В + В - Алеха Юшаева

я чувствовала её глубоко в себе, но признаваться в ней мне не хотелось. Глубокий самоанализ для девчонки в четырнадцать лет – это нечто невообразимое. Возможно, потому что я покорно принимала свои «обязанности», она решила сменить меня на того, кто не подстилался. Я молча восхищалась подругой, пытаясь во всем потакать и помогать ей. В противном случае моё детство прошло бы скучно, уныло, горько. А так мы вечно где-то носились, искали приключений на одну интересную точку и искренне радовались, когда находили их. Чуток повзрослели, и наши проказы начали сдвигаться в сторону парней. Ничего криминального: обычные девчачьи шутки и подколы. Каждая делала так со своей подругой.

И вот Вова стал новым, очередным, предметом шуток.

На следующий день она пыталась встретить его в коридорах на переменах, не чтобы заговорить, а пройти мимо и бросить мгновенный взгляд. А потом стоять за углом и смотреть на него, ловить каждую его улыбку и каждую реплику, открывающую его аккуратный рот.

Несколько дней продолжалась эта игра в шпионов. Было забавно и весело. Больше всего, конечно, нравилось ей. Щеки розовели то ли от счастья, что она на секунду увидела его, то ли от волнения, что она смогла преодолеть свою трусость и пройти мимо него. Она следила за ним, словно за добычей, словно за самой важной в жизни наградой. Она смотрела за всем: за его глазами, коричнево-желтого цвета, за движением его головы, отбрасывающей челку, за руками, то и дело тыкающих в друзей, за ямочками, рисующимися на лице от широких улыбок. Пожалуй, именно улыбки ей и нравились. Конечно, она не говорила мне об этом, но, думаю, она всегда завидовала тем девчонкам, что стояли около него на переменах, что шутили вместе с ним, что имели счастье сидеть с ним за одной партой, что даже фотографировались и обнимали его. И говорить ничего не надо.

Однажды, находясь в очередном поисково-шпионажном деле, мы застали такую картину. Вова, держа одноклассницу с довольно ярким макияжем и вычурной одеждой, улыбался перед камерой её телефона. Ника чуть не задохнулась, когда увидела их. Она спряталась за угол и отвела взгляд, как только я обратилась к ней. Она знала, что девятиклассник не посмотрит в её сторону, не обратит своего внимания, которое щедро распространяется на других девушек. Она знала, что ей не на что надеяться в своих детских для него чувствах. Она знала, но всё равно старалась не смотреть, когда он так радостно фотографировался с девушками.

Горько знать, а тем более видеть, что приятные тебе движения, улыбки предназначаются другому человеку. Зло шутя, она говорила, что готова окунуть эту крашеную курицу в унитаз. А потом они отправились на урок, мы проводили их робкими взглядами из-за угла и медленно покинули место слежки, опаздывая на свои занятия.

Уроки за уроками, перемены за переменами. Наши дни летели быстро. Мы даже не следили за тем, что уже настала зима. Мы не замечали, что время шло и шло не в нашу пользу. Вова был девятиклассником, и он не планировал оставаться еще на два года в доводящей до тошноты школе. Об этом мы узнали, как ни странно, от его лучшего друга.

Глава 3

Ника изменилась. Наши тихие слежки превратились в истеричные мероприятия. Довольствоваться лишь взглядом и секундным безразличным вниманием она не могла и медленно, но верно переходила в наступательную тактику. Она изучила всё его расписание и весьма расстраивалась, когда видела в нем изменения. И без того малое время их встреч непомерно сокращалось. Подготовка к экзаменам давала о себе знать: Вова оставался после уроков, задерживался на переменах. Казалось, на время Нику отпустило.

Она никогда не пропускала уроков, пусть иногда и давала себе слабину и не делала домашнюю работу, облегченно списывала у меня. Она никогда не стремилась перечить преподавателям, выступать против класса, против меня. И что-то в ней изменилось, словно в расписании, которое вывешивают всем на обозрение.

Ника, больше не носящая белых строгих блузок, не заплетающая волосы в косу, не смотрящаяся в свое неизменное розовое зеркальце, дерзила на каждое немягкое слово учителей. Она готова была не только отвернуться от них и просидеть так весь урок, но и бросить в их сторону что-нибудь из того, что временно покоилось на парте. Злобно смотря на всех, она резко и грубо отвечала учителю, отчитывающего её, сравнивающего её-сегодняшнюю с ней-вчерашней. Если бы ей позволили, она бы задушила каждого взрослого в этой школе, которая никогда еще так не раздражала её. А потом задушила Вову. А потом и себя. Веселая получилась бы история. Всё чаще она стала закрываться, уходя в себя и утапливая злость в музыке. Садилась на задние парты и отстраненно смотрела в окно, и, если случалось, что она видела там Его, слегка краснела и опускала глаза, проводя ими по мне. Я всё понимала.

Постепенно всё приходило в норму. Не ту, что была вообще до всего, а в спокойную норму. Учителя перестали быть врагами, девушки перестали гореть в её придуманном аду. А вот слежки продолжились с прошлой интенсивностью. Наверное, он боялся двух сталкерящих малявок и пытался скрываться как можно скорее, потому что не хотелось попасться в ловушку.

Расписание изучено, все углы затерты, движения записаны на подкорке. Чего еще нужно? Смеясь, она пародировала его походку, поднимая высоко подбородок и размахивая руками. Счастливая, она отыскала его куртку и звала меня на перемену, не чтобы лишний раз увидеть его, но лишний раз коснуться вещи, которая каждый день лежит на его плечах. Её приятный запах мужского одеколона нравился Нике, по-моему, она даже пыталась искать нечто похожее, чтобы завести себе флакончик и нюхать каждый день утром и вечером, как сердце прописало. Скалясь, она, как археолог, откапывала его куртку, обшитую разнообразно серыми лоскутами, и прижималась к ней. Вдыхая уже привычный запах, Ника чуть ли не заворачивалась в одежду, чтобы ненадолго почувствовать себя его девушкой, что он заботливо отдал свою куртку. Она даже перевешивала её подальше, чтобы он поломал голову и потратил некоторое время на поиск. Сначала на другой конец общей классной вешалки, потом вовсе на чужую. Однажды она набралась наглости и повесила её под свою, чтобы таким образом, но стать чуть ближе к нему.

Вова смеялся. От души смеялся, когда находил наконец куртку. Одевался и, продолжая смеяться, выбегал на улицу к ожидающим друзьям. Ничего другого мы не предполагали увидеть.

Поля её тетрадей там, где это было возможно, исписаны одним единственным