Полторы женщины - Мария Лукоянова

– Не хочу.

Мы вновь замолчали.

– Значит, женат?

– Да, давно и счастливо.

Она закурила.

– Даа… Не такой я представляла себе нашу встречу.

– А какой же?

– Хотя бы как ты вчера встретил свою благоверную на вокзале. Хотя бы так.

– На то она и благоверная, чтобы я её так встречал. А ты мне кто?

– Я твоя жена.

– Бывшая.

– Бывших не бывает, ты сам говорил.

– Я был молод и благороден. Сейчас я стар и занят. Поэтому легко отрекаюсь от своих слов.

Её затрясло. Откуда-то мгновенно появились слёзы. Добрый человек тут же утешил бы ревущую женщину, но во мне до сих пор тлели все её злые слова, все её омерзительные, тошнотворные поступки – и я решил, что не буду добрым. Слабенькие плачут, а сильненькие бьют. Мужчины должны быть сильными.

Слёзы не кончались; мне это быстро наскучило.

– Катерина, пойду я. Дела.

Я быстро встал и пошёл в сторону Московской улицы, потому что мне нечего было сказать своей бывшей жене, а её предложение о возобновлении отношений меня не прельщало. Уворачиваясь от спешаших с работы людей и пьяных компаний, я вспоминал обстоятельства нашего знакомства. В первый брак меня угораздило вляпаться в довольно-таки юном возрасте. В 18 лет я ещё был романтиком и мог позволить себе сорваться на концерт Земфиры в любой город, дорога до которого занимала не более суток. В 2008 году я поехал на свой первый концерт – в Москву, в спортивный комплекс «Олимпийский».

1 апреля 2008 года выдалось достаточно тёплым для середины весны и для Москвы в частности. Прибыв в столицу около 11 утра, я добрался на метро с Павелецкого вокзала до проспекта Мира и дошёл до места проведения концерта. По дороге и в близлежащих кафе встречались небольшие компании фанаток, распознать которых можно было за версту. Я помыл руки в «Макдональдсе» неподалёку и встал у бетонного ограждения возле спорткомплекса. Внизу, на дороге, сновали какие-то люди с бэйджиками на шеях, и один из них отчётливо напоминал мне племянника Земфиры. В одиночестве я простоял свыше часа; батарейку в плеере нужно было поберечь до обратной дороги, поэтому мне пришлось слушать шум окружающих улиц. Удивительно, как тиха Москва без музыкального сопровождения: машины издают не такие уж громкие звуки.

Через некоторое время к ограждению, которое я собой подпирал, подошла компания из нескольких девушек. На вид две из них были старше меня, третья – ровесница. Как раз в это время в очередной раз подул ветер, и я решил надеть вязаный шарф с изображением Земфиры и надписью «Спасибо», чтобы не простудиться. Видимо, эта деталь одежды стала для девушек чем-то вроде красной тряпки для быка, поскольку они сразу обратили на меня внимание и подошли познакомиться.

Мне было не очень приятно общение с ними, так как каждая зажимала в руке бутылку со спиртным – это было благодатное время отсутствия запрета на распитие алкоголя в общественных местах. Но мама воспитывала меня вежливым мальчиком, и я не мог не откликнуться на искреннюю заинтересованность во мне посторонних. Девушки выяснили, не видел ли я здесь кого-либо из музыкантов, либо же саму певицу: мне пришлось их разочаровать. Они быстро поняли, что я не потяну роль самого обаятельного мужчины на Земле, и ретировались. Однако спустя несколько минут та из них, которой было двадцать три года, вернулась.

Конечно, потом Катрин уверяла всех и вся, что это она дала толчок нашему буйному роману. Но я-то знаю, что подал сигнал ей первым: когда мы только познакомились, я сказал, что у неё отличные ботинки. Женщины тратят на поиски обуви больше времени, чем на чтение книг, и такой комплимент она просто не могла пропустить. Обувь говорит о женщине больше, чем маникюр, так вот: её ботинки мне не понравились. Они были слишком громоздкими и девушке не подходили. Просто я ценил фирму-производителя и хотел блеснуть своей искушённостью в такой мелочи. Уже тогда где-то глубоко, на уровне рёбер, я почувствовал, что красивых отношений у нас не получится. Меня не расплавлял её голос.

