Чёрная луна - Галия Алеева

распущенными рыжими волосами она странным образом выглядела простой и страстной одновременно. Многим она показалась заботливой. А ее взоры, брошенные на Александра, походили на взгляд любящей женщины. Но только Сергею читалась в ее глазах паника загнанной в угол жертвы, раболепствовавшей перед тем, кто сильнее. Однако этот взгляд не кричал о ее слабости, он казался наполняющимся местью. Пара тогда немного постояла во дворе участка. Он обнял жену и поцеловал в макушку, она обвела взглядом округу, как будто пытаясь найти причину задержаться еще, но развернулась и ушла.

Ни Сергей, ни Александр, ни другие коллеги никогда не вели подробных разговоров о личной жизни. Из редких общих фраз складывалось впечатление, что у всех отношения в семье были одинаково спокойные. К тому же и сам Лучный был отстраненным и замкнутым человеком, жену которого еще в молодости забрала онкология.

Однако при редких пересечениях по общим делам, интуиция Сергея подсказывала ему, что дела у пары на самом деле паршивые.

Несколько лет спустя, на похоронах Александра, он не мог отделаться от странного ощущения. Казалось, что вдова прятала глаза в темные очки не из желания скрыть слезы, а потому что маскировала радость. Но доказательств, подтверждающих такие догадки, у него не было, поэтому Сергей просто отогнал неясные мысли.

Но сегодня ночью, когда Лиза пришла заявить о пропаже ребенка, он уже отчетливо поймал внутри знакомый, бегающий холодок. Эта женщина точно не та, за кого себя выдает. Такое бывало с ним только рядом с братками из девяностых, которые могли на вид быть даже интеллигентными, но при этом не чурались пыток и жестоких расправ друг с другом. От того, что Лиза вызвала такие воспоминания Сергею стало жутко.

***

Башня старинного монастыря из своих арочных отверстий обычно пялилась в окна его рабочего кабинета пустотой цвета бесконечности. Но сегодня, пока Лиза писала заявление, башня превратилась в маяк, направив на Сергея кровавый прожектор. Похоже, рабочие зажгли лампы в ее глубине. При этом возник странный эффект – не свет засиял внутри черных глазниц, а мгла засочилась из их чрева, отчего ночь в округе становилась темнее, чем была на самом деле.

В голове Сергея появилась мысль: чтобы найти ребенка, нужна провокация.

– Если ты считаешь, что Леву украли, давай привлекать СМИ.

– Да, точно! И еще указать телефон, если они захотят выкуп. Вдруг позвонят! – оторвалась она от листа.

– Лиз, а почему ты считаешь, что им нужен выкуп? – спокойно спросил Сергей.

– Я не знаю… Просто накидываю варианты, – промямлила она, вернувшись к бумаге, и наигранно шмыгнула чистым носом.

***

После общения с журналистами Сергей повез Лизу домой. Оба молчали весь путь. Он прислушивался к ощущениям рядом с ней. Она еле сдерживала себя в маленькой коробочке своего тела, чтобы не разорваться от яда внутри. В зеркале автомобиля Лиза увидела, что кто-то смотрел на нее оттуда – тот, кто носил ее шею, лицо, глаза и рыжие кудрявые волосы. «Растрепались. Это отлично» – подумал тот про себя, а Лиза трясущимися руками достала расческу из сумочки и стала судорожно водить ею по голове.

Дома их ждал младший помощник Сергея. Ему поручили приглядеть за младшим полуторагодовалым сыном потерпевшей и заодно осмотреть квартиру.

Когда-то голубые, а сейчас серо-желтые обои предательски обозначали границы своих полос, отходя от стен. С их цветом сливались межкомнатные двери, покрашенные лет двадцать назад белой краской. Сверху их украшали сырые полотенца и сваленное на сушку белье. Развесить его на балконе у Лизы обычно не хватало сил.

На полу комнаты были разбросаны детские игрушки. На них с укором смотрел сервант, который видал еще бабушку Лизы. Как и хрусталь, натертый до блеска. Рефлекс водить мягкой тканью по старым вазам был глубоко всажен в Лизину голову. Она занималась этим по утрам каждое воскресенье, как учила мертвая бабуля, а со временем привычка превратилась в спасительный ритуал, помогающий уйти от действительности. «В любой непонятной ситуации натирай хрусталь. А также стекла и зеркала в серванте» – Лизин девиз по жизни. Монотонные действия отгораживали ее от проблем и соединяли с чем-то древним. Она словно уносилась во времена, когда женщины только и делали, что сидели, застыв за одним и тем же занятием.

Младший помощник, выходя встречать Сергея, запнулся за край отошедшего от пола линолеума и чуть не упал.

– Обычно это место у нас коврик прикрывает. Как раз, чтоб ногами не зацепляться. Правда, не знаю, куда он сейчас делся, – промямлила Лиза.

Лакированные шкафы цвета вчерашней заварки не закрывались до конца, но не потому что ломились от одежды, а оттого что та валялась комом на полках. На комоде стоял громоздкий музыкальный центр и видик с кассетами родом из девяностых. И еще парочка полок с книгами, которые не трогали, судя по слою пыли, в отличие от хрусталя, столько же лет, сколько бабулю в гробу. Чужаком из будущего на их фоне смотрелся современный тонкий телевизор на стене размером с окно. Само окно было пластиковым, но завешано шторами того же цвета, что и видавшие виды обои.

Последние несколько лет у Лизы не было сил ни на уборку – она наводила чистоту только перед приходом гостей, ни на то, чтобы вымыть голову – она вспоминала об этом, лишь собираясь на улицу. Иногда даже почистить зубы сил не находилось. И вовсе не из-за лени – просто почти всю энергию забирали слезы. Ее сжирала черная дыра внутри. Большую часть времени она лежала и молча плакала. Определить причину нахлынувших слез никак не удавалось. Хоть бы мозг нашел какую-то зацепку!

«Кто тебя обидел, Лиза? Чего тебе хочется, Лиза? Почему ты плачешь?» – вела она внутренний диалог.

«Я не знаю. Меня одолевает «слезный ступор» – так она определяла свой припадок. И добавляла про себя: «Как жаль, что, спрыгнув с третьего этажа, не получится разбиться насмерть! Только покалечусь».

С детьми Лиза не играла, но все же заботилась о них. Следила за тем, чтобы они не болели, были вовремя накормлены и нормально одеты. Чтобы соседи и воспитатели в садике могли сказать про нее: «приличная женщина и хорошая мать».

В моменты прилива энергии, которые отдаленно напоминали вдохновение, она бралась за швейную машинку и тогда квартира оживала. Стук механизма напоминал биение здорового сердца, словно бегун мчался к своей цели. И этот звук ненадолго придавал бодрости тому потухшему существу, звавшемуся Лизой. Но чаще она садилась за рабочий стол из чувства ответственности за детей – чтобы сшить заказанные наряды и немного заработать. Особенно плодотворными днями