Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Между тем как продолжалось у нас с ним сие дело, имел я довольно досужного времени к свиданию и со всеми моими бывшими тогда в Москве друзьями, родственниками и знакомцами, и разъезжать к ним когда один, когда с своею женою. Домы господ Афросимова, Павлова, Хитрова, госпожи Арсеньевой и некоторых других были не один раз нами посещаемы, везде принимали нас с удовольствием и угощали всячески. Кроме того, при случае бывания у наместника спознакомился я вновь со многими нашими тульскими дворянами, как–то: с гг. Игнатьевым, Сокоревым, Хомяковым и некоторыми другими, и с некоторыми из них основать дружество. Племянницы мои, имевшие также многих у себя знакомых, познакомили и нас с ними, из которых в особливости значителен был дом господ Калычовых. И как у всех их бывали мы нередко, а временем приезжали и они к нам; из публичных же увеселений, как–то театров и маскарадов, не пропускали мы почти ни одного, а особливо в продолжение масляницы, то могу сказать, что находясь почти в вихре разъездов и посещений, и не видали как пропило трехнедельное наше в сей раз пребывание в Москве, и время сие было для нас очень весело и приятно.

 Но ни с кем свидания мои не были так часты и интересны, как с господами Салтыковыми, жившими тогда с княгинею своею, Белосельскою, в большом ее и огромном каменном доме. Не один, а меого раз бывал я у них и провождал по нескольку часов времени в приятных с ними разговорах, а особливо с другом моим, Александром Михайловичем, в дружеских и ученых собеседованиях. Сей человек, питая в сердце своем непременно и до самой даже рановременной кончины своей нелицемерное и истинное ко мне дружество, подарил меня тогда, между прочим, для частейшего напоминания о себе, хотя сущею безделкою и особого устроения жестяною лаковою чернильницею, но которая так мне была мила, что я во всю последующую жизнь мою обмочал перо мое в ней и которая и поныне еще, хотя уже изветшалая, но стоит передо мною на моем пульпете и мне ежедневно сего милого и любезного человека и его ко мне дружбу напоминает, хотя в тридцатилетний период времени и гораздо уже состарелась.

 Кроме сего достопамятно было мне, что при сих моих с господами Салтыковыми (свиданиях) вздумалось было им из любви своей ко мне предлагать мне о перемене своего места и о принятии над деревнями княгини Белосельской управительской должности с большим жалованьем. Но я не дал им о том более одного раза и заикнуться, ибо тогдашним местом своим и всеми обстоятельствами своими был я так доволен, что было бы самою глупостию, если б восхотел я о самопроизвольном оставлении оного и подумать, умалчивая о том, что предлагаемое управительство казалось и слишком для меня унизительно и бесчестно.

 Кроме сего и то в особливости достопамятно, что я в бытность мою в сей раз в Москве положил почти ненарочным образом первое основание тому великому зданию, которое, против всякого чаяния, в последующие за сим годы воздвигнулось, сделалось славно и для меня по многим отношениям выгодно и полезно. Я говорю о своем экономическом журнале, издаваемом после мною под именем «Экономического магазина» {«Экономический магазин» — сельскохозяйственный журнал, издавался приложением к «Московским ведомостям» с 1780 по 1789 г. См. примечания после текста.}. Но тогда не имел я об нем еще и помышления, а то, что называю я первым основанием ему, состояло в предпринятом тогда намерении издавать первый мой и ничего еще почти не значащий журнал под именем «Сельского жителя» {«Сельский житель» — первый сельскохозяйственный журнал Болотова, издавался в 1778 — 1779 г.}, подавший потом повод к происшествию на свет и «Экономического магазина». И вот что меня к тому наиболее поострило и первой подало повод к отважному приступлению к сему необыкновенному до того и сумнительному делу.

 Побудило меня к тому наиболе неутешимое желание, гнездящееся давно в моем сердце, к сообщению другим и всем моим соотечественникам всего того, что мне случилось как из собственной опытности своей, так и из иностранных экономических книг узнать нужного, замечания достойного и такого, что могло бы многим послужить и обратиться в пользу. До сего времени сообщал я все таковые вещи Экономическому нашему обществу, для напечатания в «Трудах» их, но как тем желание мое далеко не могло удовлетворяться, поелику не было никакой удобности или паче возможности и способа к сообщению им всего великого множества известных мне вещей, ибо не только надобно было их туда посылать по почте и платить за то много денег и потом весьма долгое время дожидаться напечатания оных, но всех их по множеству оных и поместить в «Труды» Общества никакой не было удобности; а сверх того, по малому раскупанию сих книг, не могли сведения о том доходить до рук многих, следовательно, в сем отношении и труды бы мои терялись почти по–пустому, умалчивая уже о том, что за труды и усердие свое к Обществу, кроме немногих, ничего не значащих медалей, ничем существительным награжден не был; то будучи всем тем весьма недовольным, давно уже помышлял я о том, нельзя ли найтить иной какой и удобнейший путь к обнародованию всех узнанных и замеченных мною вещиц и к сделанию их всей публике известными. Мысли о сем имел я разные. Сперва думал, нельзя ли, собрав их вместе и составив из них книгу, издать их под своим именем. Но как находился я тогда в связи с Экономическим обществом, то казалось мне, что сие будет оному очень неприятно и подаст повод к неудовольствию на меня. А сверх того, и печатание книг сопряжено было тогда со многими затруднениями и неспособностями, как то мне издание «Детской моей философии» {«Детская философия, или Нравоучительные разговоры между одною госпожою и ее детьми» (Москва, 1776 — 1779 гг.) — одно из первых напечатанных произведений Болотова.} довольно доказало. И как посему сей путь казался мне неудобным, то кружилась давно уже в голове моей мысль, нельзя ли издавать их образом бы еженедельного журнала, расположенного точно таким образом, каким располагаются и издаются разные моральные и нравоучительные журналы в землях чуждых. Но как дело сие было бы в сем случае новое и до того совсем не только у нас, но и в других землях необыкновенное, то есть чтоб издавать журнал экономический, не могущий быть далеко столь любопытным и заманчивым, как иные журналы, то при мыслях о сем всегда встречался со мною вопрос: достаточно ли будет моих сил и знаний к тому, чтоб сделать его столь заманчивым и любопытным, чтоб мог он понравиться странной нашей и малограмотной еще публике и приобресть от ней благоволение. И как я не смел почти надеяться в сем случае сам на себя, то сие всегда останавливало меня и подавляло во мне мысль сию. А поелику требовалась к тому великая отвага, то исчезла и вся к тому охота.