Глиняный бог - Анатолий Днепров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она помахала мне рукой и, когда с легким шипением нос лодки врезался в песок, легко выскочила на берег.
— Ты меня давно ждешь?
— Давно. Вечность. Через минуту будет ровно вечность…
— Я не могла раньше, — голос у нее звучал, как старинный музыкальный инструмент, — не могла, потому что…
— Я знаю. Я все знаю, и не говори больше ничего.
Черные гребцы упали на песок лицом вниз, обхватив кучерявые головы могучими руками.
— Год назад на Землю вернулся отец и привез приказ, чтобы мы…
— Я это знаю. Еще до того, как твой отец покинул Землю, я уже знал, что он вернется с недоброй вестью. Иначе зачем его позвали бы обратно?
— Они считают, что так вам будет лучше. Так тебе будет лучше…
Мы опустились на траву напротив друг друга, и я залюбовался ее прекрасным лицом, ее падающими на плечи розовыми волосами, ее легкой розовой туникой, под которой поднималась и опускалась грудь и билось далекое сердце…
— Ты прекрасна.
Она положила мне руку на плечо, повернулась в профиль, и я увидел красные капли на ее длинных ресницах.
— Мой отец очень умный, и он не хочет никому зла. Как это называется по–земному?
— Любовь. Я люблю тебя.
— Я не очень хорошо понимаю, что это такое. Но, наверное, это для вас очень важно.
— Если ты не понимаешь, тогда почему ты плачешь?
— Не знаю, — она горько улыбнулась в темноту, — мне очень тяжело. Я чувствую, как тебе тяжело…
— Значит, и ты любишь меня…
Голова ее поникла, а руки, едва заметные в темноте, нежно гладили траву.
— Мне пора. Отец меня ждет. Он и так нарушил приказ, когда разрешил мне тебя увидеть еще раз.
— Можно, я тебя поцелую?
— Что ты! — она прикрыла губы рукой. — Ты ведь знаешь, тогда мы умрем, ты и я!
— Я хочу этого!
— Нет, — она вскочила на ноги. — Нет! Нет! Нет!
Она убегала к ладье, повторяя “нет”, и гребцы впрыгнули в лодку, схватили ее за руки и втащили туда, а я, окаменев, слышал только умирающее в морском шуме “нет”… И еще до меня донеслось: “Я вернусь! Когда‑нибудь я обязательно вернусь!”
Проходили годы, десятилетия, столетия, а я все бродил по этому берегу, слушая морской прибой, наблюдая, как камнем в слепящую голубизну падали белоснежные птицы и как они повторяли “нет”…
Но я ей поверил. Я буду ждать ее тысячелетия, пока не погаснет Солнце.
— Пора за работу. Уже воскресенье, и через три часа мы тронемся в обратный путь.
Я открыл глаза и уставился на электрический фонарик, который стоял на выступе серой стены.
— Почему “нет”?
Кучеренко рассмеялся.
— Что‑нибудь приснилось?
— Да. Что‑то грустное и очаровательное. А тебе?
— Мне тоже.
Мы снова принялись за работу. Теперь я писал очень медленно, как‑то выдавливая из себя слова и фразы, но, странное дело, они начали казаться мне весомыми и обоснованными, хотя я знал, что просто фантазирую. Мне показалось, что и Владимир писал медленнее, чем вчера. Он иногда откладывал тетрадь, закрывал глаза и сидел так минуту–другую… Работа явно не клеилась, в голове была какая‑то тяжесть, тяжелая пустота, в которой изредка проплывали ленивые мысли.
— Все, — сказал я. — Дай мне пива и воблы.
Пока я пил пиво, Владимир вытащил из моего рюкзака два больших серых пакета и вложил в них свою и мою тетради. Тщательно заклеил пакеты липкой лептой, и один пакет передал мне:
— Мой прогноз бери ты, а я возьму твой. Вскроем вечером двенадцатого сентября.
Странно: когда в лабораторию вошел Валерий Степанович, я почему‑то вздрогнул. Мне показалось, что и Кучеренко, всегда небрежный и расхлябанный, подтянулся и насторожился.
— Привет, детки, — это было его обычным приветствием, хотя мы никогда не называли его папашей, даже между собой.
Он подошел к каждому из нас, посмотрел на приборы, бегло полистал наши рабочие тетради.
— Ну, что‑нибудь получается? Есть какие‑нибудь идейки? Да что вы на меня так уставились?
Действительно, я и Кучеренко смотрели на нашего руководителя, как будто видели его в первый раз. И вдруг Кучеренко ни с того ни с сего, с каким‑то несвойственным ему волнением заявил:
— Вы пришли к нам с новостью, не правда ли, Валерий Степанович?
— Правда, — ответил тот. — Вам уже кто‑то наболтал?
— Наболтал, — ответил Кучеренко.
Но я — то знал, что нам никто ничего не, наболтал…
С этого все началось.
Я не видел, а скорее почувствовал, как вошла она, как поздоровалась почти шепотом и как подчеркнуто важно Валерий Степанович сказал:
— Надежда Ивановна, вы будете работать с этими славными ребятами. Вот ваше рабочее место.
Ее рабочее место оказалось рядом с моим, но я уткнулся в свою тетрадь и боялся взглянуть на нее.
— Я хочу вам сказать все начистоту, — голос научного руководителя стал очень официальным. — Это моя племянница, и мне стоило немалых трудов убедить нашего директора взять ее на работу. Так вот, я хочу, чтобы все вы и Надежда Ивановна знали, что требовать от нее и от вас я буду в одинаковой степени, без всяких поблажек на родственную связь.
— Поняла, — услышал я до ужаса знакомый голос.
Кучеренко поднялся и вышел из лаборатории. Он иногда курил, а это в лаборатории не разрешалось.
Валерий Степанович нас оставил, я бессмысленно листал рабочую тетрадь, после включил микротом и стал резать на тонкие прозрачные ломтики замороженную ткань мозга белой мыши. Мне это было совсем ни к чему, но нужно же что‑то делать.
— Меня приняли в качестве лаборанта, а училась я в спецшколе с биологическим уклоном. Только в прошлом году окончила. Я умею обращаться с микротомом. Давайте срезы буду делать я.
И тогда я взглянул на нее первый раз, и у меня потемнело в глазах: я уже ее где‑то видел!
— У вас очень приятный цвет загара.
Моя фраза выползла сама собой, ни к селу, ни к городу.
Надя улыбнулась.
— Я только позавчера прилетела с юга. Из Евпатории.
— Золотистый пляж и прочее…
— Совершенно верно. Вы там были? Я жила не в новом, а в старом городе. Там песок, а немного дальше от берега трава…
Я не был в Евпатории, но то место, о котором она говорила, я знал до мельчайших подробностей.
В лабораторию вернулся Кучеренко, подошел ко мне и спросил грустным голосом:
— Ну, как?
— L’aiment, — ответил я.
— То‑то, — назидательно промычал Кучеренко.
И потянулась обычная рабочая пятидневка, обычная в лаборатории, но не совсем обычная вне стен нашего института.
Валерий Степанович пришел в среду к нам и торжественно вручил мне какую‑то бумагу.
— Вот вам командировочное предписание. Надежда, вы и Кучеренко идите на вокзал, садитесь в электричку и езжайте по указанному здесь адресу. Это НИИ магнитных сплавов. Говорят, там есть группа сынков, которые, так сказать, в свободное от работы время, а еще точнее — во время сна, суют себе под подушку очень сильные постоянные магниты, и у них начинается… Впрочем, вы разберитесь во всем сами. Какая‑то чертовщина!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});