"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Сегодня мальчик в форменной курточке «Stephanie Les Bains» принес ему записку:

- Дорогой Федор Михайлович, - читал он, - я была бы рада увидеть вас сегодня вечером, за кофе и передать вам небольшой подарок.

У нее был ровный, изящный, мелкий почерк. От бумаги с монограммой отеля пахло жасмином. Достоевский не выдержал и поднес письмо к губам, поцеловав ее имя. Он тщательно оделся, прежде чем идти в гостиницу, взял свежую рубашку и попытался привести костюм в порядок. Ботинки все равно были разбитые, заношенные.

- Я сделаю ей предложение, - решил Достоевский, - я ее люблю..., Еще в Семипалатинске полюбил. Уговорю ее уехать в Россию. Она согласится, обязательно. А если не согласится? У нее первый муж был русский. Сын ее, она говорила, русский язык знает, он православный, - Достоевский вспомнил крепкого, высокого рыжеволосого ребенка.

Он удачно миновал швейцара. У подъезда гостиницы из экипажей высаживались гости, приехавшие с пикников. Вокруг города было много развалин средневековых замков. Достоевский поморщился:

- Не увидел ничего. Только пансион и зал игорный. Ивану Сергеевичу деньги не отдал..., - он вздохнул: «Тургенев мне за них душу вынет. Он в два раза больше меня за лист получает. Что ему эти пятьдесят талеров...»

Марта стояла посреди гостиной, оглядывая сложенные саквояжи. Джон прислал кабель из Карлсруэ: «Дорогая мадам Гаспар, ваш преданный поклонник, завершив дела в столице княжества, отбыл в Берлин. Я возвращаюсь в Баден».

- Сегодня он должен приехать, - Марта повертела изумрудный браслет на запястье.

Она устроила прощальный обед с поклонниками, обещая непременно посетить Баден после Пасхи. Марта загадочно улыбалась, когда у нее спрашивали, куда мадам Гаспар намеревается поехать. Князь Карл все еще предлагал ей виллу на Лазурном Берегу. Марта, в разговоре с другими вдовами, обмолвилась, что собирается отправиться на восток.

- Или на запад, я еще не решила, - мадам Гаспар пожала стройными плечами, - посмотрим.

Через день, весь Баден говорил, что мадам Гаспар приняла предложение русского великого князя, находящегося в городе инкогнито. Некоторые посылали мадам Гаспар в Каир. Египет, с началом постройки канала, стал модной страной. В столице спешно возводилась опера. Шептались, что Исмаил-паша пригласил мадам Гаспар провести зиму на Ниле.

Марта никого не разубеждала. Она даже услышала, что Корнелиус Вандербильт собирается приплыть в Европу на своей яхте «Северная Звезда» и пригласить мадам Гаспар в круиз. Она обедала с поклонниками, пила шампанское и аккуратно ходила в игорный зал. Марта боялась, что рулетку поставят в другое место, однако администрация не стала ее двигать. Марта играла осторожно. Сейчас, в шкатулке на столе, у нее лежало тридцать тысяч талеров.

- Этого хватит, - ласково думала она, - хватит, чтобы Федор Михайлович с долгами расплатился. Хватит, чтобы свое издательство организовать.

По утрам Марта работала. Она вспоминала рассказы дедушки Натан о ведении дел, вспоминала уроки мистера Беллами. Женщина писала в тетради план, следуя которому, Достоевский мог бы не зависеть от журналов, а сам печатать книги.

Марта помнила магазины в Сибири: «В провинции и десять лет назад, много читали. Тамошние хозяева лавок будут рады закупать книги без наценки. Можно устроить подписку, ежемесячный альманах..., Федора Михайловича вся Россия знает».

Она попросила горничную разжечь камин. Вечер был зябким. Марта, выйдя на террасу, подняла с белого мрамора желтый, сухой лист.

- Осень пришла, - она зачем-то вздохнула и повертела его, - так быстро.

Марта была в темном, закрытом платье, с одним простым, серебряным крестиком. Когда она открыла дверь, Достоевский вспомнил:

- Как в Семипалатинске. Она там траур носила. А сейчас сняла, хотя ее муж только весной умер. Господи, какая она красавица.

Марта усадила его в кресло. Гардины были задернуты, в камине потрескивали сосновые поленья. Женщина велела: «Пейте кофе, Федор Михайлович. Я вам поиграю, а потом о делах поговорим».

