Колонна и горизонты - Радоня Вешович

Городок по своему виду напоминал разбуженный муравейник. Здесь поселился трудовой дух партизанской столицы. К местным закройщикам, обувщикам, пекарям и кузнецам присоединились бойцы — бывшие ремесленники из наших подразделений. Под озорным лозунгом «На заплатах дом держится» умельцы починили для бойцов старую одежду и обувь и сшили из трофейных тканей и одеял несколько новых униформ.

У Крсто Баича нашлось немного итальянских лир. Во время прогулки он зашел в лавку, купил около килограмма мелких яблок и раздал их товарищам. Эти яблоки показались мне очень душистыми и вкусными, и я вмиг съел свою долю. Крсто заметил, что яблоки не предназначены для того, чтобы утолять голод. Всякое лакомство нужно как можно дольше держать во рту, наслаждаясь его вкусом, и не торопиться глотать. А зимой яблоки — больше лекарство, чем пища.

На городок опускался ранний зимний вечер. Бакалейные лавки, магазины и кафаны, где мы расположились на ночлег, были полностью разграблены итальянцами и четниками. Жестяные печки, установленные нами в помещениях, давали больше дыма, чем тепла. Черногорские батальоны разместились в пригородах Рудо, а крагуевацкие — возле самой площади. Коптили керосиновые лампы. Кое-где слышался тихий говор бойцов, устроившихся на низких треножках или прямо на полу на соломе. Кто-то жаловался, что никак не может уснуть. Кто-то просил сигарету, а получив ее, укладывался на полу, пускал кольца дыма и, ни к кому не обращаясь, громко спрашивал, когда он вновь увидит свою Сербию.

Бойцы, сменившиеся с постов, принесли с собой холод. Они отказались от предложенных им стульев и, согревая дыханием озябшие на морозе руки, спросили товарищей только о порядке заступления на посты. Завтра предстоял смотр бригады, нужно было рано вставать, и поэтому они старались как можно скорее заснуть.

Лай собак и шум реки Лим сопровождали нас до самого поселка Дорич. Нас направили туда из Рудо для наблюдения за местностью и охранения наших войск, расквартированных в городке. У одинокого приземистого домика нас встретила пожилая женщина, одетая в черное. Не говоря ни слова, она начала выносить из прихожей вещи, освобождая нам место для ночлега. Два бойца надергали из стога соломы, принесли ее на брезенте и разостлали в избе возле печки. Мы улеглись, подложив под головы сумки и набросив на себя шинели и одеяла. Места не хватало. Лежать приходилось только на боку. Закопченные балки, полки с кастрюлями, связки кукурузных початков, сухого перца, лука и чеснока — так выглядела внутри почти каждая сельская изба в Санджаке.

Утром мы увидели возле печки молодого человека в гражданской одежде. Это был местный житель Юсуф Дорич, ученик сараевской духовной семинарии. Вчера вечером, натолкнувшись на наших дозорных, он дрожащим от волнения голосом спросил, где штаб, и сказал, что несколько минут назад убил человека.

— Как это — убил человека? — спросил его боец нашей роты Янко Чирович, высокорослый мужчина из Колашина.

Юсуф трясущимися руками изобразил что-то непонятное и объяснил, что пришел держать ответ перед партизанским судом.

В те дни четники и усташи раздували националистическую истерию в селах вокруг Рудо. Под предлогом борьбы против мусульман, хорватов, сербов, коммунистов и евреев они, вымогая золото, терроризировали население. Если на их глаза попадалась какая-либо ценная вещь, ее владелец немедленно объявлялся подозрительным.

В тот вечер родственники Юсуфа заметили, как к берегу Лима причалила лодка и из нее вышли вооруженные люди. Пришельцы разделились на группы и направились в поселок. Один из них внимательно заглядывал во все дворы, словно прикидывал, сколько можно захватить на обратном пути посуды, кукурузы, сушеных фруктов, женской одежды и украшений. Женщины метались по комнатам, прятали вещи и с ужасом смотрели на улицу. Отец Юсуфа достал из кладовой старинное кремневое ружье, сунул в руки сыну и подтолкнул его к запасному выходу в сторону рощи.

— Я уходил, — рассказывал Юсуф, — и слышал, как тот человек требовал дукаты, угрожая расправой. У меня подкашивались ноги. Услышав, как отец оправдывается перед этим человеком, я почувствовал себя предателем. Вдруг совсем близко от меня заскрипел снег. Я спрятался за дубом и притаился. Сильно сгорбившись, по моему следу шел четник. Видимо, он замышлял что-то неладное. Деваться мне было некуда. Я поднял ружье и нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, приклад больно ударил в плечо. Я отбросил ружье в сторону и побежал в Рудо, чтобы первому же встречному рассказать о случившемся…

СТРОЙ В РУДО

Утром холмы покрылись студеной изморозью, в воздухе закружились снежинки.

К площади подтягивались подразделения «пестрого войска» (так нас называли в те дни). Со стороны Столово слышалась пулеметная и минометная стрельба. Там две роты шумадийцев (позже они войдут в 5-й батальон) отбросили колонну итальянцев, пробивавшуюся в направлении Рудо. Под Миочем черногорцы (позже они войдут во 2-й батальон) в течение трех дней сдерживали противника. Оттуда приходили тревожные вести. С разных сторон — от Прибоя, вдоль Лима, через гору Белую и Хусейнову равнину, от Вишеграда, через Гаочич — в направлении Рудо рвались итальянцы и четники, чтобы уничтожить нас.

А мы, выстроившись на площади, ждали Тито. Впервые это имя я услышал после битвы за Плевлю. Услышал, когда речь зашла о создании нашей бригады. С этим именем было связано организационное упорядочение партии накануне войны и ее активная деятельность по развертыванию всенародной борьбы против фашистских захватчиков.

Мы стояли в строю и напряженно ждали: никто не знал, откуда появится Тито. Совсем недавно многие из нас различными путями старались уклониться от службы в старой армии, если этого не требовали интересы партии. А теперь, чеканя шаг, мы шли на площадь как солдаты новой армии. Мы гордились, что нам доверили оружие, что нам выпало жить в такое время. В строю стояли рабочие, ремесленники, крестьяне, учащиеся, студенты. Пестрело оружие, пестрели национальные одежды народов Сербии и Черногории. Рядом со словенцами в строю находились хорваты, македонцы, косовцы, боснийцы, герцеговинцы, евреи, воеводинцы, далматинцы, личане, санджаковцы. Были здесь немцы и венгры: война застала их на работе в Сербии. Сотни городов и сел Югославии послали сюда своих сынов и дочерей, которые теперь с нетерпением ожидали Тито.

Филипп Кляич, двадцативосьмилетний рабочий-обувщик, коммунист, перекричав гул строя, скомандовал «Смирно!» и, приложив правую руку к головному убору, четким шагом направился к группе, стоявшей на площади. Вот он остановился перед Тито и доложил ему о