Автостопом до алтайского яка - Ольга Овчинникова

– Иду, – устало киваю. – Зови.

…В кабинет заходит пожилая женщина маленького роста. Ставит на стол коробку, из глубины которой на меня смотрит маленький рыжий котёнок. Сегодня в клинике, похоже, день Рыжих Котов. Вид у котёнка относительно жизнерадостный: вернее, у передней его части, а вот задняя…

– Давно? – задаю дежурный вопрос, беря зажим для проверки глубокой болевой чувствительности.

Женщина откашливается и глухо произносит:

– Четыре месяца как… Собака… Схватила зубами за спину… Его зовут Боня.

Цепляю зажим за палец задней ноги: мне нужно, чтобы он матюгнулся, но Боня не реагирует никак. Плохо. Проверяю другие рефлексы. Мышцы на спине атрофированы – из-за этого кости таза выступают, словно у дистофика – и костяшки на пальцах протёрты до болячек. Наконец, выдаю вердикт:

– На ранних этапах могла бы помочь операция, но прошло слишком много времени.

– Мы делали… анализы, – волнуясь, говорит женщина и суетливо достаёт из узкого пакета целую пачку бумаг. Листок рентгеновского снимка грузно планирует и приземляется на пол.

Изучаю бумаги и снимок. Тихим голосом женщина говорит:

– Нам сказали… Что всё безнадёжно. И что надо усыплять.

– Писает? – продолжаю спрашивать я, игнорируя крайнее сказанное ненавистное мне слово.

– Моча подтекает потихоньку, – отвечает женщина всё тем же глухим голосом.

Похоже, сегодня в клинике не просто День Рыжих Котов, а День Безнадёжных Рыжих Котов.

Таких животных за границей усыпляют сразу – из гуманных соображений к владельцу животного. Именно к владельцу, потому что за таким животным, передняя часть которого вполне жизнеспособна и бодра, нужен особый уход, – четыре раза в день отводить мочу, надавливая на живот руками; переворачивать с боку на бок, чтобы не было пролежней; бесконечно мыть заднюю часть тела, которая пропитывается мочой и нарастает какашками, которые тоже валятся сами по себе и скапливаются огромным комком в спутанной под хвостом шерстью. А летом следить, чтобы мухи не отложили яйца, из которых вылупляются голодные до плоти опарыши. Отвести мочу – грамотно нажать на мочевой пузырь так, чтобы опорожнить его – получается далеко не у всех.

Развитие спинальной походки – это единственная возможность реабилитировать такое животное: при этом задняя часть тела остаётся нечувствительной, но воссоздаётся аналогия ходьбы за счёт рефлексов и развития равновесия у животного.

Реабилитация трудная, часто безуспешная. Иглоукалывание, массаж, плавание, пассивные движения, длительные тренировки на равновесие. И не один месяц. Но часто, даже при должном уходе спинальникам остаётся только передвигаться в специальной коляске, в которую помещается задняя часть тела.

Все эти безнадёжные мысли пролетают в моей голове стремительной стаей. Сбивчиво озвучиваю их, налегая на основное: прогноз плохой.

К моему величайшему облегчению, женщина больше не говорит об усыплении, только грустно улыбается, складывая бумаги обратно в пакет – комкает, кладёт, как попало, руки дрожат – и уходит, прижимая к себе коробку с котёнком, так и не озвучив своего решения.

…В ночь выходят Дима и Оля, – я их обоих обожаю.

Остаюсь после смены, ибо другого времени для благотворительности нет. Ночью, как назло, идут люди. Суббота – такая суббота.

– Димыч… у меня тут кот… на уретростому. Но я сама его… – тут я судорожно сглатываю, – прооперирую. Мне бы только кто на наркозе постоял.

Димка с лёгкостью соглашается и даже мастерски делает коту эпидуралку8 с наропином, что даёт нам время и освобождает от укачивания пациента убойными дозами наркоза.

Мы с Димой на операции, Оля на приёме. У меня жуткий мандраж, но руки не трясутся: когда Дима рядом – я спокойна. Умеет же человек успокоить одним своим присутствием! К тому же он теоретически тоже знает технику операции, и про подробности и особенности: какие мышцы подрезать и что отпрепарировать, чтобы не было рецидива и зарастания стомы9.

Аккуратно оперирую. Звонко пикают мониторы. Димка дозирует наркоз и молчит. Кот лежит отлично.

Проникаю в широкую часть уретры: здесь уже должен проходить толстый собачий катетер, но и кошачий не идёт – забито конкретно. Выгребаю ложечкой кучки песка, как из микропесочницы, откровенно матерясь. Несмотря на это ничего не получается – катетер не проходит, и я рискую порвать им уретру.

Смотрю в отчаянии на Диму, он спокойно говорит:

– Так, ладно. Брось ты это дело. Расширяй поле, пойдём со стороны мочевого.

