Вроде бы четверг - Роза Лагеркранц

Сначала все как-то растерялись, но потом сели, а затем начался урок пения. Большинство ребят в это утро пело громче обычного, и веселее всех заливалась новая учительница, но в самый разгар песни она ошиблась клавишей и остановилась.

— Как у вас тут странно пахнет! — сказала новая учительница.

И хотя, кроме нее, никто этого не считал, она предложила замяться арифметикой вместо пения. Все полезли в парты за тетрадками, и Торд прищемил себе палец крышкой, потому что смотрел не в парту, а на новую учительницу. Должно быть, жутко больно прищемил — он даже заплакал. Но Торд не хотел, чтобы новая учительница видела его слезы, а потому сначала плакал совсем тихо. Да только новая учительница все равно почти сразу заметила, что он плачет.

— В чем дело, деточка! — воскликнула она. — Что там у тебя стряслось?

Тогда Торд стал плакать чуть громче.

— Что с тобой, дружочек? — беспокоилась новая учительница.

Тут Торд реванул так, что она совсем всполошилась и подбежала к нему.

— Чем это ты так расстроен? — прошептала она, садясь на корточки возле Торда.

Сидит на корточках и шепчет на весь класс. А потом обняла его!

Какая уж тут арифметика, когда все только смотрели на новую учительницу и мечтали, чтобы у них что-нибудь заболело! Лотта так даже нарочно прищемила себе стулом ногу и тоже закричала.

— Ой! — закричала она. — Ой, как больно!

Но тут новая учительница сказала, что не такая уж это беда, если человек слегка прищемил себе палец. Тем временем Торд перестал хлюпать носом. Вместо этого он начал икать, а потом опять заплакал из-за того, как новая учительница отозвалась о его беде, так что пришлось ей снова бежать к Торду и жалеть его.

— Объясни нам, что тебя так расстроило? — твердила она. — Разве мы можем выяснить, в чем дело, если ты не хочешь говорить со мной?

Но слезы не давали Торду говорить, и пришлось остальным заниматься самостоятельно. А это значит — сиди и сам решай примеры в своей тетради.

Но Лотта никак не могла сообразить, что к чему, и застряла на первом же примере. Она уж и руку подняла, и щелкала пальцами, однако новая учительница ничего не видела, знай себе сидит на корточках и жалеет Горда. При старой толстой учительнице такого не бывало. Она была справедливая. На уроках арифметики не сидела на корточках, обнимая любителей лить слезы, она вообще никого не обнимала, даже Торда. А этой новой только бы плакс обнимать.

А вот у Лотты нет причин плакать. Лотта необыкновенно веселый человек. Это видно по всему, что она делает, говорит ее папа. Видно даже по ее походке. Даже со спины видно, потому что у нее необыкновенно веселая спина. У ее сестры Малин тоже такая спина.

Так что новая учительница никогда не спросит Лотту, чем она так расстроена. Потому что у Лотты не бывает огорчений, одни только радости. А кому в наше время есть дело до чужих радостей?

«Потом я сидела на парте и смотрела кругом», — говорит Лотта Монссон…

С Лоттиной парты тоже открывается совсем неплохой вид. Весь класс видно, а за окном весь школьный двор и лес, который подступает к самому двору. А еще ей видно клумбы под окном, видно шиповник, подснежники и крокусы.

Вот она и глядела туда и сюда, сидя с поднятой рукой. Глядела, а сама в это время думала. Думала о том, что было, когда еще не было земли. Даже времени еще не было. Такая уж у Лотты удобная парта, сидишь и о чем только не думаешь. Скажем, закрыл глаза и представляешь себе, что ты летишь кубарем через космос. Однако в таких случаях необходимо покрепче держаться за парту, чтобы тебе не показалось, что ты на самом деле летишь, потому что это очень страшно. Страшно все падать, и падать, и падать, ведь космос никогда не кончается!

Правда, вчера, когда она вот так летела кубарем, до нее вдруг донесся чей-то голос:

— Лотта Монссон! Лотта Монссон!

Это новая учительница ее звала. И когда Лотта Монссон перестала жмуриться и открыла глаза, она увидела, что новая учительница идет от парты Торда прямо к ней.

— Ну, как твои дела? — спросила учительница, заглядывая в ее тетрадку. — Много решила?

— Я ничего не понимаю! — ответила Лотта.

— Давай, я покажу! — сказала новая учительница и наклонилась над Лоттой.

Она наклонилась совсем низко, и Лотта почувствовала, что от нее пахнет мелом. Новая учительница что-то стирала и заново писала в Лоттиной тетрадке, но Лотта все равно ничего не понимала. Потом она почувствовала, что от новой учительницы пахнет еще и каким-то мылом. Приятно так пахнет!

