Ошибка исправлена - Елена Иосифовна Селиванова

— Ничего! Абсолютно ничего! — разочарованно протянул он, встряхивая пиджак.

— Хорошо, что пиджак нашли! — заметил Сапрыкин. — Молодец, Юра!

Радостное лицо мальчика покраснело от смущения.

— Вот что, Юра! — повернулся к мальчику лейтенант. — Все, что ты видел, ты еще раз расскажешь мне. Но это нужно сделать в присутствии учительницы. А где ее сейчас найдешь в праздник? Я тебя вызову, когда договорюсь с директором школы. А вас, товарищи, — обратился Голутвин к Сапрыкину и его спутнице, — попрошу послезавтра зайти ко мне в милицию. Моя фамилия Голутвин.

Попрощавшись, оперуполномоченный пошел в отделение милиции.

«Вот тебе и праздник, — подумал он. — Кто-то празднует, а кто-то, похоже, кражи совершает. Портят только настроение людям».

Бросив на ходу Федосееву: «Я сейчас!», прошел в кабинет начальника.

— Разрешите доложить, товарищ капитан! — обратился Голутвин к начальнику отделения милиции. — Двое неустановленных граждан спрятали в подвале строящегося детского сада пиджак и скрылись. Пиджак обнаружен и изъят!

Капитан Лукашев поднял на Голутвина глаза и отодвинул на край стола бумаги, лежавшие перед ним. Только волосы с проседью, гладко зачесанные назад, свидетельствовали о том, что начальник милиции не молод. Однако его волевое лицо, почти без морщин, с плотно сжатыми губами и небольшим подбородком, выглядело молодо.

— А с изъятием пиджака поторопились, — Лукашев сделал глубокий вдох и бегло скользнул взглядом по пиджаку. — Пахнет как будто хлорамином. Не имеет ли владелец пиджака отношения к медицине?!

Голутвин вспомнил, что еще в подвале строящегося дома, когда взял от Юры пиджак, почувствовал «запах больницы», но не обратил на это внимания. Ему стало досадно.

— Это все или еще что-нибудь есть? — спросил Лукашев.

— Все.

— Вы поинтересовались, как были одеты те, кто прятал пиджак?

— Нет, — голос Голутвина прозвучал глухо. — Один, вроде, в черном костюме был, — встрепенувшись, добавил он, вспомнив рассказ Юры. — Я все понял, товарищ капитан. Разрешите исправить ошибку!

— Что ж, идите! В первую очередь зайдите в поликлинику. Это через улицу от стройки.

— Слушаюсь! — Голутвин вышел из кабинета.

Лукашев снова сел за стол и придвинул к себе папку с бумагами.

«Да, — подумал он, — неопытен еще оперуполномоченный, тороплив. Но хорошо, что быстро реагирует на свои промахи. Нужно контролировать каждое его действие».

Лукашев начал просматривать бумаги. Прошло полчаса. В дверь раздался стук. По сдерживаемой улыбке входившего в кабинет Голутвина было сразу видно, что у него есть новости.

— Хозяин пиджака нашелся, — сказал лейтенант. — Это врач Смолкин. Он сейчас дежурит в поликлинике. Закончит дежурство в восемь вечера. Брюки у него из такого же материала, что и этот пиджак, — докладывал Голутвин. — Он сказал, что пиджак висел в шкафу, в приемной, куда заходят посетители. А когда я заговорил о пиджаке, он побледнел и бросился к шкафу, потом ко мне и, заикаясь, начал бросать отрывистые фразы о том, что у него в пиджаке были деньги, сорок два рубля, что это зарплата, и он получил ее накануне, что кассир специально ждала его, пока он не пришел на дежурство. Я уточнил кое-какие детали. Зарплата, полученная Смолкиным, состояла из четырех десятирублевых купюр и двух рублевых. Кассир, вручая ему зарплату, пошутила, что деньги именные, и показала на надпись, которую она сделала, зеленым карандашом на белом поле верхней купюры. Там было написано крупными буквами: «Смолкину».

