Индикатор - Олег Дольский

Николай расслабился на мягких сиденьях из кожзама и в первый раз за это утро призадумался об ответственном совещании, на которое он так спешил. Никакого доклада ему делать не предстояло, тем не менее, справедливо полагаясь на свою интуицию, он знал, что каждый раз такие совещания, проводимые в его Институте биокрионики, сулили ему какую-то экстренную работу, скорее даже аврал. Это только с виду он был менеджер среднего звена, на деле же он являлся заведующим лабораторией криоконсервации. Трудился, что немаловажно, по специальности и работу свою очень даже любил. Был в его деятельности элемент технического творчества, изюминка научной непредсказуемости. В знаменателе же была весьма достойная оплата его технических разработок. Однако самое главное, за что он ценил свою работу, – почти никогда и никуда не надо было спешить. Сидишь, делаешь свою работу, и никто тебя не напрягает со сроками. Никаких планов на месяц, год и пятилетку, что в наш бешеный менеджерский век составляет немалую ценность.

Вагон, в котором ехал Николай, был двухсекционный, с «гармошкой» посередине, а сам он сидел практически в самом его конце. На очередном перегоне между станциями из первой половины вагона раздался громкий и настойчивый голос, обладателями которого чаще всего являются кондуктора, полковые командиры и менеджеры прямых продаж. Поскольку ни первых и ни вторых в метро, как правило, не бывает, то, как это логично следует, настойчивый голос принадлежал менеджеру прямых продаж.

– Уважаемые господа! Прошу минуточку внимания! – голос вещающего продавца был немножко хрипл и надорван. – Представляю вашему вниманию уникальный продукт – шариковую ручку с симпатическими чернилами. Производит это уникальное изделие японская компания «Натсубиси». Сейчас я продемонстрирую вам этот исключительный канцелярский товар…

Николай, исполненный брезгливости, закрыл глаза. Он не хотел слушать этот мужской навязчивый голос, показавшийся ему почему-то знакомым, и уж тем более смотреть на то, как этот коробейник будет рисовать на листе линии и цифры, которые через короткий промежуток испарятся и исчезнут. Будучи человеком, близким к химии и физике, секрет подобных фокусов он прекрасно знал. Да, ручка, конечно, интересная, и в быту её иметь не помешает. Например, для того, чтобы подписывать неудобные контракты или, например, свидетельство о регистрации брака. Можно было бы стать многожёнцем или аферистом. Но ему-то это зачем? Да и пассажиры особого трепета к рассказчику не испытывали. Некоторые пытались предстать спящими, словно бы рядом с ними находился попрошайка или пожилая женщина с тяжёлыми сумками, и они никак не хотели уступать ей место. Впрочем, одна девушка средних лет, сидящая в первой половине вагона, всё же отважилась и приобрела исключительный товар. Наверно, она была фанатом известного актёра Александра Абдулова, ещё четверть века назад покорившего её ролью правдолюба-авантюриста в киноленте «Гений». Занятный был фильмец бойкого перестроечного времени, и ручка с симпатическими чернилами в том кино засветилась.

В межвагонной арке появился продавец – плотный моложавый брюнет среднего роста в чёрной кожаной куртке и с чёрной дерматиновой сумкой, перекинутой через плечо. В руках парень держал пачку разноцветных стеклянных ручек и чёрную папку с прикреплённым снаружи белым листом в клетку.

Николай нехотя скользнул взглядом по представителю активных продаж, и его узковатые глаза вмиг стали круглые.

В глазах продавца ручек в ответ росчерком молнии промелькнули и неожиданность, и испуг, и радость внезапной встречи.

О, его величество случай!

– Артур! – радостно воскликнул Николай. – Вот так встреча! Узнаёшь?

Артур Олагин, ныне продавец симпатических ручек, конечно же, узнал своего бывшего институтского одногруппника из Казани, где оба учились два десятка лет назад. И в глубине души был очень рад этой неожиданной встрече, хотя и был изрядно смущён. Ему стало даже стыдно, что он занимается здесь таким не особо благовидным делом. Не милостыню, конечно, просит, но твёрдо указывает на своё невысокое положение в социальной иерархии (по крайней мере, в сравнении с Николаем).

Заметив, как одногруппник вспотел, жалко улыбается и даже потерял на радостях дар речи, Сабаев насильно усадил его на свободное рядом с собой сиденье и настойчиво повторил вопрос:

– Ну что, узнаёшь?

Олагин вышел из оцепенения, вытер пот с лоснящегося лба и отчётливо констатировал:

– Узнаю брата Колю!

Товарищи обнялись. Пассажиры искоса глядели на них, пытаясь понять, кем же приходятся друг другу лощёный франт и потрёпанный коробейник в турецкой куртчонке.