— Все равно я ничего не понимаю! — сказала Лотта.

Тогда новая учительница наклонилась еще ниже, так что коснулась щекой Лоттиных волос, а грудью уперлась в ее плечо. Тут Лотта не выдержала и тихонько пощекотала новую учительницу под мышкой. Новая учительница взлетела с криком под потолок, словно ракета, и Лотта тоже закричала что было мочи.

— Хейя! — закричала Лотта, и следом за ней весь класс завопил «хейя», и поднялся дикий шум — очень уж всем понравилась новая учительница!

Однако новая учительница только молча покачала головой, а когда ребята немного угомонились, снова пошла помогать Торду, который продолжал хныкать из-за своего пальца. А затем все почувствовали какой-то посторонний запах.

— Дохлая крыса! — сказал Сундик.

Торд, забыв плакать, поспешил возразить:

— Не, кишки!

И все начали перешептываться.

— Кончайте шуметь и занимайтесь! — сказала новая учительница.

— А как же таинственный запах? — сказал Сундик. — Вдруг мы все отравимся?

— Чем? — закричали остальные ребята.

— Таинственными испарениями, ясное дело! — крикнул Сундик.

— Мне тоже кажется, что в классе пахнет как-то странно, — согласилась новая учительница, — однако довольно разговаривать! Будем заниматься!

Но в это время Торд заметил, что из-за фисгармонии торчит что-то непонятное, и стал показывать туда изо всех сил. Новая учительница подошла к инструменту и вытащила мусорный мешок. Как она удивилась! Подняла мешок вверх, чтобы всем было видно, и спросила, кто его узнаёт?

Сперва все жутко перепугались. Торд чуть не обмер от страха, а Сундик качнулся назад так сильно, что едва не грохнулся на пол вместе со стулом. Потом все начали изображать, что их вот-вот вырвет. Одна только Лотта вела себя по-человечески, сидела спокойно за своей партой и ничего не изображала.

— Никто не признаёт себя хозяином этого мусора? — спросила новая учительница.

Тут все притихли, словно мыши. Как бы не оказалось, что новая учительница может сердиться нисколько не хуже, чем старая толстуха! Никто не решался заговорить, и Лотта тоже не решалась. Она даже шевельнуться боялась, только полезла рукой в карман, потому что не знала от испуга, чем занять пальцы. Ей понадобилось срочно ухватиться за что-нибудь вроде старой катушки, которая лежала в кармане. Нащупав катушку, она стала медленно-медленно вытаскивать ее из кармана. И только приготовилась немного поиграть ею, как новая учительница посмотрела на Лотту, так что катушка выскользнула из рук и быстро-быстро покатилась по полу, только ее и видели! И в это самое время зазвонил звонок.

— Придется Лотте Монссон вынести мусорный мешок! — сказала новая учительница. — А тому, кто взял в привычку прятать мусор за фисгармониями, должно быть очень стыдно и жаль Лотту!

В самом деле, как было не пожалеть Лотту, когда ей пришлось выходить в коридор с мусорным мешком в руках. А тут еще и катушка начисто пропала, как сквозь землю провалилась.

«А потом…» — вспоминает Лотта Монссон…

Потом она стала думать, как быть с этим мусором. Решила поискать, не найдется ли поблизости подходящий мусорный бачок. Сначала поискала на школьном дворе, но там все бачки были переполнены. Тогда Лотта направилась в лес. Она шла и мечтала поскорее избавиться от этого мешка. «Почему непременно я? — думала она. — Почему не Торд? Только потому, что Торд так расстроился, когда прищемил большой палец!» Она шла и мечтала о каком-нибудь маленьком огорчении, чтобы ее не заставляли таскать мусор. Но у Лотты не бывает огорчений, только радости. Она такая счастливая, что могла бы написать счастливый билетик, если бы захотела. Так она и сделала там в лесу. Потому что пока Лотта бродила среди камней, и корней, и битых бутылок, ей вдруг вспомнился ХАНСОЙ, и она уже больше ни о чем не могла думать. Задумала написать счастливый билетик и положить ему в почтовый ящик. Какой человек не обрадуется счастливому билетику!

Карандаш нашелся в кармане, вот только бумаги не было. Пришлось оторвать уголок от мусорного мешка, и мешку от этого ничего не сделалось, если не считать, что он опрокинулся и весь мусор высыпался на землю. Но Лотта почти все затолкала обратно. После чего присела на корточки под большой елью и приготовилась писать. Но тут вдруг оказалось, что она не знает толком, как пишутся счастливые билетики. Подумала и написала: