Рефлексии и деревья. Стихотворения 1963–1990 гг. - Сергей Магид

Опыты

Первая книга стихотворений

1970–1981

«Пять слов о поэтике…»

Пять слов о поэтике:

Бога ради,не надо патетики,слёз, проклятий.

Не надо глубокихкак омут, мнений.

Не надо экстазашальных откровений.

Тем более, праведныхобвинений.

Чего уж там, хватити просто дня.В нем есть всё, что надо.

Кроме меня.

«Грядущего лик-дик…»

Грядущего лик – дик.Сегодняшний день – пуст.Случаен любой миг.Напрасен любой Пруст.

А мир, как всегда, – глух,Слеп, заметает след,Нем, невесом, – пухВесомей, чем этот свет.

Ну, где он, Тристан? – Прах.Изольды костяк? – Пыль.Героя несёт в штанахБольной мочевой пузырь.

Сизиф? – Тот еще жив,За камнем пошел вниз, —Творить свой дурацкий миф,То есть чей-то каприз.

«Жизнь не исправить ни молчком, ни вслух…»

Жизнь не исправить ни молчком, ни вслух.Желтеют листья в ней, течет ручей.Смешное тело в ней, тщеславный дух,И каждый миг её ни твой, ни чей.И где концы её, не разберёшь.На землю падает январский снег.Сто тысяч лет ему и хошь не хошь,Он так же холоден, как человек.А слов не найдено и где отвес,Чтоб выверить всю эту пустотуВокруг, в которой веселится бес,Крича: «Поэт? – Ату его, ату!»,Вопя и воя над чужой рекой,Где не свернуть и не найти пути,Где можно лишь вот так себе идти,На жизнь махнув,На жизнь махнув рукой…

«Боже, спаси меня, грешного…»

Боже, спаси меня, грешного.Боже, я так изолгался.В омуте царства кромешногокаплей воды притворялся.

Господи, это сознаниемалости, капли, кружениястало моим, да и ранеечувство кораблекрушения

жило во мне. Словно камешекшел я ко дну. Нынче вечером,Господи, дай мне хоть краешекнеба увидеть. Мне нечего

ждать. Ни друзей, ни радетелей.Весь я – унынье и жалоба.Есть ли Ты, Господи, есть ли Ты?Господи, видишь ли малого?

Если Ты рядом, то выслушай.Если вдали, дай знамение.Слёз моих озеро высуши,Плачей моих наводнение.

Боже, кощунствую в немощи!Видишь, я весь потерялся.Висельник царства кромешного,Я ведь живым притворялся.

Вот я, один, без свидетелей,капля Твоя, но немилая…Есть ли Ты, Господи, есть ли ты?Если Ты есть, то помилуй мя…

«Я снова в чаше бытия…»

Я снова в чаше бытияЛишь капля боли.Учусь искусству забытьяСвоей неволи.

Не знать, не помнить, не искатьНачал паденья.Боюсь и другу доверятьСвои сомненья.

Опять в сентябрьские дождиИду как в рабство.Так встарь побитые вождиСдавали царство,

Чтобы под белое в разлив,Разлив забвенья, —Не вспоминать излишний мифОб избавленьи.

Пока идет процесс литья,Закалка стали, —Сгорает в домне бытияТростник Паскаля.

«Молчать и слушать – большего не надо…»

Молчать и слушать – большего не надо.Склоняться сердцем к музыке стихов.Твои следы искать в аллеях сада,Себя искать в сумятице веков.

Дышать и думать – этого довольно.Всё остальное – можно стороной.В пустое небо над собойПодымешь голову невольно

И видишь двух ворон чуть к северу от юга,И слышишь «невермор», а не курлы-курла,Опустишь голову, – а верная подругаУже сажает из горла…

«Всё ясно нынче…»

Всё ясно нынче:Жизнь так прекраснаИ чисто, ясноЗвучит хорал.

Но как ни странно,Мир так же боленИ тих и тёменНочной канал.

И так же, в общем,Заходит солнце,Восходит солнцеИ верь, не верь, —

По переулкамВсё так же бродишь,И не находишьНи дом, ни дверь.

Лишь звук органаВ полночной мессеВ даль поднебесьяПорою путь

Укажет. Ладно,С крестом, с кастетом, —Речь не об этом,Не в этом суть:

Найдешь опоруИ в то же времяСвободы бремяОтбросишь прочь, —

Но только после,От сна очнувшись,Вновь, оглянувшись,Увидишь ночь.

