Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А.

Овации разразились вновь, люди, радовались, хлопали.

И тут, посреди всеобщего ликования, на середину собора вдруг вышел… Фёдор Степанович Кущ, наш учитель физики.

По-моему, я ахнула. Кто-то рядом со мной ахнул тоже. Я оглянулась — Белоконь смотрела изумлёнными вытаращенными глазами.

Он остановилась ровно на том же месте, где пела экзальтированная американка, взглянул на разнаряженную толпу таким взглядом, как смотрит строгий учитель на хулиганящих несмышлёных школьников. Дождался, пока овации и шум стихнут.

И, в воцарившейся мертвенной недоумевающей тишине внезапно медленно и звучно запел красивым густым голосом песню рабочей артели.

Слова «Дубинушки» зазвучали под сводами собора словно удар электрошокера.

Словно эффект струи дихлофоса для полчищ тараканов.

Я до сих пор не понимаю, как эти несколько строк, таких простых, таких незамысловатых строк, почему они всегда вызывали такую тревогу у угнетателей рабочего класса.

Собравшаяся в зале толпа слов «Дубинушки» не понимала. Русский, кроме переводчика, здесь не знали. Но интуитивно они ощущали, что здесь и сейчас что-то происходит. И все замерли. Дисциплинированно слушали. Словно бандерлоги перед мудрым Каа.

Огромная толпа замерла и внимала.

Припев со словами «эх, дубинушка ухнем»! наши пели уже втроём, плечом к плечу — на середину вышли и присоединились Комиссаров и Пивоваров.

А когда грянули строчки « но настанет пора, и проснется народ, разогнет он могучую спину…» пели уже все: и Рыбина, и Белоконь, и Сиюткина, и Зыкова, и наша переводчица Валентина Викторовна Кирьянова. Я оглянулась: пел Арсений Борисович, пела чета пожилых супругов, и брюнет с длинным носом, и вечно задирающие носы дамочки, и даже чета Ляховых пела.

И даже я…

А в пансионате, где мы теперь проживали, разразился грандиозный, можно сказать даже эпический, скандал.

Когда после нашего триумфа, мы вернулись за город, где теперь проживали в связи со взрывом коллектора и отсутствием воды в городе, Аврора Илларионовна негодующе нам заявила:

— Ваша самодеятельность возмутительна! — и посмотрела сперва на зятя, а затем на Арсения Борисовича.

— Почему это? — моментально влезла Белоконь, и я вздохнула.

Ну вот почему она не могла промолчать? Бабулька бы поголосила и умолкла. А теперь придётся весь вечер отбиваться.

— Вас пустили на мероприятие такого уровня! Такие люди там собрались! Высшее общество! Элита! А вы себя как показали⁈ Дикари! Опозорили всю нашу делегацию! Что они теперь о нас подумают⁈

— Почему это опозорили⁈ — поддержала Белокониху Рыбина.

Хоть она и была её извечной противницей, но тут вдруг поддержала.

— А потому что частушки свои распевайте в сельском клубе! А не на собрании культурных людей в такой стране! — заверещала Аврора Илларионовна.

— Уважаемая Аврора Илларионовна, — примирительно сказал Кущ, — «Дубинушка» — это русская народная песня, которая является нашей классикой…

— Замолчите! — взвизгнула та, — с вами будут соответствующие структуры разбираться, когда мы вернёмся домой! Позор! Скотство!

— Ну знаете! — вспыхнул Кущ, — попрошу со мной таким тоном не разговаривать…

— Мама! — попыталась достучаться до её разума Лариса Сергеевна, её дочь.

Но всё было тщетно.

— Арсений Борисович! Почему вы молчите! — решила втянуть старейшину в скандал Аврора Илларионовна, — вы должны дать оценку этой вопиющей ситуации! Набрали в поездку кого попало. Вот вам и результат!

— Аврора Илларионовна! — не выдержала я, — финансирование на эту поездку, вообще-то, выделили именно нам! Именно нашей делегации. Делегации из Калинова. Так что это вы, так сказать, воспользовались своим положением областной структуры и «присоединились» к нам…

— А вы вообще молчите! — пронзительно заверещала она, — ваша роль здесь вообще не понятна! К «Союзу истинных христиан» вы отношения не имеете! Я прекрасно вижу, что на утренние молитвы вы не ходите! И на вечерних были всего один раз! Как вы сюда попали⁈ Ещё и дочку свою взяли!

