В баню - Иван Поляков

хозяйки, с годами-таки появилась кухня и уборная. Спальня, а следом, внезапно, детская. Гостиная… но всё это оставалась в «черновом» наброске.

Как хороший рысак, Ингрид предпочитала выходить на финишную черту (на праздник) без временных опор, а также следов от дота* в их гостиной.

На сей раз у неё… не всё получилось.

Годы брали своё, и даже шкаф со второго этажа, сервиз и грамота «Лучшей швее на дому» неспособны были прикрыть всей драмы оголённой породы.

Не надеясь на мужа, гномиха Сама, как муравей, притащила его дубовое кресло. Его рабочий столик и пробабушкину вазу с неё саму размером.

Фарфор она поставила в противоположном конце гостиной.

… И дважды помыла окно, чтобы яркий зимний отсвет играл на очень тонкой лазури.

Почему-то… полурабочий стол Пня… пришёлся не к месту.

Строгий, знающий как будто все тайны мироустройства взгляд Ингрид сразу подметил — торчащую в верхнем-дальнем-левом углу руду. Пенька даже о ней не позаботился.

«Салфетку надо будет повесить», — решила Ингрид.

И на этом пока что остановилась.

Оценив вид мужа, она ненавязчиво посмотрела на трофейные часы.

Коротенький пиджак с золотою вышивкой затрещал на нежных, покатых плечах жены и матери.

Сколько веков она уже тянула эту ношу.

— Ещё только три, — заметила гномиха.

— Ну… да.

Пень не столько согласился, сколько кивнул.

И свиснул носом.

Ещё в молодые годы бревно угодило ему в переносицу, так что всякий раз, когда это было не к месту, гном начинал свистеть.

Полненькие пяточки Ингрид вновь забили по уставшей породе. Обойдя верстак устройства книжка и подвинув пальцем рубанок (тот лежал уж очень криво), она приняла головной убор из рук главы почтенного дома.

Очень мило улыбнулась:

— Не пойдёшь.

Пень вздрогнул. Живописно грязные пальцы его тут же вцепились в край лисьей «тумбы». Фирменные, на конской подкове, сапоги забили по краю подоконника.

Ткань натянулась.

— От-пус-ти.

— Пять-сот крон сто-ит.

Пень отпустил.

Ингрид, подув, оправила рыжий мех.

Гневный присвист выдал раздумья Пня.

Всклокоченный и в благородной проседи, с вечно торчащей бородою он напоминал внушающую картину.

Под густыми бровями гнома угрюмо сверкало пламя древнего горна.

— Я же договаривался!.. Ты же знаешь. У ёлки.

Ингрид знала всё.

— На три часа?

— Да!

— С Каской.

— Н-у… да.

— И насколько он в этот раз опоздает?

— …

Чувствуя, что козыри уходят, Пень принял вид оскорблённый.

Усы его стали подниматься, поднялись ежом, отражая поток скорой мысли.

— Я его подожду.

— В лесу?

— … Да, но … он же придёт!

— Как только навестит жену, любимую тёщу и собаку брата!

— … Тогда я здесь подожду, — весьма рассудительно выдохнул Пенька.

— Раздевайся!

Ответ червонной дамой.

Столь внезапно возникшее, новое требованье, буквально поставило Пня в неудобную позу. Пенька хмуро воззрился на большую люстру… Им выдолбленную в позапрошлый четверг. Из завскладом.

На вазу, вырезанную гномом из камня.

Из шахты, где он подрабатывал по выходным.

Теченья его стратегической мысли не хватало.

Пора было вскрываться:

— ЗАЧЕ-ЕМ?

— Да ты вспотеешь! А после на мороз! Тебе прошлого года мало было?!

Джокер, а сверху ещё один туз…

Такая пошла игра.

Пень оставил карты «с богом».

Чуть поразмыслив, он перешёл на шахматы.

А ещё немного подумав — на щелбаны. Старинную игру всех гномов, с которой он возился каждый обед.

(С королей великолепно слетала корона, а похожие на статуэтки кони активно рассовывались благодарной публики по карманам).

«И одна фигура может влететь в лоб!»

Поглядев на торжествующую супругу, на пол, который очень скоро придётся мыть, Пень… как на закланье, подошёл к своему столу-верстаку.

Поправил рубанок. Глянул на стружку: не слишком ли та запылилась?

Взяв рабочую кепку, он тяжело вздохнул:

— Пойду я.

И, пока супруга делила три на восемь, — бросил лыжи в окно.

— Ах ты!... — Ингрид вспыхнула. — Если забол*ешь…

Что конкретно пообещала главе семейства его судьба.

Что сулил день грядущий, — по счастью, этого Пень уже не успел услышать.

Так как вышел в окно.

Несколько раз он перевернулся в воздухе… а после лицом уткнулся в молодой, такой хрустящий, нежный снег.

Победа!

* Дот — первый подручный инструмент любого гнома.

Отсылка к шарошечному долоту.

Глава III. Интересный малый

Отплёвываясь и размазывая ещё не окрепший толком снег по лицу, Пень бодрым маршем, на пузе, устремился к сиротливо «раскинувшимся» лыжам.

Подобр-ал родные.

Не так-то просто…

Не так-то просто было выбраться на скользкую дорожку, но гном, повидавший «доступные обеды» по цене трёх полных рабочих смен за тарелку, сумел и это.

Блистательно — он пару раз подпрыгнул. И похлопал себя по помятым в ярко-рыжих заплатках бокам.

Грудь его надулась, а настоящие, приглаженные техническим салом, гномьи усы солидно встали ежом.

Картина была великолепной.

Пенька присвистнул носом.

— И ветчины не забудь купить! — бросила Ингрид со стороны горшков.

Махнув тряпицей на прощанье, гномиха захлопнула окно.

Крупные (самые крупные, какие Пень только мог себе позволить) серьги-капельки вызывающе сверкнули на прощанье. Ставни хлопнули повторно. Стёкла выдержали.

На улице Светлой шахты, меж бюстом Варвара Освободителя и старой флегматичною сосною — стало тихо.

«А ей идёт», — не мог не ответить Пень.

Это платье.

Особенно удачно оно подчёркивало у гномихи живот и бёдра.

Почти любой фасон, какой бы Ингрид ни отыскала, всегда подчёркивал бёдра.

Дом-скала с десятком окон показался необычайно белым. Небо было серым. И ледяная крошка мерно ссыпалась с облаков.

С детской наивностью она собиралась подпереть их дверь.

Истинному гному— сугроб не помеха!..

Выдохнув белое, но непременно большое и внушительное облачко, Пень шершавой ладонью пригладил совершенно гладкую макушку. Сопнул, как принято было в их семье, и свистнул. И кепку с утепленьем нахлобучил чуть пониже.

Он бы и на уши натянул, да те, как всегда, стояли торчком!.. Что с ними поделать.

Пенька отыскал утеплённые рабочие перчатки мастерской «Фиалка». Поглядел на вышитую очень искусно пару сиреневых ромашек. Дважды подумал. И вновь оценивающе посмотрел на заснеженную гору.

«Хорошая погода сегодня».

Было тихо после первого дня. И пусто. Необычно светло на скользкой дорожке... Даже непривычно. Оглядевшись, гном нашёл на горизонте тёмный кудрявый ельник. Белая шапка снега очень шла ему.

«Разве я подождать не могу?!.. В лесу».

Пень ещё раз сопнул. И принялся привязывать пару больших охотничьих лыж к ногам. Захрустел рыхлый снег. И скрип от хорошо натёртых, но старых пошёл вдоль улицы