Апрель! Апрель! - Роза Лагеркранц

Роза Лагеркранц

Апрель! Апрель!

Однажды вечером

Иногда Самюэль Элиас Якобссон спрашивает себя: задумываются ли когда-нибудь его мама и папа над тем, что у них родился именно он? Ведь у них в тот раз мог родиться кто-то совсем другой!

Взять, например, дни, когда мама работает вечером и папа тоже. Тут они начисто забывают, что он не любит оставаться один дома. Мама стоит в коридоре, повязывая голову платком, и говорит:

— Сегодня я постараюсь вернуться не очень поздно. Ты посмотри телевизор и выпей лимонада, потом ложись спать!

И она целует его в щеку. А так как он не хочет глядеть ей в глаза, упорно смотрит в пол, она садится на корточки в пальто и в сапогах, с полной сумкой всевозможных бумаг и заглядывает ему в глаза снизу. У мамы светло-серые глаза с черной точечкой посередине, как у всех людей; иногда эта точечка большая, иногда маленькая. Неужели она забыла, что как раз он не любит смотреть телевизор, когда ее нет дома? Мама глядит на него так, словно спрашивает: «Как ты мог подумать, что я способна об этом забыть?» Но это только его догадка, потому что вслух она ничего не говорит. Так ведь и он ей ничего не сказал и ни за что не скажет. Она молча обнимает его, сидя на корточках, потом вскакивает и, размахивая бумагами, мчится вниз к папе, который ждет ее в машине. Напоследок один разок оборачивается.

— Запри дверь как следует! — кричит она.

Когда мама исчезает и шаги ее в коридоре смолкают, Самюэль Элиас Якобссон смотрит телевизор и пьет лимонад. Потом ложится спать. В девять часов гасит свет, как обещал. Забирается под одеяло и зажмуривает глаза. В три минуты десятого он убирает под одеяло голову, чтобы нос не торчал наружу. Так оно вернее, когда ты один дома. Потом лезет под одеяло еще глубже — на тот случай, если нагрянет какое-нибудь чудовище. Какому чудовищу придет на ум заглянуть в изножье кровати, если на подушке нет головы? Там, в изножье, лежит фонарик, и журнал с картинками, и неполная бутылка лимонада, оставшаяся со вчерашнего дня. Включив фонарик, Самюэль Элиас отыскивает самое главное — тетрадь для записи тайн и секретов и карандаш, который он основательно изгрыз, размышляя, что бы такое секретное записать.

Самюэль Элиас лежит под одеялом и отхлебывает лимонад. В норке между простынями тесновато, зато никакие чудовища не доберутся. Он грызет карандаш, листает журнальчик и старается припомнить что-нибудь секретное. Пока что в тетради нет ни одного секрета, пусто, все страницы чистые. Наскучив грызть карандаш, Самюэль Элиас пишет:

СОКРОВИЩЕ СПРЯТАНО В…

Тут карандаш ломается. Не беда, ведь он задумал что-нибудь сочинить. А это не годится. Ему нужны взаправдашние тайны!

После школы

Иногда, придя из школы, Самюэль Элиас застает дома только папу, потому что мама пораньше ушла в театр, где они работают. Мама играет всякие роли и королев тоже. А папа — рабочий сцены. Он управляет светом, когда мама играет. Это очень важно!

Когда Самюэль Элиас после школы застает дома папу, они вместе пьют какао. Сидят на кухне и беседуют. Его папа любит побеседовать.

— Хорошая беседа жизни прибавляет, — говорит он.

Он такой чувствительный.

— Ты бы тоже выпил какао! — советует Самюэль Элиас. — Тебе полезно подкрепиться!

Потом они играют в китайские шашки.

— Тебе интересно? — спрашивает Самюэль Элиас.

— Еще как, — отвечает пана.

— Я очень рад, — говорит Самюэль Элиас. — Главное, чтобы тебе было хорошо.

Потом они вместе идут гулять. А когда возвращаются домой, папа готовит еду, потому что Самюэль Элиас говорит, что папе не мешает перекусить, прежде чем идти на работу на весь вечер. После еды они лежат на диване, чтобы пана отдохнул немного, перед тем как отправляться в театр.

— Ну как, прибавилось жизни? — спрашивает Самюэль Элиас. — Ты уж постарайся не нервничать и не переживать.

Папа лежит на спине и смотрит на потолок, а на его руке лежит Самюэль Элиас и тоже глядит в потолок. Иногда он прикладывает ухо к папиной груди, чтобы проверить, что сердце там внутри продолжает биться. И, как правило, слышит глухой стук.

