Судьбы, как есть - Владимир Кочергин

Минуты через три появился Гарисов и в руках держал русские деньги.

— Видал, еще штука евро, сорок тысяч ровно. На возьми себе, это нам пойдет, тебя Жора вряд ли будет обшаривать, он тебя побаивается, хоть и паспорт у тебя выманил. Явно твой паспорт еще в Узбекистане отсиживается. Я видел, как пятнадцатого, на твой День рождения, Жора заискивал перед тобой.

— Да пошел ты, Русик… Жора, сука, забрал мой паспорт и снова кого-то отправил после шмона или угона машины через границу. Он меня совсем не боится. Ты бы видел, как он двоих русских козлов, у казино на Арбате так вырубил, что даже я не увидел как. А перед этим дядя Жора бутылки две коньяка засосал. Он меня боится? Это я его боюсь. Если паспорт мне после этой ночи не вернет, все, тогда мне хана, — говорил Мормурадов, поглядывая на красивое тело Ольги.

— Он же обещал при мне дать тебе другой паспорт, а сейчас для тебя это лучше. Мы уйдем, а менты через бригадира Мурталина, будут тебя искать и меня тоже.

— Стоп! Кончай трепаться, Русик. Надо, сделать так, чтобы сильно рвануло тут, засыпало бы все, и сгорело.

— Хуршид, ты как осел. Для этого надо ящик взрывчатки.

— А газ?

— Газ так не рванет. Его надо наполнить в квартире, а потом поджечь. Тогда жахнет. А у нас кто будет поджигать?

— Ты мудак, Русик. Рванет, не рванет. Сам говорил, что все сгорит. Смотри, хозяйка просыпается. Очухалась, задергалась, — сказал Мормурадов, переключая свое внимание на приходящую в себя, очень бледную, Ольгу.

— Не бойся, по-узбекски она, верно, не понимает.

— Я не про это. Ты давай спрашивай, пока снова не отвалилась в отключку, где что есть? Золото давай искать. Золото! — настаивал на дальнейших поисках Мормурадов.

Гарисов взял со стола свою чашку с недопитым коньяком и, набрав его в рот, выплюнул в лицо Ольге.

Ольга мгновенно поморщилась от попавшего коньяка в глаза. Она стала тереть их руками, закрываясь от стоящего над ней Гарисова. Увидев его сосредоточенное выражение лица, невольно закричала:

— Помогите, люди, помогите! — но это казалось, что она кричит, а на самом деле она только хрипела и стонала.

Мормурадов не выдержал и, соскочив со своего насиженного места, закрыл Ольге рот ладонью своей правой руки.

— Ты что стоишь, Русик? Заорет же снова. Одел, бля, перчатки, как вратарь, так и лови ее пасть, а то я ей сейчас врублю про меж глаз, — злился Мормурадов.

— Тебе бы только врубить. Надо все узнать. А потом вырубать. Снова по-узбекски говорил Гарисов.

— Так ты и узнавай. Фил особ хренов.

— Вот и отлично! Проснулась! Все живы, не волнуйся. Дочка твоя жива и спит себе спокойно, а вот ты меня обманываешь. Я в кабинете твоего француза нашел сорок тысяч рублей. Почему не сказала? — начал наседать, на еще не пришедшую в себя Ольгу, Гарисов.

— У меня сильно болит голова, и я не чувствую своих ног. Развяжите меня. Ноги развяжите, — уже более нормальным голосом высказала свою просьбу Оля и добавила: Приведите сюда моего мужа. Ну, пожалуйста, Рустам, я не помню без него ни кодов, нигде остальные деньги лежат. Он их сам прятал.

После этих слов Мормурадов посмотрел на Гарисова и сказал по-узбекски:

— Не надо было душить француза, так ты же вцепился в его горло, как паук. Теперь пытай ее сам, хуже будет, если она не знает, где бабки лежат. Короче, коли ее на золото. Обшмонать без нее всегда успеем. Пока ребенок вне зоны действий.

— Ты француза до меня трубой забил.

— Ладно, проехали, не мешай кино досмотреть, — огрызнулся Мормурадов.

Гарисов достал из своего кармана брюк кусок материи, примерно с метр длиной, и, свернув ее быстро в трубочку, связал руки Ольги и после этого развязал ей ноги.

«Осторожный мерзавец. Если бы не второй в комнате, то, как дала по морде этому Русику, когда он развязал ей ноги, чтобы кровь ручьем хлынула из его носа, — думала Ольга, — значит, они что-то натворили, там, наверху. Загоготали по-своему, отморозки. А может быть, Гарисов на ее стороне? Пытается договориться с Хуршидом? Господи! Помоги мне понять, что же они задумали? Ну, почему они не торопятся уходить? А вдруг они ждут этого самого дядю Жору? Неужели я умру в эту ночь? Неужели нас убьют? Но ребенка-то не должны тронуть. Надо сделать все так, чтобы Лиза их не увидела, а то она сразу перейдет в разряд свидетелей. Убить ребенка — это страшнейший грех. Разве я должна умереть? Мне всего-то тридцать один год. Я еще и не жила-то нормально. Появление Лизочки было большим счастьем! Потом эта квартира, этот гребанный, затяжной ремонт с перепланировкой, неприятности на работе, предательство подруги. И вот подросла Лиза, ей уже четвертый годик, у Тьерри наклевывается хороший контракт, откладываем деньги на дачку, чтобы Лизочку возить на природу, а главное — решили эту квартиру продавать и покупать в новом доме, где есть консьержи, хороший лифт и чтобы все было новое».

