NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

соседних домах зажигались огни – люди возвращались с работы, готовили ужин, смотрели телевизор. Обычная жизнь обычных людей. Мне казалось, что я застрял где-то посередине – между миром искусства, куда я так и не смог по-настоящему войти, и миром обычных людей, к которому уже не мог вернуться.

Взгляд упал на стопку альбомов и каталогов на столе. Верхний был открыт на статье о рынке NFT. «Новая золотая лихорадка: как цифровые токены меняют мир искусства». Пафосный заголовок, за которым скрывалась простая истина: люди всегда найдут способ делать деньги из воздуха.

Я сделал глоток виски, и внезапно меня осенило. Что, если проблема не в отсутствии таланта? Что, если дело в неправильном подходе? Я слишком долго играл по чужим правилам – пытался продавать реальное искусство на рынке, который все больше ценит виртуальное. Пытался продвигать работы с историей и смыслом в мире, где анонимность и загадка ценятся выше мастерства.

Я открыл ноутбук и начал гуглить информацию о сегодняшнем лоте. X-7, анонимный художник, появившийся ниоткуда полгода назад. Никаких интервью, никаких фотографий, только цифровые работы и загадочные заявления, опубликованные через посредников. Классическая стратегия искусственного дефицита – когда недоступность повышает ценность.

Странно, что я не подумал об этом раньше. Все эти годы я пытался пробиться как консультант, как представитель художников. Но что, если создать художника с нуля? Виртуального, недоступного, окруженного тайной. Художника, который существует только в информационном поле и на блокчейне. Совершенную иллюзию, отвечающую всем запросам современного арт-рынка.

Идея была абсурдной, рискованной и, возможно, не вполне законной. Но чем больше я о ней думал, тем более привлекательной она казалась. У меня были знания рынка, связи в арт-сообществе и, что важнее всего, полное отсутствие моральных барьеров. Последнее было критически важным навыком для выживания в современном искусстве.

Я допил виски и налил еще. В голове постепенно формировался план. Мне нужно создать не просто анонимного художника, а целую легенду. Историю, которая зацепит, заинтригует, заставит говорить о себе. Я начал набрасывать ключевые пункты:

Загадочная личность с трагическим прошлым

Принципиальный отказ от публичности

Революционный взгляд на цифровое искусство

Философская концепция, связанная с современными тревогами общества

Я усмехнулся. Это было похоже на сборку конструктора «Идеальный современный художник». Циничный подход? Безусловно. Но разве весь современный арт-рынок не построен на цинизме, упакованном в красивые слова о концептуальности и новых смыслах?

Телефон снова завибрировал. На этот раз сообщение от Вероники, моей бывшей. «Видела тебя сегодня на аукционе. Не хотел подходить? Или делал вид, что не заметил?»

Я поморщился. Вероника Листьева, талантливая художница, создающая странные, но впечатляющие инсталляции из промышленного мусора. Мы расстались два года назад, когда она обвинила меня в «продажности» и «предательстве истинного искусства». Глупая идеалистка. Она до сих пор верила, что искусство должно менять мир, а не приносить деньги.

«Был занят. Анализировал рынок», – коротко ответил я и отложил телефон.

Вероника была слишком принципиальной для моего плана. Она бы никогда не одобрила создание фиктивного художника. Но, возможно, именно поэтому мне стоило держать ее в поле зрения. Чтобы не забывать о границах, которые я собирался пересечь.

Я открыл новый документ и начал набрасывать биографию своего несуществующего гения. Имя пришло само собой – Алекс Фантом. Достаточно звучное, чтобы запомниться, и достаточно неопределенное, чтобы не привязывать к конкретной национальности. Фамилия откровенно намекала на призрачность, иллюзорность, но в мире, где художники называют себя Бэнкси или Покрасом Лампасом, это не вызовет подозрений.

К трем часам ночи, после бутылки виски и десятка чашек кофе, у меня была готова черновая версия биографии Алекса Фантома. Родился в неблагополучной семье. Рано потерял родителей. Жил в разных странах. Получил образование в области компьютерных технологий и искусства. Пережил личную трагедию, после которой отказался от публичности и начал создавать цифровые работы, исследующие тему иллюзорности современного мира.

Звучало достаточно убедительно и при этом достаточно размыто, чтобы не вызывать конкретных вопросов. Идеальная легенда для рынка, который любит загадки, но не любит копать слишком глубоко.

Я откинулся на спинку кресла и потер уставшие глаза. Впервые за долгое время я чувствовал азарт. Мой мозг работал с той ясностью, которая бывает только в моменты крайней усталости или вдохновения. Я понимал, что задумал аферу, которая могла закончиться крахом репутации или даже юридическими проблемами. Но также я понимал, что это мой шанс. Возможно, единственный.

В конце концов, разве весь арт-рынок – не одна большая афера? Разве стоимость произведений искусства не строится на убеждении и вере? Я просто собирался создать новый объект веры. Более совершенный, чем все, что было до него. Потому что мой художник будет именно таким, каким его хочет видеть рынок. Безупречным отражением его собственных желаний и страхов.

За окном начинало светать. Новый день. И, возможно, начало моей новой жизни.

Глава 2: Концепция

Проснулся я от звука входящего сообщения. Телефон, лежавший рядом с подушкой, мигал экраном: «Марк, ты где? Мы договаривались на 11:00. Клиент ждет». Глеб Рогозин, владелец галереи, с которой я периодически сотрудничал, явно был не в восторге от моего опоздания.

– Блядь, – пробормотал я, глядя на часы: 11:35.

Вчерашний виски и ночь, проведенная за созданием вымышленной биографии, сделали свое дело. Я вскочил с кровати, чувствуя, как в висках пульсирует боль, а во рту поселилась маленькая пустыня Сахара.

«Буду через 30 минут. Задержали на другой встрече», – набрал я, проклиная себя за вранье, которое даже ребенок распознал бы. Но Глеб привык к моим опозданиям и отмазкам. Он терпел меня только потому, что я иногда приводил к нему состоятельных клиентов и разбирался в современном искусстве лучше многих его сотрудников.

Я принял душ, проглотил две таблетки аспирина, запил их крепким кофе и, натянув первый попавшийся приличный костюм, выскочил из квартиры. Такси, которое я вызвал (несмотря на хроническую нехватку денег – некоторые привычки умирают последними), домчало меня до галереи «RogoArt» за двадцать минут.

Глеб встретил меня у входа с выражением лица, которое он обычно приберегал для художников, чьи работы не продавались даже со скидкой 70%.

– Я смотрю, твоя «другая встреча» включала бутылку чего-то крепкого, – заметил он, окидывая меня оценивающим взглядом. – Клиент уже ушел. Спасибо, блядь, за профессионализм.

– Прости, правда, накладка вышла, – я попытался изобразить раскаяние. – Кто был клиент?

– Какая разница? Ты его все равно профукал, – Глеб развернулся и направился вглубь галереи, жестом приказывая следовать за ним. – Но раз уж ты здесь, помоги с отбором работ для осенней выставки. Твое мнение иногда