Глиняный бог - Анатолий Днепров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько? — взвизгнула молодая курортница в шортах.
— Пять тысяч. Может быть, даже дольше. Его привезли сюда уже в очень солидном возрасте.
Каро встал, вытащил из кармана выцветшей сатиновой куртки клеенчатый сантиметр и стал им обмерять ствол. Закончив обмер, он достал записную книжку, посмотрел на столбик цифр и записал следующую.
Никто не заметил, как он поднял голову, посмотрел на могучую крону дерева, глубоко вздохнул и укоризненно покачал головой.
Когда он попрощался с нами у выхода из сада, я взял его за руку и отвел в сторону.
— Каро, а почему вы обмерили ствол баобаба, а после печально вздохнули?
— Сохнет. Понимаете, сохнет на глазах. Это будет такая потеря. Сначала обхват был десять метров семьдесят сантиметров. После девять метров тридцать сантиметров. А сейчас уже пять метров сто — гибнет не по дням, а по часам. Делаю все. Не отхожу от него. Воду таскаю. А я… что я? Ученые подкормку придумали. А он сохнет…
Последние слова он произнес с сильным акцентом, темпераментно махнул рукой и скрылся среди олеандров, прихрамывая пуще прежнего.
Года через три я снова оказался в Батуми, на конференции по проблеме долголетия, и вспомнил Каро и его погибающий баобаб. В перерыве между заседаниями я отправился в ботанический сад.
— Где Каро?
— Как обычно, — безразлично ответила голубоглазая лаборантка. Она переливала какую‑то жидкость из одной колбы в другую.
— Что значит “как обычно”?
Она подняла на меня большие глаза.
— Возле своего баобаба.
— Он по–прежнему работает гидом?
— Нет, сейчас не работает.
— На пенсии, значит? Девушка улыбнулась:
— Здесь, в Батуми, проходит конференция по долголетию. Читала я в газете, как местные физиологи расхваливают здешний климат и здешних стариков. А вот то, что некоторые с возрастом впадают в детство, об этом почему‑то не говорят.
Но я уже не слушал ворчливую белоснежную лаборантку.
Я прошел уссурийские джунгли, сибирскую тайгу, альпийские луга, спустился в пампасы, пересек сельву — и вот саванна!
Я почему‑то очень волновался, и мне не терпелось скорее увидеть Каро.
Он лежал у самого ствола на спине и курил трубку. Когда я подошел, он повернул голову, а после снова отвернулся и уставился вверх.
— Каро, вы меня не узнаете.
Он молча покачал головой:
— Я был здесь с экскурсией. Вы тогда опасались за это дерево, а оно, вон какое, роскошное, более пышное, чем прежде, и, конечно, проживет еще пять тысяч лет!
Он снова посмотрел на меня печальными, задумчивыми глазами. Его усы и бородка, казалось, потемнели, а глубокая тень под деревом сглаживала морщины на загорелом лице.
— Я иногда не верил, что дерево погибает, — он встал и облокотился о ствол спиной. — Я этим ученым с самого начала твердил: “Не так сохнут деревья. Я ничего не знаю про другие баобабы, которые растут в Африке, но этот баобаб какой‑то другой, ну, как бы вам сказать…”
— Какой же он, Каро?
— Смешной. Странный. Очень смешной.
Я вспомнил ворчливую лаборантку…
— Смотрите! — Каро горячился. — Смотрите на кору. Стала гладкая. Смотрите на листья. Стали зелеными и нежными. Разве так погибают баобабы?
Я не знал, как погибают баобабы, но мне стало очень грустно за Каро…
— Он смешной, потому что растет обратно.
— Обратно?
— Конечно. Был старый. А сейчас становится моложе и моложе. Ничего тут удивительного нет.
“Бедный, бедный Каро…”
— Нет, вы только посмотрите!
Я вместе со стариком обошел вокруг дерева и действительно заметил, что оно как будто помолодело. Но разве можно говорить о деревьях, что они постарели, помолодели? Старый клен кажется “помолодевшим” после дождя, а тоненькая пыльная акация напоминает крохотного сморщенного старичка. Это — дело воображения.
Я похлопал Каро по плечу.
— Я очень рад, что дерево продолжает жить. Но еще больше я рад за вас, Каро. Выглядите вы прекрасно. До свидания!
— Эти ученые думают, что я сошел с ума! — крикнул он мне вслед.
Прошли годы, и я забыл про Каро и про растущий “обратно” баобаб. Я усиленно занимался геронтологией и пытался вникнуть в страшную тайну старения и деградаций человека, и в этом моем увлечении тоже была своя логика. Когда однажды моя жена спросила меня, почему я оставил нормальную физиологию и переключился на изучение стариков и старух, я ответил:
— Потому что я и сам старею, а не расту обратно…
— Я как‑то слушала лекцию одного математика, специалиста по теории колебаний. Он утверждал, что если будет постигнута тайна биологического регулирования в человеке, то его, человека, можно будет ввести в режим автоколебаний. Это значит, сначала он стареет, после молодеет, а в определенный момент времени начинает опять стареть, и так без конца.
— Болван твой математик. Старение и смерть — прогрессивные факторы биологической эволюции. Да и вообще о вечной жизни могут мечтать только заскорузлые эгоисты…
“Расти обратно, расти обратно… Где и когда я слышал эти слова?”
И тогда я вспомнил Каро и смешной баобаб.
В лаборатории батумского ботанического сада сидели новые, совсем молодые люди, а старые ученые ушли на покой: построили в пригородах дачи и разводили сады.
— Как ваш баобаб? — спросил я ведущего научного сотрудника.
— Что?
— В вашем саду рос баобаб, из Африки.
— Что‑то не помню.
Он вытащил из книжного шкафа толстую книгу и долго ее листал.
— В каталоге не числится, — наконец сказал он.
— Как же так. Я лично сидел в тени этого великолепного дерева.
— Когда, простите за нескромный вопрос, это было?
— Лет… лет пятнадцать–двадцать назад…
Молодой человек присвистнул.
— За это время мы так часто меняли растения, удаляли погибшие, подсаживали новые… Может быть, когда‑то и был баобаб, а сейчас нет…
Действительно, теперь холм был пустынным, и только море у его подножья, серебрилось и морщилось, как прежде.
Там, где раньше росло дерево, осталось небольшое, поросшее травой углубление, и в самом его центре торчала тоненькая, высохшая веточка. Она легко сломалась у меня в руках, и я сунул кусочек в карман.
О Каро в ботаническом саду тоже никто ничего не знал, и я решил всю эту странную историю выбросить из головы, как вдруг совсем неожиданно она вновь воскресла во всех самых мельчайших подробностях.
Из очередной экспедиции в Аджарию возвратилась шумная ватага моих аспирантов. Они наперебой рассказывали самые невероятные истории о стариках, которым по сто, сто двадцать и даже сто пятьдесят лет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});