* * * * * * * * *

С того момента, как я сбежал от Катерины у Липок, я постоянно думал, где она находится сейчас и чем занимается. Это явно была не любовь; просто слишком многое нас связывало, и бесследно подобные узы не растворяются. Жене я, естественно, о призраках прошлого ничего не рассказал. Она так до сих пор и не знала о Катрин, ведь старый паспорт, со штампом о браке, я благополучно швырнул в саратовскую Волгу и затем получил новый, безбрачный. Почему-то я старался всячески скрывать факт своей ранней женитьбы, трудно объяснить причину. Может, где-то глубоко я стыдился Кати, её избыточного веса, алкоголизма, излишне громкого смеха, бурной прошедшей личной жизни. Мои немногочисленные, в количестве двоих, близкие друзья, знали о предыдущем браке, но жене эти сведения не передавали, уважая мою просьбу. Остальные и вовсе не были в курсе.

Тогда, стоя у Олимпийского, я и не догадывался, что через четыре года уже буду дважды женат. Я всегда считал, до своего второго брака, что у каждого человека в жизни есть только одна половинка, что её нужно ждать всю жизнь, даже если она ушла, ибо другая будет всего лишь её блёклой тенью. Тогда, 1 апреля 2008-го, я просто потратил шесть часов на болтовню с девушкой, которая то и дело стреляла глазками и поцеживала пиво. Где-то в два часа дня охранники начали оттеснять нас от спортивного комплекса, установили железные ограды и организовали четыре очереди. В этих хвостах мы простояли ещё около четырёх часов. Затем, ровно в шесть вечера, секьюрити начали пропускать людей, и тут произошло страшное. Имевшие до этого вполне привлекательный человеческий облик юноши и девушки вдруг вообразили себя гепардами и устремились к «Олимпийскому». Одна барышня при этом упала, и я зажмурился, испугавшись, что её затопчут. Однако музыкальные лани грациозно перескакивали её и неслись дальше к заветной цели. Вскоре она самостоятельно встала и присоединилась к ним. Я посчитал ниже своего достоинства так бежать и спокойно подошёл ко входу. Внутри сдал рюкзак в гардероб, моё запястье обмотали какой-то бумажечкой, и я проник на танцпол. Естественно, первые ряды уже были заняты, я встал примерно в четвёртом. Толпа вокруг очень быстро сомкнулась. До концерта я рассматривал людей и зал, который был огромным, я никогда раньше в таком не бывал. Слева и справа от сцены висели два гигантских экрана. На танцполе было достаточно прохладно, несмотря на присутствие в спорткомплексе порядка двадцати тысяч человек.

* * * * * * * * *

Сегодня, как и всегда в приёмные дни, читальный зал архива пахнет протухшим человеческим телом. Несмотря на обилие посетителей, источником этого зловония является один доцент, которого никакое законодательство не позволяет выдворить из помещения. Этот кандидат истерических наук испускает одинаково мерзкую вонь и летом, и весной, и зимой, и осенью. В холодное время года мы спасаем своё обоняние проветриванием комнаты. Летом, как известно, в Саратове ветров не бывает, поэтому, чтобы не стошнило, я пробрался на седьмой ярус, где помимо КГБ-шных документов хранятся разные приборы. Главное, чтобы ЖСБ не просекла. Хотя что я говорю – всё равно заметит, ведь она считает, что в архиве и пылинка не может упасть с протоколов Фёдоровского райкома КПСС за январь-сентябрь 1971 года без её ведома.

ЖСБ, она же СМС-ка, она же Великая, она же Женщина с косой, она же Хозяйка – это заместитель директора Архива современной истории Саратовской области. ЖСБ расшифровывается как «женщина с бревном»: эта аллюзия пришла мне на ум, когда я увидел её комсомольскую поступь с деловыми бумагами под мышкой – от директорского кабинета к лифту. СМС – это инициалы: нашу мымру зовут Светлана Максимовна Солоненко. Женщина с косой – это о причёске… думаю, объяснять значения Великой и Хозяйки не стоит. Когда я трудоустраивался сюда, мой научный руководитель сказал: «Солоненко? Да она же ненормальная!». В тот день я списал столь буйную реакцию всегда тактичного учёного на очередное свидание с зелёным змием, но действительность оказалась гораздо честнее. Солоненко и вправду ненормальная.

По неподтверждённым пока данным, ЖСБ, в ту пору просто бывшая Девочкой без ничего, захотела работать в читальном зале АСИСО ещё будучи школьницей. Советские законы трудоустроиться ей в неоперившемся возрасте не позволяли. Искреннее рвение к труду кареокой пионерки можно было бы похвалить и потрепать энтузиастку по щёчке, если бы не кляузы, которые она начала строчить в различные ведомства. В итоге, правда я сам не понимаю ещё как, она стала там работать. Затем, видимо, девушке пришла пора учиться, и она окончила наш многострадальный исторический факультет. Судьба забросила новоиспечённого преподавателя в одну из саратовских школ, где, как она любит рассказывать, директриса уничтожала классные журналы в промышленных масштабах.