Судьбы, как есть - Владимир Кочергин

Выводов никаких никто не сделал. Дело хотели закрыть, не доведя расследование до конца.

Но многие руководители и в следственном комитете, и в МВД ошиблись, они не оценили потерпевшего Артема Шмелева. Артем боец, и таких в России много, он показал, что, несмотря на такое горе, нельзя опускать руки, нельзя доверяться тем, кто постоянно ждет указаний сверху. Но главная заслуга Артема в том, что теперь он, его друзья, все те, кто ему помогал, сумели победить без применения боевого оружия, без гибели людей. Постоянно находясь под давлением многих соболезнующих с их предложениями об уничтожении убийц без суда и следствия, независимо от их места нахождения, Артем и его команда доказали, что все можно решить в нашем государстве, если захотеть, без насилия и убийств. Но при этом самое главное, что кто-то должен тащить лидерство на себе. И хватит отбирать хлеб у системы правосудия. Ну, проснитесь, наконец, в Кремле, в Думе, в правительстве и поймите, что пока не будет наш русский человек защищен законами и государством, не будет нормальной Страны. Что бы только ни делали те, кто сегодня сами восстанавливают справедливость, завтра могут направить оружие на тех, кто этого делать не желает. В болыненстве своем эти мстители попадают сами в тюрьму или погибают от рук правосудия. Пародокс, но так ведь уже много раз бывало. Зачем же снова наступать на одни и те же грабли?

Собрав весь свой оставшийся дух, после труднейшей моральной и даже физической усталости за время расследования Шмелев, закрыв глаза, представил ту страшную ночь с девятнадцатого на двадцатое апреля. Ночь после Дня Пасхи 2009 года, года Быка. Ночь, которая сломала всю его жизнь и судьбу, всё, к чему стремился нормальный человек, с нормальными добрыми намерениями и делами. Ночь, после которой, никогда не сможет, этот седой полковник сказать — «Я счастливый человек!». «Жизнь прожита не зря!».

Ночь (продолжение).

Через несколько дней после заключения Ашотова под стражу и после напряженной работы уже с четырьмя подозреваемыми вырисовывалась следующая картина преступления — этого жуткого и жестокого убийства всей семьи Карделли.

После изнасилования Гарисовым Ольги в кабинете Тьерри она лежала на диване и тихо шептала сквозь заливающие слезы лицо: — «Боженька, миленький! Помоги мне. Спаси нас, Боженька! Спаси нас, родненький!»

Гарисов вышел из туалета и направился к столу. Мормурадов достал еще две небольшие кофейные чашечки и наполнил их коньяком.

— Хватит сопли распускать. Веди ее за стол, пусть снимет стресс и выпьет за здоровье Аллаха, за то, что он дарует ей жизнь, — сказал Мормурадов, обращаясь к Ольге и Гарисову.

Рустам Гарисов после насилования связанной женщины пребывал в некотором заторможенном состоянии, и даже на какой-то момент ему показалось, что он пришел не грабить и убивать, а просто развлечься с проститутками, как это у него бывало уже не раз. «Иметь же такую красивую русскую женщину еще до убийства ее мужа было не реально. Но он, Рустам Гарисов, все может, он не такой уж нищий и немощный, он все продумал и прокола не будет! Лишь бы не засветились их подельники Ашотов и Турдыев. Особенно он не доверял дерганному Мормурадову. Никакой осторожности и разума у этого зверя. Этот борзой голодранец по второму делу за решетку влетел на девять лет, а через два года ему повезло, его выпустили».

Гарисов улыбнулся, вспоминая, как ему Хуршид рассказывал: «Мы-то думали: бабка-фронтовичка одна дома, на орденах сидит. Я тогда взял прут из арматуры и, как только она свою рожу высунула в дверь, так и вдолбил ей по башке. Но вдруг на шум падающей бабки ее дед из комнаты прибежал. Оказалось, что наш «козел-наблюдатель» проморгал быстрое возвращение деда домой.

