Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Враждебность времен Гражданской войны сменилась затаенной враждебностью, в которой сохранилось не меньше взаимной ненависти и неприязни, чем прежде. Эта отличительная особенность положения давала о себе знать буквально во всех сферах жизни общества. Короче говоря, изменились формы борьбы, но в целом прежним осталось ее содержание. Психология Гражданской войны настолько глубоко и широко внедрилась во все поры социальной, политической и иных сфер жизни, что давала о себе знать ежечасно и ежеминутно. Переход к новому этапу — этапу мирного строительства не мог быть успешным без преодоления этой зловещей и всепоглощающей психологии взаимной ненависти.

Синдромом Гражданской войны, понимаемом в самом широком смысле, были заражены все слои общества. Партия, через которую и могли выражаться и проявляться тогда общественные настроения, разумеется, тоже не могла остаться в стороне от всех этих процессов. Как вполне справедливо замечает И. Дойчер, капиталистические элементы стали объективным фактом социально-экономической жизни страны. Но не было ни одной партии, которая бы представляла их интересы в политической сфере. «И было вполне естественным, что они стремились найти каналы выражения своих интересов и мнений, и что они видели эти каналы внутри единственной политической партии, оставшейся существовать. Только абсолютная изоляция могла бы предотвратить партию от раздробления на несколько враждебных партий»[884].

Росло и ширилось недовольство главной социальной опоры большевиков — рабочего класса. Стратегический союз между рабочим классом и беднейшим крестьянством, который, по мнению большевиков, являлся фундаментом новой власти, основой диктатуры пролетариата, оказался под угрозой полного развала. Все это не могло не сказаться и на внутрипартийной жизни, не могло не стимулировать роста разногласий и противоречий как в самой партии, так и в ее руководящих верхах.

Бросается в глаза одна особенность периода, когда вводилась и начала в широких масштабах осуществляться новая экономическая политика. Эта особенность кажется, на первый взгляд, алогичной, внутренне противоречивой: с одной стороны, вводились далеко идущие послабления в экономической сфере, открывавшие широкую дорогу развитию частнособственнических отношений, в том числе капиталистическим отношениям. Довольно значительные масштабы получила практика сдачи предприятий и рудников в руки иностранных концессионеров. Проводились меры по либерализации торговли, управления промышленностью и т. д. Особой заботой государства стало наведение порядка в полностью рухнувшей финансовой системе. Были предприняты первые шаги в области разработки и введения новых законодательных норм. Все эти и другие меры экономического порядка, пользуясь современной терминологией, можно было бы охарактеризовать как меры, носившие в той или иной мере либеральную направленность.

Хотя, конечно, — и это обстоятельство заслуживает быть отмеченным особо — преобразования в экономической области проходили не стихийно, а под строгим государственным контролем. В этом смысле нет серьезных оснований говорить об утверждении чисто рыночных отношений в нэповской России. Отдельные элементы таких отношений, безусловно, внедрялись в экономическую жизнь страны, и уже сам по себе этот факт не мог не отражаться на общей ситуации.

Так вот, внутренняя противоречивость и алогичность ситуации заключалась в том, что она не только не сопровождалась, как можно было ожидать, отказом от жесточайшего политического режима, введением радикальных послаблений в политической сфере, а, напротив, нередко сопровождалась усилением политических репрессий. Эти меры затронули в первую очередь партию эсеров, а также частично и меньшевиков — давних и непримиримых политических противников большевизма.

В предыдущих главах уже давалась оценка позиции этих партий по важнейшим проблемам жизни в условиях борьбы с царизмом. В нынешних же условиях, после четырехлетнего господства большевистского режима, противостояние этих полярно противоположных большевизму политических сил приняло иные формы, соответственно изменившимся условиям. Противники большевизма, воспользовавшись введением новой экономической политики, усилили свою борьбу против правящего режима.