Это был тот же самый этюд Шопена, медленный, завораживающий. Бронзовая голова склонялась над пианино. Он смотрел на стройные плечи:

- Полина, Полина..., Господи, нельзя так мучиться. Надо ей все сказать. Она не Полина, - рассердился Достоевский, и увидел, как блестят отсветы огня в ее волосах. Он все равно не мог выбросить из головы это имя.

- Сейчас, - решил Достоевский. Ее белая рука, с одним только браслетом, легла на клавиши. Она закончила играть и повернулась. Он молчал, а потом, откашлялся:

- Марфа Федоровна..., - Достоевский помолчал, - Марфа Федоровна, я прошу вас, окажите мне честь. Станьте моей женой.

В комнате было тихо. Достоевский услышал, как скрипят колеса экипажей внизу, услышал далекую музыку, из парка. Он увидел, как часто, прерывисто дышит женщина:

- Она и сама будто музыка.

Достоевский опустился на колени и припал губами к ее тонким пальцам, к маленькой, мягкой руке.

По дороге с вокзала Джон зашел на улицу Тиргартенвег. Он выпил чашку кофе с Тургеневым и забрал письма от семьи. Было сумеречно. Они сидели на террасе, собака, свернувшись, устроилась у ног Тургенева. Писатель потрепал пса за ушами:

- Говорил я вам, месье Жан, Федор Петрович никакого отношения к Третьему Отделению не имеет. Поиграл и уехал, как вы мне сказали. Не волнуйтесь.

- Не буду, - согласился Джон, покуривая папиросу.

В Карлсруэ он довел кузена до особняка, где размещалось российское посольство, и похлопал себя по карману пиджака:

- Помните, бумага с вашей подписью у меня при себе. Я вас подожду, мистер Воронцов-Вельяминов.

Родственник раздул ноздри и коротко кивнул. Всю дорогу до Карлсруэ Воронцов-Вельяминов молчал, шурша газетой, искоса поглядывая на спокойное лицо герцога. Оказавшись в пустом вагоне второго класса, Джон откинулся на деревянную спинку сиденья: «Поговорим о деле».

Федор Петрович, было, пытался сказать, что не занимается разведкой, но герцог усмехнулся: «Ваш департамент до этого года был ответственен за действия вне пределов Российской Империи».

- Я работал только с Польшей, - хмуро ответил Федор. Джон хмыкнул:

- Врет, конечно. Операцию в Ричмонд-парке русские готовили. Ладно, сведения он будет давать, а остальное, наша забота.

Джон посмотрел на свой хронометр и кивнул в сторону кованых ворот особняка: «Идите, господин Воронцов-Вельяминов».

Федор, не оборачиваясь, направился к входу.

Он ждал, пока придет кабель из столицы, подтверждающий его личность:

- Ничего. Рано или поздно я избавлюсь от этого Экзетера, как избавился от его отца. Однако он, наверняка, передаст мое согласие на работу еще кому-нибудь…, - Федор велел себе пока не думать об этом. Он передал Джону два документа, аффидавит за его подписью, подтверждающий дворянство племянника и распоряжение своему адвокату в столице начать дело о разводе.

- Очень хорошо, - заметил Джон, и вырвал из блокнота лист.

- Это счет в Лионском кредите, на который вы будете переводить деньги, каждый месяц, - герцог не стал пожимать ему руку. Он перешел на другую сторону улицы. Федор посмотрел вслед его прямой спине:

- Надо разыскать надежного человека из радикалов, - решил Воронцов-Вельяминов, - за деньги они все, что угодно сделают. Это, конечно, займет время, но я никуда не тороплюсь. Слава Богу, мальчики в безопасности. Не такие они люди, - Федор вспомнил прозрачные глаза невестки, - чтобы их трогать. Мадам Гаспар…, то есть Марта, не станет поднимать руку на кузенов своего сына.

Федор продал ожерелье первому попавшемуся ювелиру, всего лишь за три тысячи талеров. В тот же вечер он уехал в Берлин. Сидя в своем отделении, Воронцов-Вельяминов достал из саквояжа блокнот и задумчиво посмотрел на чистый, белый лист.

- Пан Вилкас, - пробормотал Федор, - найти бы его…, А где? Найду, - он устало закрыл глаза.

Письмо от жены Джон распечатал в парке, сидя на скамье, под газовым фонарем. Полина писала, что маленькая пошла, хотя пока неуверенно. Вдовствующая герцогиня, к Рождеству, собиралась переехать в замок.