Проснулся даже бомж в углу вагона, одарив встретившихся товарищей мутным взором. Чёрными от грязи руками он почесал небритую щетину на лице и, одобрительно ощерившись тёмной пещерой беззубого рта, снова уснул.

– Ну, ты как? Тоже в Москве теперь живёшь? – начал серию дежурных риторических вопросов Николай.

Артур что-то ответил в дежурном режиме, задав в свою очередь такие же обыденные вопросы. Однако было ясно, что на бегу этот диалог не может быть полноценным. Тем более, Николай уже собирался выходить на следующей.

Товарищи спешно обменялись телефонами, договорившись встретиться уже сегодня вечером за рюмкой чая в каком-нибудь хлебосольном общественном месте.

Перед выходом Сабаев поинтересовался:

– А сколько, говоришь, стоят твои ручки?

– Да 100 рублей штука. Но – чисто японский продукт… – начал свою мантру сейлз-менеджера Олагин.

Николай вытащил из кожаного портмоне тысячерублёвку, протянул её Артуру:

– На всё, пожалуйста!

– Зачем, Николай, тебе столько? Спасибо, конечно… – Артур был смущён щедростью, но машинально уже вручил ему пачку с 10 ручками.

– Ты что, я давно мечтал такие купить, только всё руки не доходили, – Коля дружески потрепал Артура за плечо. – Девчонкам подарю. Так, всё, пока, до созвона.

На Курской человек с кожаным портфелем растаял в толпе. Человек с дерматиновой сумкой пересёк перрон и вскочил в первый вагон поезда, идущего в противоположную сторону. Каждый отправился заниматься своим делом.

Выйдя на поверхность, Николай набрал номер жены: ему не терпелось поделиться новостью.

Сабаевы, после того, когда у них родились сыновья-погодки, на семейном совете решили, что жене Кате будет лучше всего сидеть дома и вести хозяйство. К карьерным высотам она особенно не стремилась, а приличная зарплата мужа позволяла вести безбедный образ жизни и даже временами шиковать: ездить на заграничные курорты, следить за новинками моды, регулярно пополняя свой гардероб, раз в три года менять автомобили, с каждым разом покупая всё более дорогой и престижный. Ну и всё такое прочее. Да и материнский капитал от правительства России в размере свыше 400000 рублей – невесть какое весомое подспорье, но подтверждает давно известную истину, что деньги плывут к деньгам. Словом, взрастить и взлелеять Алексея и Елисея без трудоустройства матери их Кати было делом нехитрым, и она была вполне довольна таким положением вещей. Если у женщины есть муж, твёрдо стоящий на своих двоих, то это не стена, а скала. И Николай относился к этому самому разряду скалоподобных: всё для семьи, всё для жены, всё для детей. Любая о таком мечтает, но не каждая обретает.

– Да, дорогой, – откликнулся в трубке миндальный голос супруги-домохозяйки. – Ты уже добрался до офиса?

– Добрался, лапа, рядом уже. Ты не представляешь, кого я сейчас в метро встретил!

– Кого? – в недоумении спросила Катерина и сделала робкое предположение: – Неужели Путина?

– Ты даёшь, подруга, – звёзды не ездят в метро и президенты тоже, – усмехнулся Коля.

– Ну, Коль, ну дай тогда наводку! – взмолилась супружница.

– На водку я тебе не дам и на пиво не дам. Но подсказку сделаю: кто тебе прожёг свитер на занятиях по химии в далёком 91-м?

– Уф, так бы сразу и сказал. Неужели Артурку?

В памяти Екатерины сразу всплыл первый курс в Казанском химико-технологическом, где все они тогда вместе учились. Олагин, будучи мальчиком влюбчивым и впечатлительным, на лабораторных занятиях по химии засмотрелся на милое Катино личико. В итоге неудачливый химик пролил на её сиреневый свитер пару капель соляной кислоты, за что сразу схватил пару по предмету и нагоняй от владелицы свитера.

– Он самый, Катенька, собственной персоной. Дошёл уже до ручки!

– Как дошёл до ручки? Что с ним? – взволнованно спросила Катя.

В своё время она испытывала взаимную симпатию к Артуру, и если бы не напористый Николай, взявший Катерину в плотное кольцо своих любовных устремлений, то ещё большой вопрос, какую фамилию она носила бы сейчас. Впрочем, в её нынешнем прекрасном положении, ни о каких сомнительных альтернативах ей думать даже не хотелось. А в голове витала сладкоголосая птица Юность со всеми присущими ей исканиями и искушениями, ошибками и соблазнами. О боже, на ум сразу приходят строки из известной грустной песни: «Как молоды мы были, как яростно любили, как верили в себя…»