Мы бежать, а этого же нашего «козла» внизу мужик соседский повалил и крутанул ему по морде кулаком. Козел в отключку, а потом раскололся у мусоров. Нас всех и повязали. Дальше, после амнистии, я уехал в Россию, а то по третьему разу и вышку можно схлопотать. «Раша» большая! Москва как тараканник, и работа всегда найдется в ней», — вспоминал Гарисов похождения Хуршида Мормурадова из его же рассказов.

Оля обратилась к вошедшему Гарисову и попросила развязать ей руки, чтобы сильней укрыться халатом.

— Ничего, не замерзнешь, тепло, а главное — тебе так больше идет, — сказал, улыбаясь, Мормурадов и, подняв ее с дивана, посадил на стул у круглого стола.

Хитрый и осторожный Гарисов взял лежащий на пуфике пояс от халата, подвинул стул, на котором сидела измученная и смертельно бледная женщина, и быстро умелыми движениями рук крепко связал ей ноги. Потом он, развязав Ольге руки, тихо и вкрадчиво сказал:

— Ты должна быть довольна, что имела честь любить мусульманина.

— Так не любят, — ответила Ольга и отвернула в сторону голову.

— Да не злись ты, девчонка, мы ещё не закончили с тобой говорить, — сказал зло Хуршид Мормурадов.

Ольга с разворота схватила со стола пустую бутылку из-под вина, которое выпил Мормурадов, и попыталась ударить подсевшего к ней Гарисова, но связанные ноги и потеря нормальной координации не дали ей быстро исполнить свою задумку. Гарисов увернулся и, выхватив бутылку сказал:

— Мы за это тебя убьем, а твою дочку тогда поимеем вместо тебя. Так хочешь?

Ольга заскрипела зубами и ответила:

— Вам лучше меня и дочку отпустить, вас все равно поймают. Мой отец боевой офицер, полковник, он воевал, он вас найдет и убьет, но если вы меня отпустите, то я клянусь вам, что скажу ему и милиции, что были в квартире незнакомые лица в масках. Даже скажу, что хотела убежать к вам наверх, чтобы вы мне помогли спасти дочь. Но бандиты в масках связали нас с Лизой, заклеили рот, забрали деньги, золото и ушли.

— Ты умная девочка! — улыбаясь и прищуривая свои глазки, сказал Гарисов.

— Это, конечно, вариант, но мы вам, неверным, не верим, вы все русские продажные, — высказался Мормурадов.

— Так что же вы все лезете к нам в Россию? — быстро ответила Ольга.

— А то, что мы тоже люди и хотим жить хорошо, хотим так же, как ты, ездить на «Лексусе».

— Да этот «Лексус» у нас кредитный, мы еще будем платить за него до конца двенадцатого года. Чтобы жить в такой квартире, мы с мужем в винном бизнесе работаем с 2003 года, уже шесть лет, и сводим порой концы с концами, чтобы нормально жить. Да что я вам говорю, вам этого не понять. Забирайте все, что хотите, только не убивайте нас с дочкой. Я вас прошу, я вас умоляю, не берите греха на душу. Ну, пожалуйста, вы ведь люди, а не звери.

— Нет, ты ошибаешься, это вы нас делаете зверями, денег за работу платите мало, жить негде, — пытался защищаться Гарисов.

— Но при чем здесь мы и моя семья, мы вас на работу не брали, не оскорбляли, жилья не обещали. Если тут так плохо, то езжайте домой.

— Конечно, поедем, возьмем, что ты нам покажешь, и уедем, — улыбался Гарисов, глядя на внимательно смотрящего Хуршида.

— Ребята, ну пожалуйста, отпустите нас с Лизочкой и мужа моего отпустите, он ведь гражданин Франции, и вам нельзя его убивать, вас поймают. Скажите мне, мой муж жив? Приведите его сюда. Он вам покажет, где его деньги спрятаны.

— А ты что, не знаешь? — спросил Мормурадов.

— Я многое не знаю. Приведите его сюда, я скажу ему, и он все вам отдаст. Вам этого на долгую жизнь хватит.

