Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов

вожеронских благородных пран. Говорят, даже герцогиня-регентша изволила появляться под холщовыми пологами, вселяя боевой дух в легкораненых и скрашивая последние дни умирающим. Но неумолимый Бардок строго-настрого Реналле идти в толпу. При необходимости молчаливый слуга прана Гвена умел быть убедительным. «Я и без того не знаю, как буду оправдываться, что позволил вам оказаться в городе, который вот-вот захватит жестокий враг! — заявил он, скрестив руки на груди и буравя Реналлу пристальным взглядом. — Сидели бы под крылышком праны Нателлы и горя не знали. Так нет же, захотелось справедливости!» Пошёл на единственную уступку — позволил Марше приносить тряпки, которые после служанка и госпожа трепали на корпию и передавали лекарям и их добровольным помощникам.

А третьего дня привезли раненого лейтенанта Марцеля, и Реналле всё-таки пришлось вспомнить давно позабытые навыки. Гоняясь за «правыми», летучий отряд «младших сыновей» напоролся на полуэскадрон рейтар. Наёмники сработали на опережение — ударили коней шпорами и устремились на врага со шпагами в вытянутых вперёд руках. Кираса от такого удара защитит, но если клинок направить в лицо, то это — верная смерть. А если промахнулся и конь пронёс тебя дальше, доставай из кобуры «прилучник» и бей в упор. Рейтаров разнесли в пух и прах, ни один не ушёл, но, к несчастью для прана Марцеля, один из аркайлцев успел ударить его палашом. Подставленная шпага сломалась у крестовины. Палаш упал наискось у плеча, сломав лейтенанту ключицу и разрубив два верхних ребра.

Прана Марцеля принесли на носилках. Сутки его душа колебалась на зыбкой грани жизни и смерти. Жар, бред, слабость. Он лишь стонал, когда промывали рану и ротный лекарь тонкими щипцами удалял осколки кости. Реналла и Марша помогали врачевателю, как могли. Полоскали в чистой воде окровавленные лоскуты, подвали корпию. Держали лейтенанта, чтобы тот, не приведи Вседержитель, не дёрнулся, когда шили рану, и не навредил себе.

Не многие верили, что Марцель останется на этом свете, но, видно, святая Маркитта, чей образок он всегда носил на груди, помогла офицеру. Через сутки жар и вызванная им лихорадка приутихли, осталась только слабость. Теперь молодость и здоровье должны были взять верх над хворью, хотя лекарь предрекал, что Марцель останется калекой до конца дней своих. Подвижность к руке не вернётся уже никогда. Не то, что шпагу, он и вилку или нож не сможет правильно применить правой рукой. И ведь такой молодой… Вряд ли кевинальскому прану исполнилось больше четверти века.

Именно об этом размышляла Реналла, когда Марша начала расчёсывать ей волосы. Когда неизлечимое увечье получает человек, немало поживший, успевший обзавестись наследниками, его, конечно, жалко, но можно смириться. Но совсем молодой дворянин, посвятивший жизнь карьере военного… Не просто военного, а наёмника, где твой успех и доход напрямую зависят от умения сражаться. Даже, если раны зарубцуются без осложнений, Марцеля ждёт либо нищета, либо жизнь приживалы в замке того из родичей, чьи права на наследство предпочтительнее.

В открытое окно врывался осенний ветерок. В меру тёплый, в меру прохладный, особенно по сравнению с жарким летом южного Аркайла. Выросшая на севере, Реналла никак не могла привыкнуть к удушливому зною, засухе и всепроникающей пыли. На её родине летние месяцы изобиловали дождями, на которые крестьяне часто сетовали — не дают подняться ржи и просу. Часто приходилось топить камин, а выходя из замка, накидывать плотный холщовый плащ, защищающий от ветра и от сырости. Здесь же осенью было тепло, как летом, а летом — жарко, как в Преисподней. А как же тогда живёт народ в Вирулии или, того ужаснее, на островах Айа-Багаан? Они же ещё южнее… Читая в книгах о том, что если долго-долго плыть, то рано ил поздно вода станет такой горячей, что начнёт кипеть, Реналла вначале верила — так и будет. Потом здравый смысл возобладал — конечно же, это выдумки. Но сейчас она склонна была вернуться к первоначальной уверенности.

На противный свист, послышавшийся со стороны крепостной стены, она сперва не обратила внимания. Но неожиданно земля содрогнулась. Взметнулись занавески. Тугая волна воздуха ударила в окно. Взбрыкнул столик, сбрасывая с себя зеркало в черепаховой оправе и флакончик с розовым маслом. Слетел с петель ставень.

Марша ойкнула и, выронив гребень, прижала ладони к лицу.

А Реналла сидела, оцепенев. Что случилось? Рухнул дом? Взорвался запас пушечного зелья?

Снова свист.

Снова грохот.

Чуть в отдалении.

Пронзительно заржала лошадь.

— Надо что-то делать? — повернулась Реналла к служанке.

Девчонку сотрясала крупная дрожь. Она молчала, выпучив глаза, как озёрная лягушка.

Одновременно с новым взрывом в распахнутую дверь ворвался Бардок.

Тёмные волосы и куртка из чёрной кожи припорошены белой пудрой. Не сразу Реналла сообразила, что это не пудра, а мелкая штукатурка, посыпавшаяся с потолка. Точно такая же покрывала подол её платья и перепуганное лицо Марши. Именно поэтому она казалась такой бледной.

— Что сидите? — не крикнул, не проговорил, а зарычал доверенный человек прана Гвена альт Раста. — Ждёте, когда ядро в окно влетит?

— Ка-какое ядро? — заикаясь от испуга, промямлила Реналла.

— Здоровенное! Вот такое! — Бардок свёл ладони на полтора локтя. — Быстро уходим!

Реналла вскочила, но вспомнила, что волосы у неё распущены. Попыталась закрутить их в узел, но, растерявшись, никак не могла найти шпильку. Хотя бы одну. Марша всё это время не отрывала от хозяйки бессмысленного взгляда.

— Да живее вы! — рявкнул Бардок, замахиваясь, чтобы отпустить служанке затрещину.

Девушка встрепенулась, всхлипнула и закричала:

— Бежим!

К счастью, Реналле на глаза попалась не одна, а полдюжины шпилек. Она наскоро, как смогла, закрутила волосы на затылке.

— Что происходит? — спросила она уже на лестнице.

— Город обстреливают!

— Из пушек?

— Нет, из рогаток!

— Но ведь…

— Умоляю, прана Реналла, быстрее! Все уже на улице!

— А пран Марцель? — Неожиданная мысль заставила её замереть на половине шага.

— Что «пран Марцель»?

— Его вынесли?

— Откуда мне знать?

— Надо посмотреть! — Реналла развернулась и кинулась в комнату, где лежал раненый лейтенант.

— Куда! — закричал ей вслед Бардок, но, волей неволей, побежал следом.

Марша не отставала от них. Скорее всего, она до одури боялась оставаться одна перед лицом неизвестности.

Пран Марцель лежал на койке. Глаза закрыты, дыхание прерывистое.

— Его нужно вынести! — воскликнула Реналла, невольно приседая, поскольку на город обрушилось очередное ядро.

— Как мы его вытащим? — пожал плечами Бардок. — Носилок-то нет…

— Но нельзя же его