Цистотомия10. К такому, что называется, жизнь меня не готовила. Через брюшную полость извлекается мочевой пузырь, делается разрез, и через него нужно попытаться провести катетер изнутри мочевого пузыря наружу, то есть ретроградно, не побоюсь этого слова. Видение процесса проплывает в моей голове туманом. Знания тоже – чисто теоретические.

Хорошо, хоть крови немного, что даёт коту шансы.

Закрываю салфеткой недоделанную стому, расширяю операционное поле на животе, делая доступ к мочевому пузырю. Разрезаю кожу – там сплошной жир: если у кота и сохранился где-то жир, то именно на этом месте – внизу живота, и он мешает. Удаляю излишки, иначе не добраться до белой линии живота. Кровит. Накладываю зажимы.

Аккуратно разрезаю брюшную стенку, чтобы не задеть выпирающий изнутри мочевой: Дима предупреждает об этом, но я помню и так. Благодарна ему за комментарии. Наконец, наружу извлекается мочевой пузырь – он ненормально бордовый и плотный, с толстой воспалённой стенкой. Цепляю его на две лигатуры с зажимами, вывернув наружу.

– Ишь ты, всё по науке делаешь, – смеётся Дима.

Так… Говорят, нельзя резать мочевой с вентральной стороны – спайки…

Разрезаю мышечную стенку с дорсальной, пытаемся откачать мочу, обложив мочевой горой салфеток, но всё равно после разреза моча льётся фонтанчиком наружу, едва успеваю направить его подальше от операционной раны.

Провожу катетер через разрез в мочевом пузыре в сторону уретры – не идёт. Изменяю угол наклона на более горизонтальный. Никак. Мощно забито песком. Дима пытается промыть физраствором – но мочевой наполняется, а в уретру жидкость не идёт. Других вариантов нет: или пытаться катетеризировать его снова и снова, или усыплять.

Дима аккуратно вращает катетер, а я пытаюсь нащупать его со стороны будущей стомы пальцами – вот он, практически на выходе, но – не идёт. Маленьким пинцетиком опять выгребаю песок, пытаясь не травмировать уретру. Пробуем снова: физраствор не идёт. Громко и отчаянно матерюсь. По спине течёт холодный пот.

Наконец, мы решаем пытаться катетеризировать его ещё раз со стороны будущей стомы. Я беру катетер в руку и умоляюще говорю, едва не плача:

– Господи, пожалуйста, помоги мне…

Под давлением, вращая катетер, закусив обе губы в преддверии приближающейся истерики я веду его, надеясь на то, что не прободяжу сейчас уретру куда-нибудь в бок, в рыхлую клетчатку тазовой полости или, ещё хуже, в саму тазовую полость. С огромным трудом, но катетер куда-то продвигается.

– Стой, – говорит Дима.

В ушах шумит, и я его не слышу.

– Да стой! – говорит он уже громче.

В ужасе останавливаюсь. Что? Получилось? Вижу, что из разреза в мочевом пузыре торчит кончик катетера. Ура. Ура, ура, ура. Я чуть не падаю, обессиленная. Мы сделали это!

– А-а-а! Мы сделали это! – тихо, но эмоционально кричу Диме.

– Всё, зашивай мочевой, – предвосхищает моё падение Дима: видимо, я жутко торможу, раз он пошагово говорит, что и за чем мне нужно делать.

Беру шовник, зашиваю мочевой маленькими узловатыми швами. Дима за непрерывный, но я видела и такой вариант: мне он кажется более надёжным. Проверяем герметичность, через шприц наполняя мочевой физраствором. Не сифонит. Довольны.

Подшиваю ко швам внутренний жирок, чтобы мочевой не прирос, куда не надо. Обмываем его физраствором снаружи, погружаем внутрь и в этот момент в моей голове звучит:

– Он женат.

От неожиданности я вздрагиваю и едва не роняю иглодержатель. Дима смотрит на монитор, а я – на него. Поворачиваю голову вправо и вижу Джая: так зовут моего Ангела. По виду – обычный парень, брюнет, выше среднего роста, с суточной щетиной на щеках и ярко-голубыми весёлыми глазами. Одет в белую льняную рубаху с такими же широкими штанами, и ещё Он очень харизматичен. За спиной – два белых крыла, без которых Его с лёгкостью можно было бы принять за обычного человека. Расслабленно сидит на полу операционной, оперевшись спиной с крыльями в стену, и отвлекает меня!

– Димон-то? Ясен пень, он женат, – мысленно отвечаю Джая. – Я знаю это, не отвлекай!

Мне бы сосредоточиться…

– Я не про Диму говорю, – поясняет Джая серьёзным голосом, глядя на меня снизу-вверх и не моргая.