Самый сумрачный сезон Сэмюэла С - Дж Данливи

- Герр С., я буду стоять с этой стороны стола при условии, что вы останетесь с той стороны.

Сэм С. остановился. Она прищурилась и улыбнулась. Двумя передними вставными зубами. Они стояли друг против друга, голые по пояс (она сверху, он - снизу), и как бы между прочим вели нелепый разговор через объедки на столе. Внизу, на улице, по забрызганным гравием рельсам проскрежетали стальные колеса трамвая, в окнах задребезжали двойные стекла. Вся эта канитель тянулась, пока он не придумал ей прозвище. И сказал через стол:

- Гневная Агнесса.

- Герр Сэм, не называйте меня так.

- Скажите, почему у нас не может быть нормальных сексуальных отношений.

- Вы меня пугаете, герр С.

- Надо же. Я ее пугаю. Да это вы меня пугаете, Агнесса. Но если именно это послано мне Господом Богом для восстановления сил, я не стану противиться и просить о замене.

Хозяйке всегда требовалось время, чтобы переварить его реплики. Растянув губы в улыбку, она пыталась заглянуть в темное нутро этого получеловека, полуживотного плюс на две трети джентльмена (сумма не поддавалась вычислению), который, распустив брюхо, стоял с противоположной стороны стола из красного дерева. В ее голосе послышалось теплое дружелюбие - она уже начала втираться в его жизнь.

- Герр Сэм, вы слишком много размышляете.

- В настоящий момент я размышляю о том, почему вы не ложитесь со мной в поcтель. В вашем возрасте это уже отклонение.

- Герр Сэм, а чем вы занимаетесь, когда по три дня не выходите из своих комнат.

- Я думаю.

- О чем же вы думаете.

- А как вы думаете.

- Думаю, что это у вас заскоки.

- Продолжайте, пожалуйста, Гневная Агнесса.

- Почему вы живете в Вене.

- Чтобы, когда придет время покончить с собой, я бы мог без зазрения совести завещать жителям Вены прибрать мои останки.

- Как вам не стыдно.

- Но это сделает им честь на века. Венцы ведь не то что швейцарцы.

- Хоть я и не имею привычки говорить Gesundheit, но для вас сделаю исключение: Gesundheit, герр С., это вы верно подметили, что мы - не швейцарцы.

Эти взаимные выпады отвлекали от неурядиц в собственном внутреннем хозяйстве. И от странных пульсаций где-то в паху, которые по ночам уносили в мир грез, таких же безнадежных, как и попытки ухватить Агнессу за зад, который заносило на поворотах во время гонок вокруг стола. А потом - минуты, полные отчаяния. Остался ни с чем - она ускользнула на свою половину. Он сидел, сложив веснушчатые руки; перед глазами стоял великолепный десерт. Откуда-то из-за горизонта долетал шепот: "Эй. Когда же ты наконец исцелишься, исцелишься, исцелишься". Тогда медленно к окну послушать протяжный и печальный звон колокола собора Св. Стефана и посмотреть, пробилось ли солнце. Почему-то очень захотелось отплыть в старость на океанском лайнере, забитом золотыми слитками.

Сэмюэл С. всегда носил пиджак. Идеальный узел галстука, белый воротничок, рубашка в тонкую полоску. Он плотно закупоривал окна в своей комнате, чтобы с улицы не проникали пыль и грохот трамваев. Невозмутимо вышагивал по тротуару - айсберг, скрывающий свое одиночество под водой. Ни матери, ни окружающему миру не было до него дела. В детстве, играя, он как-то услышал от приятеля: "Если я скажу маме, что не верю в Бога, она упадет замертво". Сэмюэл С. бросился домой - его мать гладила на кухне и заявил: "Слушай, ма, а я не верю в Бога". На что она ответила: "Правда. Подай-ка мне брызгалку". Его первый урок. Люди слишком заняты, чтобы верить.

Последний день июля, воскресенье, десять часов утра. За окном пронзительно кричит всполошенный скворец, по ветке липы крадется кошка, водяная пыль дождя. Сэмюэл С. сидит, обхватив голову руками, уставившись в одну точку. Мысли прикованы к задаче по сферической геометрии, - маленькое ухищрение, чтобы запустить мозговой механизм и заглушить душу. Едва различимый телефонный звонок под кучей грязного белья. Все это напоминает восхождение на гору. Он вытянул черный аппарат и услышал голос Графини. Все это время она думала. Не зайдет ли он к ней на чашечку кофе.

