Калифорнийцы - Луис Ламур

- Так вы что же, предлагаете мне смириться и разом лишиться всего?

- Ничего не поделаешь, Сеньора. Они сильнее нас, и тем более, что придраться не к чему, все по закону. Ты должна им деньги, и пришло время возвращать долги.

- Да, но только это ранчо наше, и оно останется за нами. Однажды мне уже довелось пережить разлуку с родным домом. Это было, когда я уехала из Ирландии, и я никому не позволю снова выставить меня из собственного дома.

Подъезжая к жилому дому ранчо, трое всадников придержали своих коней. Совершенно очевидно, что они ожидали неприятностей и заранее подготовились к этой встрече.

* * *

Зеке Вустон, был большим, неопрятного вида человеком. Всего несколько лет назад он перебрался в Калифорнию из Панамы, где был замешан до того сразу в нескольких весьма сомнительных предприятиях. Первым делом он постарался войти в доверие к капитану Нику Беллу, известному во всей округе авантюристу, которого Мичелторена назначил командующим над местными солдатами. Сам Мичелторена был человеком нерешительным, давшим своим солдатам полную свободу действий во всем, которой те непреминули тут же воспользоваться, поняв ее на свой лад как возможность грабить местных жителей, устраивать бесконечные пьянки и кутежи, а также совершенно безнаказанно по любому поводу и без повода палить из ружей. Путь из Мексики в Калифорнию был неблизкий, да и среди солдат было не слишком много желающих отправиться туда на службу, поэтому приходилось то и дело открывать ворота тюрем, и армия, переброшенная на север, в Калифорнию, состояла по большей части из отъявленных преступников.

Хорхе Фернандес, приехавший сюда вместе с Вустоном, был худ, как хлыст; он прославился на всю округу тем, что был одержим беспощадной жестокостью в обращении с лошадьми, индейцами и женщинами. Томас Александр был хозяином салуна на дороге, ведущей к Лос-Анджелесу. Он был заядлым картежником, промышлял контрабандой и вообще снискал себе дурную славу "плохого парня". Ходили слухи, что он, якобы, водил дружбу со многими из негодяев, что были объявлены вне закона, и теперь скрывались от правосудия в каньонах среди гор Санта-Моники.

* * *

Вустон собрался было слезть с лошади.

- Вам незачем себя утруждать, - сказала Эйлин Малкерин. - Если у вас есть ко мне какое-то дело, то можете изложить его и так.

- Но Сеньора, мы проделали долгий путь, так что если...

- Двери моего дома всегда открыты для друзей и путников. Вы же ни к тем и ни к другим не относитесь.

- Так вот, значит, как? Ну ладно, Сеньора, я буду с вами предельно краток. Или вы сегодня же все сполна мне выплачиваете, или же завтра убираетесь отсюда ко всем чертям. Если вы уйдете сейчас же, то еще сможете забрать лошадей и свои пожитки. А если проторчите здесь до завтра, то уже не получите ни черта.

- Мы заплатим.

- Чем, интересно знать? Уж не сгоревшим ли зерном? У вас ничего нет, а из ничего нельзя сделать что-то.

Зеке Вустон склонился к луке седла.

- Мэм, завтра я вернусь и приведу сюда своих людей. Если вы не соизволите к тому времени убраться отсюда добровольно, то мы вас просто вышвырнем вон. - Он криво усмехнулся. - И мне наплевать, мэм, что станет с вами после этого. Я просто оставлю вас своим людям, а уж они с вами разберутся по-свойски.

- И вы называете этот сброд людьми?

Всадники развернули лошадей и выехали со двора.

Уин Стендиш обеспокоенно глядел им вслед.

- Боюсь, Сеньора, вы их только разозлили.

- Но зато мы смогли выиграть время, еще совсем немного времени.

- А о золоте вы ничего не знаете?

- Это была тайна Хайме, которую он унес вместе с собой в могилу.

- Я мог бы поговорить с Пио, - робко предложил Уин, после некоторого молчания, - но он сам никакой власти не имеет, к тому же у него полно своих проблем. У них с губернатором очень разные взгляды на жизнь.

- Пио он и есть только Пио. Он хороший человек, я бы даже сказала, очень хороший человек, и продолжает оставаться нашим другом, но только в данный момент наши враги оказались сильнее нас.

Эйлин Малкерин бросила взгляд в сторону моря. Отсюда, с веранды, ей был виден лишь далекий, узкий треугольник синей воды. Наверное над волнами парят белые чайки, а на песке валяются бревна и деревянные обломки, выброшенные на берег прибоем. Ей нравилось пройти по мокрому песку сразу же после того, как схлынет волна, вспоминая о том, как когда-то они вместе с Хайме бродили по берегу босиком. Теперь уже она не могла позволить себе подобной вольности, ведь она была "Сеньорой". И все же Эйлин мечтала о том дне, когда она снова, как когда-то в юности, пройдет босиком по мокрому песку у самого края прибоя.

