Рифейские горы - Александра Турлякова

Проходя мимо с пустым ведром, Лидас толкнул Айвара плечом, и тот промолчал, слова Лидаса принял спокойно, но губы поджал, провожая идана глазами.

* * *

Ушёл он ещё ночью. Двинулся по знакомой тропе в сторону реки, но не стал мо-чить ноги, повернул ещё раньше, пересёк поле, вспаханное с осени, рыхлая земля с сочными хрупкими ростками озимых затягивала ноги по щиколотки. За полем нача-лась небольшая берёзовая рощица, а вот что будет дальше, Кэйдар не знал, он вооб-ще плохо представлял себе эти места. Решил для себя одно: главное — двигаться вперёд, подальше от посёлка, как можно дальше от усадьбы царя. От его ненавистно-го сыночка Дайвиса. Надеялся: пока ночь, убраться подальше, желательно, в горы. Шёл в темноте, считай, на ощупь. Почувствовав под ногами протоптанную тропин-ку, решил идти по ней. И шёл до тех пор, пока тропа не увела его к скалам.

Светало, когда Кэйдар, поднявшись вверх по склону, огляделся кругом. Глянул и залюбовался невольно.

Селение аранов осталось далеко внизу, в предрассветных сумерках смутно про-глядывали крытые соломой крыши. Лента реки, плоская, подёрнутая туманной дым-кой, еле различалась, её заслоняли фиолетово-чёрные ели. А над всем этим возвыша-лись горы, их острые силуэты казались в полумраке плоскими, лишёнными объёма. Высокие, до самого неба, близкие, нависающие над чашей обжитой людьми долины. Поневоле поверишь, что весь мир сосредоточен в этой долине, а за горами жизни нет и нет других людей, нет других племён. Но они есть! Там осталась вся жизнь, кото-рую с рождения знал и любил Кэйдар. Там осталось всё, что было дорого ему. А здесь каждый день, им прожитый, — настоящая пытка. От всего воротит: от людей этих, от их придирок и насмешек, от побоев и унижения.

Где это видано, что бы он, любивший жизнь и все те радости, которые она давала, просил Создателя о смерти? Сам искал смерти для себя?

Это всё варвары эти проклятые виноваты! Они и сама жизнь, которой они живут.

Всё! Всё, пора идти. Хватит любоваться.

Привычным движением проверив рукоятку ножа за поясом, Кэйдар перестегнул посвободнее застёжку плаща. Двинулся дальше.

Тропинка вела вперёд за собой. Бросать её не хотелось, уж больно удобной она ка-залась. Интересно, и куда она приведёт?

Кэйдар шёл быстрым шагом, торопился как мог. Споткнулся о корень, чуть не па-дая, неловко наступил на левую ногу. Разорванные в прошлом году связки снова разболелись. Этого ещё не хватало!

Сразу же вспомнились слова Лила: "Хромота и боль на всю жизнь останутся." О, да! Это точно! На всю жизнь! Особенно если жизни тебе отмеряно всего двадцать восемь.

На этот раз Кэйдар настроился по-серьёзному. Либо выбраться, либо погибнуть. Сейчас он шёл не с голыми руками. У него был нож. Достаточно длинный и острый, чтоб им можно было убить кого угодно. Не арана, так себя.

А что? Неплохая мысль, кстати! Кэйдар аж рассмеялся, смехом своим спугнул с дерева сойку. Птица со встревоженным стрекотом сорвалась прочь, Кэйдар даже не глянул в ту сторону.

Да, убить себя — это тоже выход. Вспомни сам, виэлийка Ирида именно так пыта-лась избавиться от тебя и твоего внимания. Ну, раз уж даже ей хватило на это реши-мости, то и ты справишься. Один точный удар в живот, со всей силы. Или броситься? Да, так должно быть проще. Пырнуть себя самому — это ещё надо постараться, так, чтоб наверняка, хотя так и так ещё промучаешься сколько, пока умрёшь.

Поросший корявыми дубками склон постепенно начал снижаться, и тропинка бе-жала вниз. Всё больше попадались камни, а деревья становились всё тоньше и ниже. Лес сходил на нет. Редели деревья, и сквозь них проглядывала зазеленевшая лугови-на.

Это же те места, куда они с Лидасом гоняли хозяйских коров. Только добираться приходилось по-другому, поэтому и места казались чужими, незнакомыми.

Луг на юге оканчивался пустошью, там почти сплошь камень, и крошечная рав-нинка, постепенно возвышаясь, переходит в настоящие скалы. А это как раз то, что тебе нужно.

Нога болела всё сильнее, хромота мешала, и сама боль. А ведь надо поторапли-ваться. Скоро солнце взойдёт. Хозяйки по дворам подоят своих коров, и народ пого-нит скотину на выгон. А тебе нельзя попадаться на глаза. Нельзя!

Вот они, старые болячки, когда сказываются.

Времени было уже к полудню, солнце палило нещадно, несмотря на середину ап-реля. Ровная земля и сравнительно лёгкая дорога давно остались позади. Кэйдар пробирался через скалы.

Склоны двух высоких гор, с заснеженными вершинами, вминались друг в друга, образуя узкую ложбину, стиснутую с обеих сторон. Кэйдар устал уже порядком, но всё равно упорно продолжал идти вперёд, даже ни разу не остановился, не присел отдохнуть. Ковылял на подгибающихся от усталости ногах, чувствуя, что та резаная кинжальная рана в левом боку снова начала кровоточить. Проклятье! Вот уж точно говорят: если неприятности, то все разом.

Она же постоянно тебя донимает. Полтора месяца прошло, всё никак зажить не может. Воспаляется и болит. Потом начнёт, вроде, затягиваться — и снова. Стоит повернуться неловко или как тогда, когда Дайвис пинал прямо по ней. Специально метил, гад, будто точно знал.

А раньше, помнишь? На тебе всё в момент заживало. Вайдарская стрела, пущенная в спину, чуть не насквозь прошла, и ведь ничего! Выкарабкался. Уже через месяц на охоту начал выезжать. Вот Лил всё удивлялся.

А теперь? Эта жалкая царапина, и та покоя не даёт. И боли головные постоянно. Иной раз смотришь, смотришь, а всё вокруг вдруг — раз! — и в черноту проваливает-ся. Как если бы ослеп разом. Моргаешь-моргаешь, трёшь кулаками — бесполезно. Пока само не пройдёт. И, главное, бывает неожиданно или если наклонишься резко. А ещё когда зуботычину от кого-нибудь пропустишь.

Прыгая с камня вниз, Кэйдар неловко наступил на левую ногу — болью через всё тело пронзило так сильно, что с коротким вскриком, потеряв равновесие, он упал на спину.

Какое-то время просто лежал, радуясь этой передышке, слушал, как оглушительно бухает в висках кровь, и сердце в груди заходится. Лежал, закрыв глаза, не решаясь пошевелиться, боялся: нет ли перелома.

От скалы справа падала тень, и солнце не грело, и камень холодил сквозь одежду. Пора идти, хватит валяться. Рано ещё отдыхать.

Со стоном перекатился на левый бок, приподнялся на локте, другой рукой прямо через ткань рубашки прощупал старую рану. Сыро. Сукровица и кровь пропитали насквозь.

Глянул на испачканные пальцы, загрубевшие, с мозолями, как у крестьянина, но подумал о другом: "Хорошо бы перевязать. Тогда бы, глядишь, давно уже зажила. Но самому никак. А Лидаса просить?.. Нет! Ему своих забот хватает… Да и свои болячки к тому же я сам лечу обычно…"