— Вообще-то именно за мероприятия, которые проводила Любовь Васильевна, нам и оплатили поездку сюда. И вам, кстати, тоже, — попытался разрулить конфликт Пивоваров, но только подкинул дровишек в костёр её ярости. — Так что можете поблагодарить Любовь Васильевну.

И понеслось.

Вот не надо было ему это говорить.

— Роман! Скажи хоть что-то! — завизжала она, — ты же видишь, что происходит! Мало того, что они опозорили нас перед людьми. Так ещё напали на меня! Деньгами уже упрекают! Да вы все должны быть нам благодарны, что Арсений Борисович проявил великодушие и пустил вас сюда! Хотя очень зря!

— Попрошу умерить свой тон, — процедил Ляхов, неприязненно глядя на меня.

— То есть вашей родственнице называть нас скотами можно, а Любовь Васильевне «умерить тон»? Так, по-вашему? Что-то много вы себе позволяете, товарищ, — отрезал Пивоваров.

— А вы кто такой, чтобы мне замечания делать? — вскинулся Ляхов.

— А вы кто такой? — зло усмехнулся юрист.

— Пётр Кузьмич, не обращайте внимания, — сказала я, — Роман Александрович мнит себя хозяином области, а нас считает своими крепостными. Поэтому и ведёт себя соответствующе.

Комиссаров громко заржал.

— Хамьё! — презрительно сообщила ему Аврора Илларионовна.

Скандал продолжал набирать обороты.

Благообразный не выдержал и решил вмешаться:

— Товарищи! — строго сказал он, — давайте прекратим разборки. Я требую, чтобы вы сейчас разошлись по своим комнатам. С каждым из вас будет проведена беседа. И я считаю, что вы должны извиниться друг перед другом. Бог всё видит. Не копите грехи. В Писании сказано…

Он затянул нудную проповедь монотонным голосом, минут на двадцать.

Слушать её после нашего триумфа в соборе было откровенно скучно. Однако главную функцию Арсений Борисович выполнил — потушил пожар конфликта.

Поэтому, когда он договорил, все уже малость пришли в себя. Во всяком случае больше никто никому ничего не говорил. Так, бросали друг на друга язвительные и недоброжелательные взгляды и всё.

После проповеди-выговора, нас отправили по своим комнатам.

В этом пансионате мы проживали с большим комфортом, чем в городе. Здесь была мебель классом повыше, и кормили получше.

Кстати, с талонами пришлось обломаться — здесь, кроме нашей столовой, других точек общепита не было, поэтому вопрос с наличкой долларами завис.

Но Рыбина обещала разобраться.

И я верила, что у неё всё получится.

Невзирая на склоки Авроры Илларионовны, на высокомерную спесь её высокопоставленного зятя, на боль в натёртой ноге, — настроение у меня всё равно было замечательное. Первый этап, не такой уж большой, но при этом такой важный, был выполнен. «Зелёная» бомба замедленного действия заложена.

Да, она маленькая, да, не быстро это будет, не завтра. Но уже через пару лет проблемы у них начнутся. А ещё через пару лет жахнет их прям хорошо.

Я понимала, что это такая малость, такая ерунда. Но это сейчас так. Завтра им будет не до смеха. А там авось нас оставят в покое и займутся своей страной и своими проблемами.

Раз всё началось раньше, чем я думала, то будет правильно заложить им ещё парочку «подарочков». А для этого нужно продолжить привлекать остальных, согласно ранее утверждённому плану.

Я удобно устроились в мягком кресле и щёлкнула пультом от телевизора. На экране вспыхнуло изображение — толстопопая мулатка я ультракоротких шортиках и огромных солнцезащитных очках что-то пела и активно вертела этой самой попой то на фоне пальм и моря, то на фоне казино. Пропаганда красивой жизни и больших денег была здесь поставлена на все сто.

Я переключила канал. На экране возник всклокоченный бородатый мужичок с огромным сачком, который зачем-то пытался выловить крокодила из бассейна. А тот открывал зубастую пасть и пытался цапнуть сачок. Мужик в ответ ржал и что-то быстро-быстро лопотал по-английски. Я уже кое как понимала английскую речь, и сама говорила, но, когда вот так быстро, я ещё зависала и «плавала». А когда мужик поскользнулся и рухнул в воду прямо к крокодилу, мои нервы не выдержали, и я торопливо переключила канал опять.