Критика НЭПа велась эсерами с левых социалистических позиций. В условиях начавшегося мирного развития страны эсеровская альтернатива этого развития, предусматривавшая демократизацию не только экономической жизни, но и политического строя, не могла не стать привлекательной для широких масс. Понимая это, большевики приняли все возможные меры для того, чтобы дискредитировать идеи и политику партии социалистов-революционеров и методом политических запретов устранить ее с политической арены. На основе весьма сомнительных фактов, а нередко и совсем голословно, партия эсеров обвинялась не только в организации различных антисоветских заговоров, мятежей, террористических актов и политических диверсий, но и в прямом бандитизме — уничтожении хлебных запасов, скота, с.-х. инвентаря и т. п. акциях. Хотя справедливости ради, надо отметить, что эсеры вели активную антисоветскую работу. Поэтому представлять их в виде этаких невинных политических голубков — значит идти против фактов. Власти организовали широко рекламировавшийся процесс против эсеров. ЦК РКП (б) отнес этот процесс к «числу крупных политических событий» 1922 года. Большевики обвиняли партию эсеров во всех политических преступлениях и грехах. «Военно-террористическая работа против рабоче-крестьянской власти привела его (имеется в виду ЦК партии эсеров — Н.К.) за время первых месяцев существования Советской власти в лагерь прямых предателей России, продавших былую революционную честь антантовскому капиталу и служивших его орудием в подрыве Советской власти и в прямом убийстве ее деятелей», говорилось в письменном Отчете ЦК РКП(б) XII съезду партии[885].

Судебный процесс над членами ЦК и некоторыми активистами партии эсеров был проведен летом 1922 года в Москве. Из 34 человек, подвергнутых суду Верховного трибунала ВЦИК, 12 человек были приговорены к расстрелу, остальные — к тюремному заключению на срок от 2 до 10 лет. Президиум ВЦИК помиловал 10 человек и отложил исполнение приговора для смертников, сделал их политическими заложниками, оговорив, что приговор будет приведен в исполнение, если партия эсеров будет использовать вооруженные методы борьбы против Советской власти[886].

Столь же непримиримую позицию заняли большевики и по отношению к своим бывшим однопартийцам — меньшевикам. При этом логика их была проста и вполне оправдана. Борьба с меньшевизмом, по мнению большевистского руководства, в том числе и Сталина, разумеется, является в период НЭПа тем более острой задачей, что в условиях частичного возрождения капитализма и «новой» буржуазии крепнет и поднимает голову буржуазная идеология в промежуточных социальных слоях. Рост частного издательства, влияние буржуазных публицистов, поэтов, художников, таких групп «умственного труда», как профессора, врачи, агрономы, студенты и т. п., целиком пропитанных ядом буржуазного воспитания и образования, ставит нашу партию перед необходимостью всестороннего и, в частности, идеологического отпора этим влияниям на трудящиеся массы[887].

Однако на первом плане стояли отнюдь не методы идеологического отпора, а самые откровенные, ничем не мотивированные репрессии. Ленин был в числе наиболее рьяных поборников таких репрессивных мер, в чем пользовался полной поддержкой со стороны Сталина и других ведущих деятелей партии. В письме Сталину от 16 июля 1922 г. Ленин писал:

«т. Сталин!

К вопросу о высылке из России меньшевиков, н(ародных] с[оциалист]ов, кадетов и т[ому] п[одобных] я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас.

Решительно «искоренить» всех энесов? Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др[угих] должна представить списки и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго.

…Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжай-те, господа!»[888]

За реализацией данного «очистительного процесса» дела не стало. В самое короткое время были составлены списки, подлежащих высылке. Списки эти направлялись членам Политбюро и утверждались ими. В числе высланных оказались многие лучшие представители российской науки, видные философы, деятели образования и т. д. Среди них такие имена, как Бердяев, Франк, Лосский, П. Сорокин, Карсавин и другие столь же яркие фигуры, составлявшие национальную гордость страны[889].