Диббук - Михаил Викторович Поздеев

разбросав над ними листовки, на которых было написано, что данная бумага даёт обладателю комфортные условия и безопасность. Втайне от политрука он спрятал листовку в голенище сапога.

Они бродили голодными с политруком несколько дней, пока однажды Кормаков не услышал шум машин, голоса – лес прочёсывали люди в гражданской одежде с белыми повязками и вооружённые советскими трехлинейками. Свихнувшийся политрук выхватил пистолет и приготовился дать отпор, в тот момент Кормаков принял решение, изменившее потом всю его жизнь. В страхе за свою жизнь, видя численный перевес противника, он ранил штыком политрука в правую руку, забрал пистолет, связал руки ему ремнём и вывел его навстречу тем охотникам.

Их вместе доставили в село, Кормаков выпустил с превеликим удовольствием пулю в политрука на глазах полицаев и немцев, и у него сразу началась новая жизнь.

Он верно служил новым хозяевам, они ценили его преданность и его ненависть к советской власти, через полгода он стал руководителем группы по борьбе с партизанами.

Предавшись воспоминаниям, он незаметно для себя уснул, уткнувшись в ствол дерева. Во сне он видел Смолова, который, одетый в гимнастёрку и с посиневшим лицом, с шеей, обвитой ремнём, шёл к нему и говорил: «Возмездие, тебя скоро настигнет возмездие…» Кормаков проснулся в холодном поту, начинало уже рассветать, и ему нужно было выбираться из этой области. Вернее всего, ксёндз его узнал, несмотря на прошедшие годы, и уже сообщил куда следует, а попадать в руки сотрудников КГБ СССР ему совершенно не хотелось.

Он побрёл по лесу в сторону дороги, поймал попутную машину и договорился с водителем отвезти его на ж/д станцию. Откуда он поехал к себе домой в Орехово-Зуево с пересадками.

Всю дорогу он думал о сокровищах, спрятанных в винном шкафу, бережно проверял рюкзак, лежащий под нижней полкой, ему не терпелось открыть этот ящик.

Лёва

Лев Соломонович Коганович, уважаемый детский врач, уже заканчивал приём в поликлинике, как к нему подошла женщина, просившая посмотреть больного ребенка.

Несмотря на увещевания медсестры о том, что рабочий день доктора завершился, она прорвалась с ребёнком на руках и бросилась к нему на колени.

Лев её сразу узнал, вдова Езафович, вышедшая удачно замуж за советского майора и недавно родившая ему ребёнка. Мальчик полутора месяцев от роду кашлял и страдал от жара. Мать умоляла спасти её ребенка, и доктор не мог отказать ей в осмотре.

Он осмотрел плачущего ребёнка, послушал его, выписал матери рецепты и строго-настрого наказал прийти показаться ему через пару дней.

Он грустно вздохнул – приём завершился позже положенного, ему хотелось идти домой, где его ждал ужин, приготовленный его матерью, и отец, уже наверняка пришедший с работы.

Несмотря на то, что Соломон Коганович был небогатым портным, сыну он смог дать медицинское образование в Гродненском университете и по-настоящему мог гордиться своим сыном.

Его брат Борис тоже был гордостью семьи – с приходом советской власти он стал студентом медицинского института в Москве и мечтал стать хирургом. К сожалению, в этом году брат писал, что приехать сможет только в августе – он устроился на работу санитаром в морг и хотел немного подзаработать денег.

Наступил май, были слухи о скором нападении немцев, но в тот месяц мало кто в это всё верил.

Через пару дней на одном из приёмов он увидел счастливую и довольную Хаю Юзефович вместе с малышом, которому на фоне приёма выписанных лекарств стало намного легче. Женщина благодарила доктора и сообщила, что уезжает в Москву вместе с майором, ему выдали там квартиру, и буквально через два дня они должны будут ехать туда.

Хая обещала забежать к нему ещё попрощаться в день отъезда и намекнула о каком-то подарке.

Лев вспомнил про семью Хаи – в молодости она ему нравилась, ну как в молодости, в те годы, когда он учился ещё в гимназии, она была, как и сейчас, яркой и привлекательной, её голова была усыпана чёрными вьющимися волосами, всегда хороша и модно одета, несмотря на то что её семья уже тогда не была такой богатой, как раньше.

Как ему рассказывал отец, Езафовичи владели керамическим заводом в их маленьком городе, был у них и старинный большой особняк, который с приходом советской власти превратился в среднюю общеобразовательную школу.

Все это было во времена Российской империи, чёрная полоса наступила для семьи фабриканта в самом начале 20-го века, вроде как в 1910 году – тогда увлекающаяся сеансами спиритизма дочь была найдена повешенной в соседнем лесу, а её совершенно непутёвый братец стал единственным наследником состояния. От горя вскорости скончался отец, его сын совершенно продолжать бизнес не хотел, и уже к середине двадцатых годов фабрика и особняк были проданы на аукционе за долги, и до 1939 года владельцем был некий Мацей Дворжек. Потом от пьянства умер и наследник состояния, оставивший своей жене и малолетней дочери скромный деревянный домик на окраине города, где жила Хая.

Вспомнил он и то, как узнал о смерти матери Хаи, приехав на летние университетские каникулы домой, и об её замужестве за пожилым хирургом Дворкевичем, который годился ей не то что в отцы, а в дедушки.

Лев окончил университет, вернулся в родной город работать педиатром, он продолжал думать о Хае, которая была, к сожалению, замужем. Детей у них с пожилым хирургом не было, и тот после пришествия советской власти умер от обширного мозгового кровоизлияния.

А теперь Хая вышла замуж за лысоватого майора и уезжает с ребёнком в Москву.

Льву лишь оставалось принять нескольких пациентов, и, завершив приём, он отправился домой, где собирался полежать на диване в своей комнате и почитать какую-нибудь книгу.

В свой законный выходной молодой доктор отоспался, позавтракал, обсудил последние новости и сплетни за столом с матерью, как раздался звонок в дверь.

В двери стояла Хая, в руках она держала небольшой винный ящик, она улыбнулась Льву и вручила его ему в руки.

– Возьми это, спасибо тебе за нашего с Николаем сына, я завтра уезжаю, а вещи раздаю, те, которые ещё от отца остались, вот ящик нашла, думаю, тебе понравится, но ключа у меня нет, откроешь.

Лёва покраснел, попытался что-то произнести, его мама Фаина опередила сына:

– Хаечка, проходи, позавтракай с нами.

Хая ничего не ответила, она поцеловала Льва в щёчку и убежала со словами:

– Прощай.

Он так и остался стоять в руках с винным ящичком.

В комнате он смог наконец-то повнимательнее осмотреть шкафчик – небольшого размера, покрытый тёмно-коричневым лаком, перевернув его, он увидел штамп производителя – судя по нему, изделие было изготовлено в 1898 году в Австро-Венгерской империи. Шкафчик был закрыт, осмотрев его, Лев не смог найти ключа, внутри что-то было – при переворачивании шкафа