Кроме того, Смолкин сказал, что незадолго до моего прихода двое неизвестных граждан приводили в поликлинику пьяного парня с окровавленной головой. И пока избитому производили перевязку, ничего не сказав, ушли. Избитый находится в поликлинике. Он одет в окровавленную вельветку, сильно пьян и сейчас спит. Кто он, пока неизвестно.

— Кто еще из работников поликлиники видел этих неизвестных?

— Видела хирургическая сестра, но она даже в лицо их не запомнила.

— Так. Как только пострадавший проснется, немедленно допросите его. Кроме того, обратите внимание на место обнаружения пиджака. Возможно, кто-нибудь придет туда. Да, а что говорит Смолкин о ранении неизвестного?

— Повреждены только мягкие ткани. Ранение неопасное.

Лукашев кивнул головой.

— Продолжайте работать. Будьте внимательны. Не торопитесь, но работайте быстро. О ходе расследования докладывайте ежедневно.

* * *

Избитый парень проспался только к утру. Хмуро глянув на дежурного врача, приготовившегося заполнить бланк повестки, которую оставил Голутвин, и дотронувшись до забинтованной головы рукой, поморщился. Облизав пересохшие губы и не отвечая на вопросы врача, который скороговоркой спрашивал: «Фамилия? Домашний адрес? Где работаете? Ведь вас надо записать!» — парень молча вышел из поликлиники, на ходу ковыряя ногтями засохшую на вельветке кровь.

Остановившись на тротуаре, он огляделся и, увидев милиционера, разглядывавшего скворцов на рябине, снова поморщился и направился в сторону отделения милиции.

Милиционер, не торопясь, пошел вслед за ним. Увидев, что избитый проходит мимо отделения, милиционер окликнул его:

— Молодой человек!

Парень обернулся.

— Вам сюда! — жестом указывая на вход в помещение, добавил милиционер. В голосе его слышались властные нотки. Парень, понурив голову, подчинился.

Бросив беглый взгляд на вошедшего, дежурный сказал:

— Пройдите в пятый кабинет!

Войдя к Голутвину, потерпевший провел языком по губам и попросил напиться. Выпив два стакана воды, он сел и, назвавшись Романцовым Иваном Матвеевичем, бросил исподлобья угрюмый взгляд на Голутвина, который испытующе смотрел на парня.

Оперуполномоченный был одет в гражданский костюм, хорошо сшитый и так же хорошо сидевший на нем, как и форма.

Романцов на вопросы Голутвина отвечал неохотно и вяло. Его черные, как капли туши, глаза, глядевшие из-под марлевой повязки, казалось, ничего не выражали.

— Ну, выпивали в одной компании.

— А вы без «ну», не одолжение мне делаете. У кого выпивали?

— У Машки Вараксиной.

— Ее адрес?

— Не знаю. Показать могу, где живет, а улицу и номер дома не знаю.

— Кто был в вашей компании?

— Я пришел с Юнуской, там уже были Мишка, Толик, Славка. Из девушек Зина и Клава. Остальных не знаю.

— Юнуска? Это не тот ли, что уже судим за кражу? — спокойно, как бы менаду прочим, спросил Голутвин.

— Тот.

Чтобы скрыть внезапно возникшее волнение, Голутвин опустил глаза и начал тереть свой высокий лоб ладонью. «Собственно, чему я обрадовался? — мелькнула у него мысль. — Ну и что же, что судим? Это еще мало что значит».

— Как фамилии Мишки, Толика и других, где живут? — справившись с волнением и снова взглянув на Романцова, спросил Голутвин.

— Фамилий никого не знаю, а где живут, знаю только дома.

— Как проходила выпивка? Рассказывайте сами, не ожидайте вопросов.

— Как и у всех. Нормально. Эдик играл на гитаре, а мы пели.

— Какой Эдик? Вы его раньше не называли.

Романцов пожал плечами и, повернув голову к окну, ответил:

— Был там