Много добрых и недобрых мыслей лезло, воспоминаний: «Какая была красивая свадьба и в Москве, и во Франции! Зачем я купила эту дорогую машину, влезла в кредит? Всегда говорили мне мои дорогие родители: «Не выделяйся, дочка, сильно от других, меньше будет завистников и врагов, будь попроще, одевайся скромно, но со вкусом». Но сколько можно жить проще и в полунищете? Сколько мне пришлось работать, чтобы добиться хорошего положения и хорошего заработка? Да, интересно, будет ли радоваться Сигалова вместе с начальницей Еленой, когда увидят меня в гробу? По-человечески вряд ли, а человеческого-то у них и нет. Но мне-то будет все равно. Ой, какие страшные полезли мысли в мою больную голову. Дома где-то были таблетки от головы. Неужели сегодня можно умереть и не увидеть больше никогда ни мамочки, ни папы, ни сестренки, ни племянницы? Не увидеть Москвы, которую я полюбила всем сердцем, несмотря на все ее негативные моменты, не проехать по ней в своем любимом «Лексусе», не увидеть весны, города, леса. Нет, я не умру! Я буду бороться до последнего!»

— Русик, пойдем в комнату, я покажу тебе, где все ювелирные изделия лежат. Золото, серебро и жемчуга, — сказала Ольга и решительно направилась в спальню. Ей так хотелось ещё хоть разок взглянуть на свое дорогое дитя, которое она любила больше всех на свете.

Гарисов схватил ее за локоть и пошел следом за ней.

В комнате Оля шёпотом сказала, где находятся шкатулки. Гарисов нашел их и вынес из спальни, а это были четыре шкатулки, две большие и две поменьше. Оля вышла следом. Закрывая дверь, она глянула на спящую Лизу, и сердце ее остановилось на миг. Снова закружилась голова, и заломило виски.

Гарисов поставил шкатулки на стол.

— Рустам, можно я выпью таблетку от головы, а то могу опять отрубиться, — попросила Ольга Гарисова.

— Найди их, а потом свяжу тебе ноги. Не бойся, свяжу не так сильно. Ты начинаешь понимать обстановку, и это меня радует.

— Русик, не связывай мне ноги, ну пожалуйста, я не буду ничего творить, а буду слушаться и все исполнять. Верь мне и руки развяжи, пожалуйста.

Ольга задумала своей покорностью усыпить бдительность преступников и по обстановке принять решение. «Мне бы только до ножа добраться и пырнуть хоть одного, а там что будет. Не оставят они меня в покое, чует мое сердце, чувствую: виделась с Лизой в последний раз. Но умирать пока рано, надо все продумать. Не зря же я играла у Ольги Лысак в спектакле «Красавицы». О, сколько бы я отдала, чтобы вновь встретиться с ней и с девчонками, и с ребятами, и с Тарзаном. Как же было тогда здорово! Театр «Док», маленький зал, а вон слева мой папа снимает на свою видеокамеру наш спектакль, а мама такая добрая и такая довольная смотрит на меня влюбленными глазами. Надо приложить все навыки артиста и суметь переиграть этих насильников и грабителей. Как это сделать?»

Ольга лихорадочно искала выход из этой смертельной ситуации.

— Русик не связывай мне ноги, я отдам тебе свою карточку, и ты получишь в банкомате семьдесят тысяч рублей по коду, который я тебе скажу, — почти шёпотом сказала Ольга и глянула на Мормурадова, который сидел в кресле и на пальцах крутил тот самый нож, что приставлял к ее горлу.

Гарисов, ничего не говоря, развязал ей руки, Оля подошла к платяному шкафу в прихожей и, открыв его, достала пакет, в котором лежал ее любимый кошелек, который год назад, на Восьмое марта, ей подарил муж. Достав карточку, отдала ее Гарисову. Потом Оля подошла к полке на кухне и взяла блокнот с ручкой. Вырвав листок из блокнота, написала на нем код, по которому можно снять деньги.

— Хорошо, бери свою таблетку и садись за стол. Будем смотреть, что тут есть, — миролюбиво сказал Гарисов.

Ольга нашла таблетку «Миг» от головы и, положив ее в рот, пошла к раковине, где правее от неё стояла подставка с комплектом острых кухонных ножей.

Однако не успела сделать и шага, как хитрый Гарисов остановил ее и сам, набрав в кружку воды, дал ей запить таблетку.