А так, всё ясно, —Жизнь не напрасна,Когда так классноЗвучит хорал.

Но лучше, право,Сей мир-отрава,И Богу слава,Что есть канал.

«Над крышами сената и синода…»

Над крышами Сената и СинодаС утра натянут равнодушный холст.С него стекает дождь на серый мост.В квартирах никакое время года.

Вода в реке, наполнена водойс небес, когтями брызг скребёт гранитытюремных стен. Ворота приоткрыты.Острог сыреет, временно пустой.

Всё моросит. Срываются с карнизовразрывы капель. Воздух населёнселёдкой с пивом. Серый как бетон,летает бес меж куполов и фризов.

Всё то же небо, те же колеранад крышами Сената и Синода —всемилостиво нам даны: свобода,Суворов, Пушкин, русское ура,огромное, как мать вчера,и хер на месте небосвода.

«Теперь я слов твоих прошу…»

Теперь я слов твоих прошуКак подаянье.

Как в тайну тайн теперь гляжуВ твое молчанье.

Жду хоть улыбки на губахИ, будто болен

Я этой памятью, во снахКричу – виновен!

Виновен в том, что потерял,Что был спокоен,

Что жизнь на слухи разменял,Во всём – виновен.

«Я теряю тебя…»

Я теряю тебя,Не успев обрести.Опасаясь любить,Не хочу отпускать.

Лишь слова теребя,Повторяю «прости…»Не умея забыть,Не могу укорять

Ни друзей за смешок,Ни себя за разлад.Мне бы легче не быть.Мне любить тебя лень.

Я, наверно, смешон,А они говорят:«Кто боится любить,Превращается в тень».

«Город унылых стад…»

Город унылых стадКак из банки сардинку,Дождь попивая в такт,Варит меня под сурдинку.

Тих. Безоружен. Мал.Гол. Переварен до мозга.Сзади – дворов провал.Прямо – судьба из воска.

Вечер. Вползаю в дом.Сплюнут. Изжёван. Втоптан.С той же, как дядя Том,Кожей убитых оптом.

«Утро. Четыре часа…»

Утро. Четыре часа.Капает серенький дождь.Веришь ли ты в чудеса,Маленький выродок-вождь?

Ты ли мятеж возгласилС форума, славен вовек?Ты ли триумфа просилИз-под опущенных век?

Ты – позабыл и сменялВойско, народ и сенатНа выпивоны менял,Маленький бука-легат.

Кто ты? Куда ты? Зачем?Брось, не ершись, дурачок!Нечего плакать. НичемНе выделяйся… молчок…

«Бот мир, он кажется велик…»

Вот мир, он кажется велик,а он, как девственница, мелок,и в нем, как некий недомерок,ничей пульсирует язык.

Его бы выманить сюда,ему бы дать обозначенья,но как застывшая вода,он пребывает без движенья.

И я не в силах превозмочьмою больную безъязыкость:какая выспренняя дикость —пытаться выговорить ночь.

И речь в дешевые ходыуходит, в трюки и намеки.Сплошным синонимом бедыСтановятся её упрёки.

А мир по-прежнему молчит,не выдавая тайну слова.И вместо говора живогоСухая проповедь звучит.

«Я думал – жить. А эва-Ленинград!»

Я думал – жить. А эва – Ленинград!Хрустит ноябрь, по лужицам ломаясь.Писатель, в коммуналке маясь,Скрипит пером, описывая сад.

Там человек в снегу. Пал? Перепил?Теперь бы вспомнить, как там было летом,Пока февраль костлявым пистолетомСтучит в окно, страдая без чернил.

Но нет чернил. И крови нет. И жизни.И друга нет. И даже нет врага.Ты мне не веришь? Ну-ка, свистни,Увидишь, – нету ни фига.

«Самой малой малости…»

Самой малой малостиВыпросишь едва ли,Шуточки да шалостиЛьдинкою в бокале.

Вечером стаканчики,Сдвинутые в ряд.Мысли-одуванчикиК ночи облетят.

Хохмочки да сплетенки —Весело и смело.Мысли-перманентикиЗавиты умело.

Доводами давнимиВыдуманных словСкрыты, как за ставнями,Душу – на засов.

Молодость проноситсяВинною отравой.Загнана околицаГородом-облавой.

Речи медоустыеСтряпают кисель.Кружится без усталиВаша карусель.

«Всё что-то наобум, всё как-то невпопад…»