Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волк остался верен своему вкусу — снова выбрал возлюбленную, похожую на Игтрауд. Максимально похожую на сей раз. Но и Игтрауд осталась с ним, только теперь уже в другом качестве. Её любовь была одним крылом, а любовь Онирис — вторым, и сейчас они сияли за спиной девочки с удочкой.
«Ну, как тебе такая правда о себе? — клыкасто ухмыльнулся двойник, обнажая холодный сверкающий клинок. — Готовься заплатить за проникновение в тайник дорогую цену... Дамрад. Или Эллейв?»
Эхо слов матушки ласково тронуло сердце: «Ты — уже не волк. Ты — это ты. Помни об этом».
«Я Эллейв, — произнесла двукрылая душа. — А вот кто ты?»
«Я — твоё прошлое, — оскалился двойник. — Чтобы войти в тайник, тебе придётся сразиться со мной! Но помни: если ты убьёшь меня, ты уничтожишь и себя саму, потому что без прошлого нас нет. А если я одержу победу, это сведёт тебя с ума, и ты не сможешь жить дальше, прошлое утянет тебя вниз, как камень. Так что же ты выберешь из этих двух зол?»
«Я выбираю третье», — сказала Эллейв, сжимая удочку.
Двойник расхохотался:
«Третьего нет!»
Руку Эллейв оттянула оружейная тяжесть. А удочка-то оказалась стальная... Не хуже клинка, направленного ей в грудь!
«Врёшь, — сказала она. — Есть и третий выход. А вот моя отмычка для Врат!»
С этими словами она подняла удочку, и та приняла на себя удар меча. Двойник, грозный, страшный, бессердечно-холодный, атаковал со смертоносной тяжестью всех войн, с горестной болью всех, кто потерял близких в этих войнах. «Плати, Дамрад, плати по счетам! — гремел карающий меч. — Испытай на себе всю боль тех, кого ты обездолила своими злодеяниями!»
Тело Эллейв покрывалось ранами, рубашка пропиталась кровью, но она стояла на ногах и отбивалась удочкой, которая оказалась прочнее любого меча.
«Я пью мою чашу до дна, — хрипела она. — Я должна исполнить моё предназначение, какую бы цену ни пришлось за это отдать!»
Зловещий хохоток двойника рассыпался ледяными кристаллами и пробрал её жутковатым морозцем по коже.
«Ты даже не представляешь, как высока эта цена!»
Эллейв вдруг оказалась перед портретом Онирис — уже не миниатюрным, а в полный рост. И жена была на нём живая — смотрела на Эллейв, облачённую в доспехи, с косицей на бритой голове.
«Ты — не моя Эллейв? Ты — Дамрад?» — пролепетала она, пятясь прочь.
Эллейв, упав на колени, протянула к ней руки.
«Нет, нет, милая! Не беги, не бойся меня! Я — твоя Эллейв... Я люблю тебя, больше жизни люблю!»
В груди у милой Онирис рос проклятый кристалл боли, оплетая её сердце своими отростками, и любовь этого тёплого и яркого, как звезда, сердечка оказывалась запертой внутри. Глаза Онирис становились тусклыми, чудесный свет души в них угасал, и она продолжала пятиться.
«Нет, нет! — рыкнула Эллейв, вскакивая. — Проклятье... Только не это!»
«Вот какая цена у твоей отмычки, — коварно посмеивался двойник, стоя рядом. — Ну что, готова ты заплатить её и исполнить своё предназначение? Есть ещё возможность отказаться. Смотри!»
По мановению руки двойника кристалл в груди Онирис начал таять, на её посеревшие щёки возвращался румянец, а глаза оживали. Она протянула к Эллейв руки, и та вытащила её из рамы портрета, сгребла в объятия и прижала к своей облачённой в доспехи груди.
«Девочка моя любимая, счастье моё драгоценное, — зашептала она ей в губы. — Ты выдержишь это, я знаю. Твоё непобедимое сердечко выстоит, не закроется от меня. Молю тебя, только не бойся меня! Не ужасайся, не отворачивайся! Я — та, кто я есть, с этим ничего не поделаешь. Но я люблю тебя — вот единственная правда, которую тебе нужно знать».
«Если твоих сил начнёт не хватать — друзья тебе помогут», — тронуло её сердце спасительное эхо слов матушки Аинге.
К ним шли два капитана. Реттлинг — с обнажённым клинком в руке, а Эвельгер нёс в ладонях своё сердце, связанное с сердцем Онирис золотой ниточкой. Двойник зарычал, заметался, ухватился за ржавую цепь, которая тянулась от него к сердцу Реттлинга, но тот отсёк её своим мечом. И на глазах начал сам преображаться: исчезли шрамы и чёрная повязка на глазу, выросли волосы.
«Твоё прошлое — и моё прошлое, Эллейв, — сказал он. — Это моя боль, которая не даёт мне обрести счастье. Твоя жена — великая целительница, но я справлюсь со своей болью сам».
Он погрузил руку в свою грудь и с рёвом сквозь оскаленные клыки вырвал кристалл. Тот пульсировал в его окровавленных пальцах и стучал, как сердце.
«Батюшка!» — послышался детский голосок.
К Реттлингу бежала маленькая золотоволосая девочка, протягивая ручки. Его глаза сверкнули радостью, он подхватил её в объятия и прижал к себе.
«Малютка моя... Моя родная крошка», — шептал он, покрывая её личико поцелуями.
А Эвельгер, вложив Онирис в грудь своё сердце, сказал:
«Теперь она выдержит, Эллейв. Бей!»
Эллейв развернулась к двойнику, который обрёл уже полузвериный жуткий облик: оброс шерстью и ронял тягучую слюну из пасти, но ещё стоял прямо, на двух конечностях. Эллейв занесла удочку и хлестнула чудовище по морде, и оно, взвыв, отпрянуло. Оно не умерло, а начало уменьшаться в размерах, пока не превратилось в девочку лет шести — босую, в белой рубашке и с небольшой рыболовной удочкой. Она смотрела на Эллейв растерянно, её приоткрытые губы дрожали. Та, ощутив прилив тёплой, грустноватой нежности к этому созданию, подхватила его на руки.
«Не бойся, малышка. Ты жива и останешься жива. Я никому не позволю тебя поглотить».
А девочка улыбнулась, и удочка в её руке превратилась в золотой ключ. Протянув его Эллейв, она сказала:
«Возьми и открой Врата тайника».
Перед Эллейв выросла огромная тёмная дверь со скважиной, сквозь которую сочился золотистый свет. Вставляя в неё ключ, Эллейв ощутила сердцем незримые объятия — и родительницы, и Онирис, и матушки Аинге.
За дверью оказался тихий уютный сад, озарённый последним отблеском заката. Журчал фонтан, ветки деревьев сплелись в зелёный шатёр, под которым на высоком троне сидела прекрасная дева с серебряными волосами и пронзительно-сапфировыми глазами. Ласково улыбаясь Эллейв, она протянула к
