агриппину Яковлевну Вилкову.

Что могла она поведать о своем сыне? Биография у него была самая обычная.

Школьные годы его прошли в небольшом волжском городке — Наволоке Ивановской области. Рос он сильным, выносливым. Любил погонять мяч на пустыре, за школой, зимой бегал на коньках по синему льду замерзшей реки. А когда подрос, научился управлять шлюпкой. Однажды в непогоду его лодка перевернулась на самой середине Волги. Но он не растерялся. Не только сам благополучно добрался к берегу, но и товарища спас…

В Волгу Николай был влюблен с детства. Поэтому-то и решил посвятить себя службе на речном флоте. А в августе 1935 года приехал в Горький и поступил на судоводительское отделение речного техникума.

Ночи напролет просиживал он над учебниками и конспектами. Учился отлично, что подтверждает выписка из протокола квалификационной комиссии Горьковского речного техникума.

«Политэкономия — отлично, судовая и речная практика и правила плавания — отлично, общая и специальная лоция — отлично, теория устройства и ремонт корабля — отлично, эксплуатация речного транспорта — отлично, навигация — отлично, судовая механика — отлично.

Гражданину Вилкову Н. А. присвоена специальность техника-судоводителя речного и озерного флотов».

Закончив техникум, Николай решил ехать на Ангару. Хотела его мать отговорить, да где там! Обнял ее за плечи и сказал: «Волгу я, маманя, люблю. Но ведь эту реку я уже всю исходил. А вот Ангара… Про нее мало что знаю. Там интересно работать будет». И он уехал в Иркутск, стал там работать первым помощником капитана. А через год ушел служить на Тихоокеанский флот.

Писал оттуда часто. Просил о нем не беспокоиться. Приходили письма и от командира, который очень хвалил его…

В конце выступления Агриппины Яковлевны старший матрос Ващенко передал ей матросскую бескозырку.

— Уважаемая Агриппина Яковлевна, разрешите мне от имени личного состава подразделения вручить вам наш скромный подарок. Пусть он напоминает вам о вашем славном сыне, который в такой же бескозырке совершил свой героический подвиг во имя Родины.

— Этот подарок мне дороже всего, — со слезами на глазах дрогнувшим голосом ответила мать Николая.

Позднее она встретилась с человеком, который лично знал сына — с Алешей Перминовым. Он тоже в числе первых высадился на остров в тот памятный день 18 августа 1945 года.

— Вот с тех пор и живу здесь, — с застенчивой улыбкой сказал он. — Я ведь сам видел тогда, как все произошло. Как полз ваш Николай, как бросал гранаты… Ваш сын — герой!

Возвратившись домой, Агриппина Яковлевна достала из выдвижного ящика шкафа стопку конвертов, написанных разными почерками. Письма, письма, письма… Со всех концов страны. От совсем незнакомых людей.

Но все они об одном — о ее сыне Николае. Когда тоска по нему становилась нестерпимой, она перебирала эти письма, перечитывала их. И ей становилось легче от искренних добрых слов. Сознание, что в людской памяти сын продолжает жить, то уважение и любовь, которыми окружены были его имя, хоть как-то облегчали материнскую боль.

Вот и сейчас Агриппина Яковлевна принялась читать, медленно шевеля бескровными сухими губами. Некоторые письма она знала почти наизусть, например, это, полученное от пионеров дальневосточной школы. Пришло оно еще несколько лет назад, глубокой осенью, в ненастный дождливый день.

Тот день хорошо запомнился Агриппине Яковлевне. Она тогда приболела, ныли припухшие суставы ног, и настроение было под стать погоде. Сидела у окна, смотрела на косые дождевые струйки, стекавшие по стеклу, думала свою невеселую думу. Неожиданно постучали. На пороге стоял почтальон, совсем молоденькая девчушка, в плаще и цветастой косынке, из-под которой выбивались темные кудряшки. Она высыпала на стол кипу писем.

— Вам, Агриппина Яковлевна, почти вся сумка. Читайте на здоровье.