— Он жив, Оля, но сначала мы поработаем с тобой. — Гарисов умиленно посмотрел на грудь женщины, потом на пояс и ноги и добавил: — Ладно, наброшу на тебя твой халат, но ты выпьешь с нами. Поняла?

— Ладно, выпью, — согласилась Ольга.

— Это правильно! — Мормурадов подал Ольге наполненную чашечку коньяком.

Ольга выпила залпом и попросила еще.

— Не надо ей много, — глядя, как пьет, не морщась, коньяк русская, сказал Гарисов.

Мормурадов отодвинул бутылку в сторону и сам выпил свою дозу.

Гарисов взял бутылку и, долив коньяк в свою чашечку до края, тоже выпил, но только половину и так же не поморщился, как Ольга. Давая, видимо, понять, какой он крутой и бывалый.

Мысли у Ольги работали быстро, но решений, кроме того, что она в порыве гнева схватила бутылку и попыталась ударить Гарисова, который совсем недавно делал ей не только больно морально, но и физически, у нее не появлялось. Оля суматошно оценивала обстановку. «Связаны были руки, а теперь связаны ноги, и встать на них невозможно, Гарисов связал так сильно, что правая нога затекла и колет, как будто в ноге сидит сто иголок. Надо пытаться убедить этих скотов, чтобы они забрали все, что хотят, и ушли. Почему они не торопятся? О, как же мне хочется крикнуть и поднять весь дом на дыбы, но кто придет, если я закричу? Внизу притон, к ним в двери быстро не попасть. Вверху нет никого, только Терюша там бедный лежит или сидит в ванной и, наверно, связанный? Вон как этот хитрющий Русик умеет быстро вязать узлы, — от этих мыслей у Оли пошли мурашки по спине, — а если они его все-таки убили, забрали ключ? Боженька милостивый! Помоги мне найти такие слова, чтобы эти звери поняли, что убивать ее и Лизу не стоит, что это не принесет им добра, принесет страшное испытание и наказание за убийство, и месть повиснет не только над ними, но и над всем их родом. Почему они так ненавидят своих близких? Своих матерей, которые за их злодеяния будут жить в вечных муках. Миленький мой папочка! Ну почему же я тогда не отдала тебе Лизу в Бутовский детсад? Почему мы с Тьерри пускали этих тварей в дом и не боялись, что они вот так могут спуститься вниз и издеваться. Как же ты была права, моя любимая мамочка! А если вдруг они нас с Лизочкой убьют? Что же будет с моими дорогими родителями? Они просто не смогут вынести такой потери, — Ольга на миг представила своего отца, — нет, он этого не переживет, у него больное сердце. А моя мамочка, моя любимая, самая красивая, самая лучшая мама на свете, что будет с ней? Я только-только с ней говорила по телефону, ну почему я не сказала, куда пошёл Тьерри? Почему не сказала, что нас снова подтопили сверху эти же рабочие. Мои родители все равно раньше двенадцати не ложатся спать, а папа всегда что-нибудь, да делает. Я не хотела их беспокоить, ведь отец после прошлого затопления рвался наверх разобраться с гастарбайтерами, но я его не пустила. Побоялась, что он их будет ругать или вообще спустит вниз, «без парашюта». Сходил бы папа тогда к ним, то вряд ли бы они рискнули сюда сунуться и так издеваться. А если они убили Тьерри? А если они нас отпустят? Как Лиза будет без папы Ти? Как жить будем? Нет, главное — спасти Лизочку. Ее не надо будить, иначе она увидит чужих и закричит. Грабители сразу позакрывают рты и ей, и мне. Что же делать? Бедная моя дорогая доченька, она спит в спальне и ничего не знает, что происходит с ее мамочкой в их собственной квартире, в которую я вложила столько труда и нервов. В которой сейчас разгуливает страшная смерть. Господи! Помоги мне! Я делала все, молилась, в церковь ходила. Прославляла тебя, Господи! Прости меня и помоги мне. Образумь, Господи, этих бандитов!»