Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А.

Честно говоря, я аж растерялась.

Но не успела я придумать, как выдернуть отсюда обалдевших женщин, как вдруг Белоконь заорала не своим голосом:

— Ханде хох! Ау фидерзейн, кэмэл!

От неожиданности от нас отстали.

Воспользовавшись моментом, мы выскочили на соседнюю улочку. Здесь тоже были ряды с одеждой и прочим барахлом, но продавали всё это китайцы. Или вьетнамцы (я их всегда путаю). В общем, народы Азии.

Эти просто нам улыбались и вежливо кланялись. Рыбина воспринимала это близко к сердцу и каждый раз кланялась в ответ.

Не выдержав, я расхохоталась и сказала Белоконь:

— Как вы им ответили! — я снова залилась смехом, — вот только почему на немецком?

— Что вспомнила, то и ответила, — смутившись, буркнула Белоконь, — зато они отстали.

— А почему вы его верблюдом назвали? — я всё никак не могла отсмеяться.

— Почему верблюдом? — забеспокоилась Белоконь, — я не называла!

— Но кэмэл — это верблюд. На английском.

— Это сигареты! — безапелляционно ответила Белоконь. — Я точно знаю! Моему мужу такие подарили. Целый блок!

Я не нашлась, что ей ответить. Ведь и вправду — сигареты.

— Что, будем у узбеков покупать? — спросила Рыбина.

— Почему у узбеков? — сначала не поняла я, но потом сообразила и опять рассмеялась, — это же китайцы.

— Не важно, — отмахнулась та, — так мы будем здесь отовариваться?

— Думаю, лучше здесь, — кивнула я, — товар и тут, и там одинаковый, полагаю, цены тоже. Но продавцы хоть вежливые. А туда я возвращаться не хочу.

— Я тоже не хочу, — согласилась Белоконь, — давайте здесь.

— Только сперва нужно прицениваться, а потом — торговаться, — сказала я. — Так можно цену почти в три раза сбить.

— Да неудобно как-то, — покраснела Рыбина.

— Если у вас есть лишние деньги, Зинаида Петровна — то не торгуйтесь! — хмыкнула Белоконь, — а мне заказов кучу поназаказывали, а денег в обрез. Так что я буду торговаться до последней капли крови!

— А я не умею, — растерянно протянула Рыбина.

— Я тоже не умею, — сказала Белоконь, — но, надеюсь, Любовь Васильевна научит. Правда же, Любовь Васильевна?

Я кивнула, мол, правда.

И мы устремились навстречу его величеству шопингу.

И понеслось.

Но как мы не торговались, как не старались, улыбчивые продавцы сбрасывали сущие копейки. Так как денег у нас было маловато, то купить удалось не так чтобы и много. Я взяла всем детям по три футболки (Ричарду — черную, серую и белую с зомби и черепами, Анжелике — розовую, белую и фиолетовую с цветочно-геометричными принтами, а Изабелле — салатовую, малиновую и голубую с Микки-Маусом и принцессами). Удалось практически за два доллара взять три бейсболки с непонятной эмблемой. Очевидно, они были от какого-то спортивного клуба, поэтому продавец сбыл мне их с видимым облегчением. Джинсы Ричарду я тоже купила сразу. А вот для девчат денег осталось впритык. Нет, у меня были в запасе деньги, полученные за «помощь» в поступлении нерадивых чадушек в колледж, но тратить их в первые дни на шмотки я не хотела. Поэтому взяла с собой лишь небольшую сумму. Которая истаяла моментально. А ведь ещё надо любашиному отцу подарок купить. Он-то отнекивался, мол, не вздумай, доча, куда мне, мол, старому. Но я же прекрасно понимаю, что если обделю его, то обид будет — что ой. Старики, они же как дети. Им не подарки нужны, а понимание, что эту вещь выбирали именно для них. Внимание и забота.

В общем, с деньгами я прокололась конкретно. Надо было, конечно, больше брать с собой. Нет, в Америку я их все взяла, но спрятала в комнате, где мы теперь жили (скрутила в тугой рулончик и сунула в трубу от карниза — самый надёжный способ, никто никогда не найдёт).

Белоконь взяла три пары мужских джинсов и две футболки и на этом тоже иссякла. Больше всего нагребла Рыбина — та прикупила себе и мужу джинсовые куртки, а детям — джинсовые брюки и бейсболки. На остальное денег тоже не хватило.

И сейчас мы шли обратно, тяжко вздыхая.

— Вот почему нам суточные не выдали наличкой! — возмущалась Белоконь. — Кормят всех вместе. А мне не надо столько еды, как мужикам! Мне бы два раза в день чаю попить с печенюшкой вполне хватило бы. Чай я с собой из дома взяла. А на эти деньги я бы лучше ещё ангорский свитер прикупила и тот плащ. Вы видели какой там был кожаный плащ? Он же бирюзового цвета! Такого в Калинове ни у кого точно нету!

