Тайны охранного отделения - Ольга Сергеевна Сысуева

попадаться только потому, что надоел филёрам, а оказался бандитом. Софья Александровна, мать Бориса Викторовича, уже два года как лишилась сна. Влюблённая в Бельского Ольга Петровская, пасла Софью Александровну на правах горничной — она служила у неё потому что ей так приказал Савинков, трясущийся за мать душой и сердцем. Ольга и Александр передавали Борису известия из его дома, и от этого становилось горше. Люди стали вымирать от неизвестной болезни. Савинков не хотел заболеть ради матери, и понял, что пора бежать. Плюс ещё одну зиму здесь он, возможно, не выдержит. А ссыльному хорошую работу было трудно найти, положим, если бы он согласился остаться и перейти на оседлую жизнь. Но его мать настоятельно мечтала о том, чтобы Борис вернулся в театр к Бельскому. Да и сам Борис Викторович рад был бы похлопать старинного друга по плечу. Стихи не шли. То, что он записал, ему самому не понравилось, и бумагу Савинков потом скомкал…

В мечтах опять

Увидеть свет Луны

Над теми тополями,

что пьяны,

Лишь только все горчат,

Как будто грустное свиданье

Тень наложило расставанья -

И яд

Лишь только яд

Осталось пить

Взамен вина…

Савинков поморщился. Пить яд ему вовсе не хотелось. И ни с кем расставаться тоже. А вот вина, пожалуй, выпить можно. Борис Викторович сжигал письма Бельского, которые ему сообщали о том, как там — на воле, и радовался за друга, что у него недавно родился сын. Правда, Савинков, видимо решил, что Бельскому одной жены мало… и почему-то он подумал о своей кузине Оленьке, которая была в Бельского влюблена. Как в артиста. На счёт этого Борис Викторович точно не верил, поэтому решил их столкнуть в благодарность певцу за то, что он читал правдивые письма о том, как они живут там, за колючей проволокой. В Вологде было слишком серо и сыро. Вернее, как-то не так. И пахло не теми закатами, что там, где были Бельский с Петровской. Тем более, зная пристрастие Ревенко к Мельбе, Бельский томными разговорами об Оленьке может подружиться с Ревенко снова, а это было выгодно самому Савинкову — чтобы Ревенко не знал о его побеге. Вернее, Петровская даже покроет как-то самого Бельского, который, даже, несмотря на то, что у него был малютка, отваживался помогать ему и поддерживать. А там, будь что между ними будет. Хоть второй сын Бельского. Хотя, Савинков был в курсе о том, что дети могут долго не появляться. Это ему повезло с Верой Глебовной.

Вздохнув о семье, и, сжигая последнее письмо, Савинков решил выйти из дома и пройтись по июньскому городу, хотя его уже всё раздражалось и как же хотелось увидеть ему Бельского, Петровскую, Азефа, чёрт возьми, даже Путилина и маленького Михаила Александровича в кроватке! Воля! Друзья!

Некоторые приезды Екатерины Брешко-Брешковской, конечно, скрашивали Борису Викторовичу жизнь в ссылке, но Брешковская не служила ему утешением, напротив, лекции её были занудными, а сама она как воплощением каких-то призывов к революционным действиям против царя, царской банды, царских фавориток и прочего мира, что Савинкову не нравилось. Вернее, Савинкову не нравилось, что Брешковская на него давит. Борис Викторович давления не любил. Но, может быть, под влиянием "бабушки русской революции" решился бежать.

В Вологде становилось весьма тяжело и тоскливо, и Борис Викторович Савинков, сжигая одно за другим письма о воле его приятеля Александра Христофоровича Бельсокого, который плакал о нём — не показывая слёз своей жене и детям, младшему из которых было 3 года, решил бежать.

В последнем письме Борис Викторович изложил Александру Христофоровичу, что затеял одну авантюру… прорваться к Гоцу, и Александр, думая, что авантюра эта кончится для Савинкова плахой — не одобрил, но скрепя сердцем согласился.

В июне 1903 года Савинков просил из Вологды передать Бельскому записку Ольге Петровской, что скоро будет — и чтобы его названная кузина ждала его с хлебом-солью. После того, как Александр Христофорович сам влюбился в Петровскую, Бельский не хотел её видеть — слишком давила страсть, и радовался тому, что ему жена родила Мишеньку — младшего Бельского. Екатерина Бельская итак была моложе супруга на 25 лет, и полюбить женщину ещё моложе себя Бельский не хотел. Но видимо пришлось. Борис Викторович просил Бельского известить Петровскую, чтобы она передала его супруге Вере Глебовне его послание о том, что он жив и собирается бежать за границу. Оленьку Александр Христофорович встретил как 900 году, в тот памятный в Новом году, когда как раз не так давно был рождён Мишенька. Оленька была красавицей, и Бельский почувствовал, что ему нехорошо. Но он не посмел приблизиться к девушке, и вот теперь Борис, словно издеваясь над ним, погружает его снова в эту удивительную страсть, прося всего лишь передать Петровской записку для Веры.

Не особенно радуясь этому поручению, Александр Христофорович всё-таки был вынужден выполнить его, ради друга и ради того, чтобы его не заметили филёры — в трёпе двух женщин не было ничего неприличного, особенно если вторая из них была замужем. Неприличное бывало в некоторых кругах, но Бельский так про Оленьку не думал, часто мысленно проводя рукой по её бёдрам — и видимо вызывая в ней ответные чувства. Петровская опять покраснела, как и при первой их встрече — в памятном 1900-м году, но просьбу кузена поняла — записка была взята Петровской легко и непринуждённо, и Ольга, подобно французской королеве Анне Австрийской, оставив своего Бэкингема — уехала прочь в карете.

— На улицу N. — Приказала Петровская извозчику, и отправилась к Вере, краснея из-за Бельского в который раз. Бельский тем временем, представив девушку нагой в очередной раз, отправился домой учить партии и возиться с Мишенькой, который лежал в своей кроватке и ждал своё уже третье День Рожденье.

Александр Христофорович не мог не нарадоваться на сына, которого утешала Екатерина, тоже радуясь его появлению на свет. Мишенька был целым миром и самим богом для семьи, и даже старшая дочка Бельского Александра, которой исполнилось 6 годиков, любовалась братиком. Екатерина была счастлива, и пока не замечала перемен настроения в муже, который, показав Мишеньке как некое чудо игрушки, засел за свои партии, и стал смотреть на приходящее лето — наступал июнь 1903 года.

День проходил в обычных трудах и заботах, и всё бы хорошо, если бы Петровская не везла записку Вере Глебовне от мужа. Войдя в дом супругов Савинковых, Оленька немного смутившись, подождала пока