Сэмюэл С. бодро прогарцевал через весь город. Трамвай, потом пешком, мимо фасадов дворцов, по дорожкам парков, между колоннами серого каменного здания, цокая каблуками по черно-белым мраморным квадратам вестибюля. Мельком оглядел себя в зеркале. Небрежно бросил последний шиллинг лифтеру. Маленький штраф за маленькую роскошь. Старинные двери лифта закрылись. Подъем на третий этаж. Ее площадка, огромная резная дверь. Улыбки сельского вида прислуги до самой гостиной. Он слегка коснулся губами руки Графини - ритуал, описанный в книгах; он считал нужным соблюдать его. Графиня закинула ногу на ногу. Самая соблазнительная часть ноги, чуть выше колена, слегка расплылась. Сэмюэл С. стоял, не понимая, что все это значит. Как в детстве, когда он пришел в гости к своему другу, пообедал вместе с его семьей, вытер рот салфеткой и уже хотел было встать из-за стола, но его спросили: "Куда это ты собрался". Сэмюэл С. оглядел комнату и ответил: "Домой, а что. Разве еще не все".

- Вам, наверно, интересно знать, зачем я вас позвала, герр С.

- Нет.

- В столь ранний час... Не может быть.

- Вы правы, я соврал. Мне интересно.

- Вы мне нравитесь.

- Надо же.

- Почему "надо же".

- Видите ли, Графиня, ваш вопрос лишен смысла. В этом мире люди всегда говорят одно, а подразумевают другое. Я хочу сказать, что подобные сообщения сбивают меня с толку.

- Перейдем к главному. Я решила назначить вам определенный пенсион. Пожизненно.

- Вот так так, разбогател бедняк.

- Я ожидала другую реакцию.

- Черт.

- И это все, что вы можете мне сказать.

- На своем жизненном опыте, Графиня, я убедился, что всегда говорю не то, что требуется. Особенно в тех случаях, когда угадывают мои желания.

- Но есть некоторые условия.

- Ну-ну.

- Я не шучу, герр С.

- Скоро начнете.

- Я вас не совсем понимаю.

- Вы хотите меня купить. Чтобы всякий раз, когда у вас будет меняться настроение, преспокойно давать мне пинка.

- Насколько я понимаю, вы предпочитаете откусывать понемногу от руки дающего. Вероятно, таким способом вы собираетесь избежать голодной смерти.

- Думайте что хотите. Но я не глуп и уже давно понял, что глумление над чужой бедой - одна из тех величайших добродетелей, которыми набиты жители этого города.

- Вы считаете мое предложение глумлением.

- Не само предложение, а те условия, которые вынуждают меня отклонить его.

- Да-а. Но ведь вы еще не знаете условий.

- Зато я знаю человеческую натуру. У некоторых людей припасены ключи для любого замка. У меня же есть единственный ключ, да и подходит он только к одному замку. В общем, я прошу вас, пожалуйста, не играйте в теннис моим сердцем или, что еще хуже, моим полупустым кошельком.

- Вы абсолютно неблагодарный человек.

- Может быть.

- К тому же еще и трус.

- Возможно, вы и правы. Но вам меня не купить. Хотя можно угостить еще одной чашечкой кофе. Кстати, каковы же ваши условия.

Сэмюэл С. попытался вспомнить, каким образом он снова очутился на улице, - он звонко царапал брусчатку Бальгассе. Почему-то все это смахивало на курение сигареты во время Великого оледенения. Нога попирает Северный полюс, кольца дыма обхватывают луну. Душа ноет, как избитое тело. На протяжении всей этой длинной череды неудач. Еще со школьных лет - он тогда разглядывал профиль девочки, которая ему нравилась. Она сидела в противоположном углу класса, по диагонали от него. После уроков - тайное провожание ее до дома: выяснение адреса, занятий отца и сколько он платит за электричество; сумма казалась мистически прекрасной. Однажды его чуть было не поймали прямо под окнами, на посыпанной гравием подъездной аллее, - он выведывал, что там едят. Изучение номеров автомобилей и рода занятий гостивших у них родственников. На одного дядьку была потрачена целая суббота - пришлось проехать шестьдесят пять километров на автобусе, чтобы только полюбоваться, как тот поливает свою лужайку. Потом, по прошествии года, когда девочка уже была изучена досконально, наконец-то решился поздороваться с ней. Она посмотрела сквозь меня, как сквозь кусок стекла.

Сэмюэл С. останавливается возле киоска, заглядывает в бездонные рыбьи глаза женщины.

- Zwanzig "Lucky strike", bitte.

Сует двадцатишиллинговую бумажку. Протягивает руку за сигаретами и сдачей. Бросает взгляд на медяки. Семидесяти пяти грошей не хватает. Он снова наклоняется к дыре.

- Вы меня обсчитали. Но если вам от этого станет легче...

Сказав "Guten Tag", Сэмюэл С. пожал плечами и, опустив голову, побрел по кривым и серым средневековым улочкам. Что за опрометчивое решение отказаться от пожизненного пенсиона. Нравственно-этическая струна натянута до отказа: одно неловкое движение - петля оторвет мне голову. Собирался все утро, вытянул перед собой руки с растопыренными пальцами: в них было ледяное спокойствие. Подобрал носки под цвет галстука, намазал туфли и с военной выправкой шагнул в кошмар, залитый светом прожекторов. Абстрактное алгебраическое уравнение: П - похоть, Ф - финансы, помноженные на ряд переменных величин, С - смех, У - ужас, и все это равняется Д - ты в дерьме.