— Вот потому наличку и не выдали, — усмехнулась я, — за эти две с половиной недели вы бы, Ирина Александровна, себя точно голодом уморили бы.

— Ой, да какой голод! — отмахнулась та, — знаете, я, когда училась, у меня стипендия была совсем крошечная. А тут как раз в универмаг туфли выбросили, югославские. И я пошла и купила. Ещё и у Машки червонец заняла. Так мне потом пришлось почти два месяца на одних макаронах сидеть. Раз в день ела. Но тогда можно было в нашу столовку ходить — там хлеб на столах был бесплатно. И чай наливали тоже бесплатно. Вот так и я продержалась. И ничего, не умерла.

— Сколько вам тогда лет было, Ирина Александровна? И сколько сейчас? — покачала годовой я, — все лучшие американский шмотки не стоят загубленного здоровья.

— Но плащ… бирюзовый… — печально вздохнула Белоконь.

— Ой, девочки, смотрите! Красота какая! — восхищённо выдохнула Рыбина, во все глаза разглядывая спешащую навстречу прохожую, — как она всё под цвет подобрала! Я тоже розовую юбку хочу. Всю жизнь мечтала о такой!

Я посмотрела на кричаще-розовый прикид явно немолодой женщины с ярко-подведённым ртом и ничего не сказала. А вот Рыбина и Белоконь восхищённо заохали.

— Так, девочки, — строго велела я, вытаскивая карту, — двухминутная остановка. Сейчас я посмотрю, где тут автобусная остановка. Вы стойте рядом. Видите, какое здесь движение?

— Так вон же остановка! — показала пальцем Рыбина, — вон и автобус отъехал!

— Зинаида Петровна, — мрачно сказала я, — нужно понять, где остановка конкретного автобуса номер двести шесть-Б. А то ещё уедем куда-то на Аляску.

— До Аляски автобусы из Бруклина не ездят… — затупила Рыбина и добавила очередной «перл». — Это же далеко.

Пока мы препирались, Белоконь отошла на два шага и с облегчением поставила тяжелую сумку на бордюрчик, отделяющий тротуар от дороги. И тут неожиданно к ней бросилась собачонка и принялась злобно лаять, нападая на сумку с джинсовыми подарками в попытке её цапнуть.

— А ну пошла вон! Пошла вон, я сказала! — вызверилась Белоконь и попыталась отпихнуть собачонку от своих вещей.

Та, заливаясь ещё более яростно, не послушалась и продолжила атаковать.

Тогда Белоконь, гневно взревев, ухватила шавку за волочащийся поводок и приподняла её в воздух.

Та отчаянно заверещала на самой высокой ноте, мотыляя в воздухе кривоватыми лапками-сосисками.

Моментально сзади раздался полицейский свисток. Рядом с полицейским истошно вопила какая-то дамочка. Белоконь застыла на месте злодеяния, продолжая преступно держать собачонку в воздухе.

Женщина, очевидно, хозяйка собачки, налетела на нас и что-то быстро-быстро залопотала на английском.

— Девочки, кто-то её понимает? — растерянно спросила Белоконь, но собачку, которая зло рычала и ярилась, так и не отпустила.

— Думаю, это хозяйка собаки и сейчас у нас будут проблемы, — пробормотала Рыбина и с упрёками набросилась на Белоконь, — вам же Любовь Васильевна сказала рядом стоять. Зачем вы эту собаку ловить начали?

— Так она на меня набросилась! Чуть вещи не порвала! — попыталась пояснить растерянная Белоконь, не зная, отбиваться от злобной хозяйки и полицейского или от Рыбиной.

Полицейский что-то нам говорил, что-то спрашивал.

К сожалению, от стресса весь мой английский моментально улетучился, что уж говорить про Рыбину и Белоконь. На ум почему-то лезло только «Ханде хох» и «даст ис фантастишь». Но понятное дело, говорить это полицейскому я не стала.

В общем, потащили нас в участок, разбираться.

Пока выясняли, почему мы не отвечаем, пока ждали переводчика, прошло около двух часов. Всё это время я переживала, что дело плохо может закончится, ведь хозяйка собачонки была настроена крайне враждебно и решительно. Поэтому, пока Рыбина и Белоконь переругивались между собой, я сидела и пыталась найти выход из ситуации. Но ведь и хозяйка, и полицейский собственными глазами видели, как Белоконь вздёрнула собачку в воздух. И вот как теперь отмазаться? Платить штраф ужасно не хотелось. Денег было жаль, да и скандал потом будет, что ой.