- Вот приедет Шон..., - сказала она наконец. - Уж он-то обязательно что-нибудь придумает.

- Если бы тут был какой-то выход, то мы и сами смогли бы додуматься до него, - заметил Уин не без некоторого раздражения. - Боюсь, что эта земля вам больше не принадлежит.

Внезапно мысль об этом показалась невыносимой. И тогда, развернувшись, она вошла в дом, чувствуя, как на глаза наворачиваются горькие слезы обиды. Интересно, сколько уже времени прошло с того дня, когда она в последний раз позволяла себе расплакаться?

Она остановилась на минуту, оглядываясь по сторонам, плотно сжав губы.

Какой пустой была эта комната! Как было не похожее это ее жилище на тот дом, что остался в Ирландии! Здесь всю мебель приходилось либо мастерить своими силами, или же завозить морем, на корабле, что делало подобные приобретения безмерно дорогими.

В гостиной стоял большой стол, диван с обивкой из коровьей шкуры, два больших кресла, подбитых медными гвоздями, на полу лежал домотканный ковер, а к противоположной стене был придвинут большой сундук. Над каминной полкой скрещены алебарды, которые в свое время Хайме нашел в одном из каньонов, где они и пролежали с незапамятных времен, словно сувениры на память о каком-то неизвестном сражении, оброненные своими обладателями в пылу битвы.

Брат Майкл вошел в дом следом за ней. Здесь он снова сел, и вряд ли по его мешковатому одеянию можно было догадаться о том, что под монашеской робой скрываются мощные мускулы. Он обратился к религии довольно неожиданно для всех, успев прежде снискать себе славу решительного и отчаянного молодого повесы. Объяснений этому поступку от него так и не последовало, да никто и не лез к нему в душу. Ведь он и так расскажет им об этом, но только когда сам того захочет.

- Нужно хорошенько подумать, Сеньора. Должны же остаться какие-то воспоминания, нечто такое, что могло бы послужить ключом к разгадке. Тебе надо взять карандаш и бумагу и постараться записать все, что только удалось запомнить. Записи помогут тебе восстановить в памяти те события, и к тому же там может оказаться этот самый ключ. Может быть это будет всего-навсего какое-то одно-единственное слово, сказанное им по возвращении... Это может быть что угодно.

Уин Стендиш сел в одно из кресел.

- Сеньора, я уже обо всем передумал. У вас много скота, но скот здесь есть у всех. Рынка сбыта нет, и продаются только кожи. Еще у нас есть лошади, но и лошади здесь тоже есть у всех. Так что продать ранчо было бы невозможно, даже если бы за ним и не числилось бы долгов. Последний раз за проданные угодья удалось выручить только по десять центов с акра... земля есть у всех.

- Если бы не пожар, - сказал брат Майкл, - все было бы хорошо. Но я все же думаю, что Сеньора была права, когда решила посеять пшеницу.

- И вам пришлось взять в долг, чтобы купить семена, - согласился Уин.

Эйлин Малкерин вздохнула.

- Что было, то прошло. Что сделано, то сделано. Затея с пшеницей и в самом деле была хороша, к тому же и росла она замечательно. Она принесла бы нам небывалый доход... если бы не этот пожар.

Брат Майкл махнул рукой, как будто желая тем самым отогнать от себя грустные мысли.

- Дважды отец уходил в горы за золотом, и оба раза он его находил. Он несомненно знал, куда идти... по крайней мере, во второй раз.

- Мы всегда жили небогато. Первый раз он отправился туда, когда у меня родился ты, Майкл. Времена были тяжелые, и нам очень были нужны деньги. И тогда твой отец оседлал своего коня, и взял двух лошадей - вьючную и еще одну под седло.

- Лишнюю лошадь? Для кого-то еще?

- Кто знает? Может быть просто для того, чтобы время от времени пересаживатьсчя на нее самому, давая отдых своему коню.

- А еды сколько взял? На день? На три? Или же на неделю?

- Я бы сказала, что той провизии хватило бы на неделю. Вообще-то ему было нужно больше, но он еще собирался охотиться. Он обычно добывал мясо на охоте.

- Значит, неделя пути?

- Если бы я только мог хоть что-то для вас сделать! - воскликнул Уин. - Я уже занял деньги на магазин. Но может быть все-таки...

- Ты и так уже сделал для нас более, чем достаточно.

Она посмотрела в окно, на залитый ярким солнцем дворик перед домом. Шел 1844 год, и в то время разжиться деньгами в Калифорнии было весьма нелегко. Здесь было вдоволь еды, хорошего мяса, гороха, короче, было все необходимое для жизни, но вот с наличными деньгами дело обстояло совсем иначе. Казалось, что все находились примерно в одинаковом положении, и тут теперь такое.