Иногда папе кажется, что Самюэль Элиас уснул. Тогда он садится, тихонько раздевает его, натягивает на него пижаму, несет сына в спальню, укладывает на кровать и хорошенько накрывает одеялом, после чего обувается, надевает пальто и идет в театр. И почти сразу возвращается за бумажником, который он обычно забывает. Уходит и возвращается за ключами от машины. Их он тоже нередко забывает. Потом возвращается еще раз за другими ключами. Потому что в первый раз он взял ключи от подвала. Слышно, как папа роется в шкафу в коридоре.

Наконец, когда он совсем ушел, Самюэль Элиас забирается поглубже под одеяло, зажигает фонарик и открывает тетрадь. Старается вспомнить что-нибудь секретное. Обычно ему это не удается.

Двадцатое января

Снега нет совсем, но все равно сейчас зима, сегодня двадцатое января, и Самюэль Элиас выходит из дома в джинсах, полосатом свитере, куртке и шапке. Бежит через двор к стойкам для выбивания ковров, стучит три раза по железу и смотрит на окно Магнуса. За шторами видно какое-то движение, потом из подъезда вылетает Магнус.

— Привет! — говорит Самюэль Элиас.

Вверху за шторами опять что-то шевелится, это мама Магнуса смотрит на них, потому что она очень любит своего сына и хочет видеть его подольше. Так она сама сказала, когда Самюэль Элиас однажды спросил, почему она всегда смотрит на них в окно.

Самюэль Элиас тоже очень любит Магнуса, так любит, что временами не хватает сил больше любить. А потом вдруг снова так любит Магнуса, так любит, что — вот именно, опять не хватает сил. Это повторяется снова и снова, он то очень любит, что временами Fie хватает сил больше любить. А потом вдруг снова так любит Магнуса, так любит, что — вот именно, опять не хватает сил. Это повторяется снова и снова, он то очень любит, то перестает любить. Вот так.

Но у мамы Магнуса хватает сил любить его не переставая, и она стоит за шторами и провожает их взглядом, пока они не выйдут со двора на улицу, где ей уже не видно их.

Магнус со всех сторон окружен запретами. Мама не разрешает ему уходить дальше дома Макаронин, которую прозвали так за то, что осенью она съела в школьном буфете семь порций макаронной запеканки. Не разрешает записываться в бойскауты, потому что можно простудиться, когда в походе жаришь колбасу на костре! Не разрешает делать петарды на кухне у Самюэля Элиаса и не разрешает ехать в горы и кататься там на лыжах вместе с Самюэлем Элиасом и его мамой и папой, потому что в горах можно сломать ногу. Зато рисовать на обоях ему позволяется сколько угодно! Магнус целую стену разрисовал лошадями, смотреть страшно, а Магнусовой маме нравится, и она нисколько не дрожит за свои обои. Похоже, Магнус для нее лучше всех на свете. Все другие дети и послушные, и славные, и хорошие, но по-настоящему она признает только Магнуса.

У Магнуса тоже есть тетрадь и огрызок карандаша, но его тетрадь полна тайн и секретов, и не простых, а только весьма секретных. Это он придумал завести секретные тетрадки, потому что теперь так положено.

— Сколько страниц у тебя? — спрашивает он Самюэля Элиаса, выйдя на улицу.

— Не скажу.

— Жалко, да?

— Полстраницы, — со стыдом признается Самюэль Элиас. — А у тебя?

— Семь!

— Семь! Откуда ты их берешь?

— У меня полная голова тайн и секретов, — спокойно говорит Магнус.

— Можно мне почитать твою секретную тетрадку? — спрашивает Самюэль Элиас.

Магнус с минуту думает, потом качает головой.

— Это невозможно.

— Ну что тебе стоит! — просит Самюэль Элиас.

— Ты что, не понимаешь? — говорит Магнус. — Если ты прочтешь мои секреты, они перестанут быть секретными!

Разумеется, Самюэль Элиас понимает это.

— А если я тебе свои покажу? — делает он новую попытку. И спешит добавить, видя, как на него глядит Магнус: Нет, конечно, это невозможно! Ведь моя тетрадка тоже секретная.

И единственная тайна Самюэля Элиаса остается при нем. Тайна, которая заключается в том, что в его тетрадке только две записи: «сокровище спрятано в…» и «мама мечтает о поцелуе». Правда, он не написал, о каком, так ведь и мама держит это в секрете, нарочно говорила о поцелуе какой-то непонятной «музы».

— Кто первый заполнит свою тетрадку, тот победитель! — говорит Магнус.

Самюэль Элиас обиженно молчит.

— Вот увидишь, я буду первый! — заявляет Магнус. — Ты всегда плетешься в хвосте.

А началось все с того, что учительница раздала всему классу тетради. Одну для арифметики, другую для письма.