Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон

Весьма лаконично высказав свое мнение, дракон вновь закрыл глаза и устроился поудобнее.

— Мы вас поняли, — торопливо проговорила Рапсодия, и Совет согласился с ней.

Лонгинотта собралась с силами и продолжала:

— Таким образом, остаются Гвидион, сын Ллаурона, имеющий право прямого наследования через отца, и Анборн ап Гвиллиам. Нам предстоит сделать выбор между ними — как мне кажется, они имеют равные права.

Тут же начались отчаянные споры, намерьены принялись приводить доводы за и против.

— Но Анборн возглавил армию, выступившую против Первого флота!

— А Ллаурон — против Третьего флота, так чем же его наследник лучше?

— А разве не следует судить человека по его собственным деяниям?

— Анборн сжег часть тирианского леса! Как он может рассчитывать на наше прощение?

— Анборн спас лиринов во время нападения пиратского флота Кадазиана через семьдесят лет после этого, или вы об этом забыли?

— Наины поддерживают Анборна, — сказал Фейдрит, и в его голосе прозвучала такая сила, что на несколько мгновений установилась тишина.

Однако ему возразил другой голос:

— Но только не наины Маносса. Мы за Гвидиона.

— Нам нужен знак. Быть может, Королеве следует обратиться к звездам.

— Звезды сказали мне, что я уже давно должна лежать в постели, — негромко проговорила Рапсодия, и толпа смущенно рассмеялась.

— Гвадды поддерживают Гвидиона, он нас всегда защищал, даже в те времена, когда скрывался от мира.

— Хотя мы должны признать, что пятнадцать лет назад Анборн спас поселение Финидел…

— Если мы хотим, чтобы Королева вышла замуж за Короля, возможно, нам следует спросить, кто ей нравится больше.

— Еще раз повторяю: Анборн обладает политическим и военным…

— А разве мы не пытаемся избежать военного…

— Конечно, Гвидион прекрасно проявил себя в сражении под…

Рапсодия перестала слушать, она больше не могла это выносить. Отчаяние наполнило ее сердце, и она почувствовала, что сейчас расплачется. Ее взгляд остановился на Эши, или Гвидионе, как его теперь называли. Он стоял молча, не вступая в обсуждение собственных достоинств и недостатков. На его лице застыло печальное выражение, и у Рапсодии сложилось впечатление, будто его не волнует, чем закончится обсуждение. И она вдруг поняла, что он хочет быть Королем ничуть не больше, чем она Королевой.

Почувствовав взгляд Рапсодии, он посмотрел на нее и улыбнулся, и она невольно улыбнулась в ответ. Медные волосы Эши блестели в свете факелов, его голубые глаза сияли. И как уже бывало не раз, сердце Рапсодии рванулось к нему навстречу. На его чешуйчатых доспехах танцевали отблески мягкого света свечи Кринеллы, напоминающие блики луны на поверхности океана. В левой руке Эши держал белый посох Главного жреца и на ту же руку надел кольцо Патриарха. В памяти Рапсодии всплыли слова, которые она сказала ему очень давно:

«А тебе известно, что, когда намерьены прибыли сюда с Серендаира, у них была только одна религия — нечто среднее между постулатами Гвинвуда и Сепульварты, и что разделение произошло после войны? Если ты собираешься воссоединить намерьенский народ, тебе придется обратить внимание и на разные религии, чтобы попытаться объединить и их тоже. Я видела священные ритуалы в обеих церквях, они гораздо ближе друг к другу, чем ты думаешь. Зачем нужны и Патриарх, и Главный жрец? Почему бы тебе не стать и тем и другим? Или почему бы намерьенскому Королю не возглавить обе религии, а теологические вопросы предоставить решать священникам? Признать право людей жить в мире, где существуют различные верования, но при этом оставаться единым народом».

Он больше не смотрел на нее так, как в те времена, когда они были любовниками. Эши сильно изменился, и она бы не узнала его нынешнего в скитальце, закутанном в плащ, которого встретила на улицах Бет-Корбэра, или в лесном проводнике, ставшем ее спутником во время путешествия к Элинсинос, а затем в Тириан. Да, теперь он настоящий Король, благородный лорд, возглавивший свой Дом. Он стоял, и от него исходила сила, а у ног свернулся великолепный дракон. Такое лицо она легко могла представить себе на портрете, висящем в королевском замке. Рапсодия надеялась, что намерьены не выберут Эши. Несмотря на его очевидную привлекательность, ей совсем не хотелось проводить рядом с ним много времени.

Она поискала взглядом его жену, о которой он говорил ей почти год назад, но никого не увидела рядом с ним. Рапсодия выкинула из головы ненужные мысли. Гвидион достоин стать Королем намерьенов, и она это прекрасно понимала.

Она почувствовала на себе чей-то взгляд, повернулась и увидела глаза Анборна. Он тоже не принимал участия в обсуждении, спокойно наблюдая за происходящим. Генерал обладал королевским достоинством. Рапсодия не сомневалась, что от Анборна не укрылось, как она смотрела на Эши. Расчетливая улыбка, в которой было что-то жесткое, появилась на его лице. Рапсодия научилась распознавать моменты, когда дракон начинал выходить из повиновения. Выражение лица неуловимо менялось — ослепленная яростью рептилия готовилась нанести удар. Рапсодия побледнела, когда Анборн решительно направился к Помосту. Поскольку никто не изъявлял желания говорить, он легко завладел всеобщим вниманием.

— Члены Совета! — громко заговорил Анборн, сразу же заставив всех замолчать. — Я слышал множество упреков относительно моей роли в Великой войне и хочу избавить своих сторонников от необходимости меня защищать. Я признаю свою вину. Да, я командовал армией Гвиллиама, я действительно уничтожил часть лиринского леса и убил множество людей из Первого флота. Однако громче всех меня упрекали те, кого я видел на полях сражений и на ком лежит не меньшая вина, — впрочем, не все обладают моим воинским талантом, а посему от моих рук пало больше людей. То была война, ужасная война. И кто из вас, принимавших в ней участие, скажет, что они чисты перед людьми и историей?

Все молчали. Анборн улыбнулся; то была улыбка победителя, но она почти сразу же сменилась серьезным выражением.

— Я исполнял свой долг вовсе не из любви к отцу или ненависти к матери, а лишь старался защитить то, во что верил. Охваченный безумием войны, я нарушил ряд запретов и теперь приношу свои извинения. Прежде всего они обращены к лиринам и их королеве. Речь идет не только об осаде городов, но и о том ущербе, который им нанесли мои отец и мать. Это была не их война, но лирины очень сильно от нее пострадали. Однако Великая война вошла в историю не только из-за своей беспрецедентной жестокости. Существует множество легенд о проявленных жалости и благородстве. Еще раз повторю: мы лишь пытались спасти то, что любили больше всего. Только два человека действовали из иных побуждений — Гвиллиам и Энвин. Сегодня мы слышали едва ли не полный список грехов моей матери, забыв о преступлениях отца, но скажу вам как генерал: Гвиллиам несет не меньшую ответственность за эту войну, чем моя мать. Поэтому, как его наследник, представитель Третьего флота и его армии, я приношу от имени Гвиллиама извинения за его преступления Первому флоту.