Тьма. Том 7 - Лео Сухов

class="p1">Я даже мог бы объяснить, откуда взялась такая уверенность… Во-первых, идущий к нам гость пребывал уже в годах. Он не был двусердым, поэтому возраст я определил легко: около шестидесяти. Телосложение у мужчины было тучное, но не рыхлое. Явно сидячий образ жизни и нездоровое питание. При этом мужчина явно старался себя совсем уж не запускать. Вон, даже через кучу щебня смог как-то перелезть, не потеряв ни лица, ни шляпы…

Гость упорно шёл к особняку, перебираясь через груды битой плитки, обходя отвалы песка и залежи старого асфальта. И к такому паркуру он был, по-видимому, привычен. На его лице не было ни капли раздражения или растерянности из-за царившего вокруг бардака. Да и двигался он довольно ловко, как будто ему не впервой гулять по стройплощадкам.

Что-то в нём было от местных осведомителей, но те обычно наглые, напористые… Здесь же ощущалась какая-то выдержанная интеллигентность, которую не разъела ржа грубости или хамства. В общем, это был непростой человек.

И разговор с ним, похоже, будет непростым.

— Пойдём… Это, кажется, к нам гость… — сказал я жене, кивнув на толстяка, уже добравшегося до наших ворот и о чём-то говорившего с охраной.

— Да… Ты его знаешь? — задумчиво нахмурила бровки Авелина.

— Ещё нет. Но скоро узнаю! — бодро ответил я, вытаскивая из платяной комнаты пальто, жене и себе.

— А почему ты так уверен, что он к нам, а не к кому-то из «ирбисов»? — кажется, уже из чистого упрямства спросила жена. — Может, чей-то отец… Ребята ведь теперь здесь живут.

— Считай меня предсказателем! — я подмигнул.

И кивнул на окно у двери, где было видно, как один из охранников спешит от ворот к особняку.

— И где мы его примем? — с сомнением закусила губу Авелина. — Разве что у нас в покоях…

— Я задёрну штору у вашей кровати и приготовлю чай, — пообещал Стручок, энергично вставая с глубоко просиженного дивана.

— Ты не обязан! — с благодарностью, но всё же напомнил я.

— Мне несложно, ваше благородие! — развёл мускулистыми руками боец.

— Ну если несложно… — не стал я отказываться от помощи.

«Ирбисы», быстро прижившиеся в особняке, то и дело пытались брать на себя работу слуг. И каждый раз я заставлял их подумать дважды. Это не дело охраны — чай для нас и гостей заваривать. Тем более, мы уже подали заявку в службу подбора прислуги. Но, к сожалению, пока ещё не получили внятных предложений.

Праздники же!

Так что я не забывал напоминать «ирбисам», что они охрана, а не горничные. А заодно и себе не разрешал об этом забывать. Иначе можно очень быстро превратить собственный род в цирковую труппу. И не стоит тогда рассчитывать на светлое будущее.

Мы с Авелиной вышли из дому ровно в тот миг, когда охранник поставил ногу на крыльцо, побитое жизнью и недавним штурмом.

— Ваши благородия! Там сударь хочет с вами пообщаться! — обратился к нам парень.

— Спасибо. Мы сейчас подойдём, — кивнул я.

Пройдя к воротам, я и Авелина остановились, ожидая, когда гость представится. В этот момент на площади начались работы: как ждали, когда мы выйдем…

И сразу стало не до разговоров. Когда совсем рядом, практически над ухом, долбят, пилят, варят, грохочут и оглушительно ругаются матом, очень сложно вести светские беседы.

Гость, к его чести сказать, всё-таки попытался. Даже представился:

— Здра…. Меня…. Ут… Те……Он…Ич.

— Ничего не слышно! — прокричал я в ответ. — Проходите в дом!

Естественно, он меня тоже не особо услышал. Зато, благодаря микрофону на воротнике, услышала охрана. Ребята раскрыли калитку и знаками смогли объяснить гостю, что делать.

Пока мы с ним и Авелиной шли к дому, зашумело и на землях особняка. И теперь на улице стоял грохот, вой и визг, каких и в бою с отродьями-то не бывает. Там до человека в метре от себя, бывает, ещё удаётся доораться. А тут… Да чего уж там, даже внизу в доме шумело так, что разговор слышно было через раз.

— Так кто вы? — переспросил я, когда мы скидывали одежду. — Простите, не расслышал вашего имени.

— Меня зовут Теневольский Антон Михайлович, — во второй раз представился гость. — Полагаю, я имею честь разговаривать с Фёдором Андреевичем Седовым-Покровским и его женой, Авелиной Павловной?

— Всё верно… Пойдёмте наверх! — я прервался, когда с улицы на пару секунд донёсся оглушительный визг циркулярной пилы по металлу. — Примем вас там, где чуть-чуть потише…

— Извините, Антон Михайлович… Сами видите, что здесь творится! — с выверенной, как и всегда на публике, улыбкой вступила в разговор Авелина. — Принять, к несчастью, сможем только в наших покоях…

— Да где угодно, ваши благородия, лишь бы там… — Теневольский замолчал и даже глаза прикрыл, когда снаружи вновь раздался грохот. — Лишь бы там потише было!

— Пойдёмте! — пригласил я, первым ступая на лестницу.

— Вы к нам по делу? Какому? — как примерная хозяйка дома, начала расспрашивать по пути Авелина.

— О! Ничего срочного, ваше благородие! — поднимаясь по ступеням с удивительной для его комплекции лёгкостью, ответил Теневольский.

— Можно по имени-отчеству… — всё с той же идеальной улыбкой разрешила Авелина. — Вот здесь будьте осторожнее!.. Хотите чаю, Антон Михайлович?

— Буду очень благодарен, Авелина Павловна. На улице страшный холод… — поблагодарил Теневольский.

Холод и в самом деле был страшный. Ещё не полярный мороз, но все минус пятьдесят ночью имелись. По стройке повсюду расставили обогреватели, равно как и в нашем доме. Однако не уверен, насколько они спасали положение снаружи.

Когда мы зашли в покои, всё уже было готово к приёму гостя. На круглом столике стояли чашки, сахарница, чайник — и даже вазочка с сушками и конфетами. А стоило закрыть дверь, как звуки снаружи будто отсекло, и наконец-то воцарилась благословенная тишина.

— Боже! Какая благодать! — с облегчением вздохнул Теневольский. — И у вас так каждый день, ваши благородия?

— Обычно городские не такие шумные, — признался я. — Но сейчас они увидели возможность нам насолить, вот и стараются, бедняги, как могут.

— Похоже, не знают, что у вас шумоподавляющее плетение? — хмыкнул Теневольский.

— А я не собираюсь им сообщать, — ответил я ему с усмешкой. — Народ у нас смекалистый, могут и придумать, как в обход