"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Мальчишки…, - Федор закрыл глаза от боли, - как они без меня? И девочка, я не забрал ее у Юджинии. Если меня здесь в тюрьму посадят, они сиротами останутся, - он курил, часто, глубоко затягиваясь, глядя на террасу, где сидели дамы с вязанием. Невысокий, светловолосый официант наливал им кофе.

- Он вчера в казино был, - Федор вздрогнул, часы пробили полдень. Он вернулся к столу и еще раз посмотрел на свои расчеты. Потушив папиросу, он сел в кресло, обхватив голову руками. Имение и дом, не стоили и сорока тысяч талеров, в банке у него лежало не больше пятидесяти.

- И все, - Федор почувствовал во рту неприятный привкус холодного кофе и табака, - и больше ничего нет.

Он не умывался, и не чистил зубы. На столе, рядом с тетрадью лежали счета из казино и ресторана, за обеды, завтраки, икру, шампанское и вино. Их принесли утром, с напоминанием, что номер оплачен до конца недели.

- Конец недели завтра, - Федор, поморщившись, опять закурил, - завтра. Господи, встать на колени перед его величеством, просить прощения…, Меня с волчьим билетом выгонят из Третьего Отделения. У нас нельзя себя компрометировать. Мне сорока нет, а карьера разрушена, навсегда.

Из-за двери раздался нежный, но твердый женский голос: «Вот записка от его высочества князя, пропустите меня!»

- Господи, - Федор побледнел, - Господи, это мадам Гаспар. Надо поменять рубашку, надо…, - он успел только подняться. Женщина была в утреннем, изящном, цвета чайной розы платье. Скромный воротник прикрывал белую шею, в руках она держала вышитый бисером ридикюль. Бронзовые волосы вились у висков, спускались каскадом на шелк платья. На щеках играл нежный румянец. Глаза у нее были ясные, зеленые, безмятежные.

Она сама отодвинула для себя стул. Лакей, приставленный к номеру Федора, внес серебряный кофейник.

- Я угощаю, - мадам Гаспар, закинув ногу на ногу, разлила кофе, - садитесь, пожалуйста.

Он повиновался:

- Господи, а если она пришла меня выручить? У нее много денег, она богата…, Она добрая женщина, -Федор почувствовал, что краснеет, - Господи, я ей всегда буду благодарен, буду за нее молиться, и мальчики тоже…, - мадам Гаспар подождала, пока исчезнет лакей. Дама закурила тоненькую папироску.

У него было помятое, серое лицо, на щеках виднелась рыжая щетина. Пахло табаком, потом, кислым, застарелым винным перегаром. Мадам Гаспар молчала, стряхивая пепел. Федор сидел, глядя на перечеркнутые цифры в тетради, на нетронутую чашку кофе перед ним.

- Я пришла сделать вам предложение, - наконец, сказала мадам Гаспар.

Федор сглотнул:

- О чем это она? Неужели…, Не может, не может такого быть…, - ее глаза были спокойными, словно бездонный речной омут.

- Я это Юджинии говорил, - вспомнил Воронцов-Вельяминов, - после ее ареста.

- Предложение, Федор Петрович, - повторила мадам Гаспар. Федор замер. Она говорила по-русски.

Герцог облокотился на мраморные перила, разделявшие террасы номеров.

- Он согласится, - Джон положил руку на простую, деревянную шкатулку, - не может не согласиться. Мы заплатим его долги, заставим подписать нужные документы, и обязательство о работе. Незачем Марте ездить в Карлсруэ, я сам туда отправлюсь.

В шкатулке было четверть миллиона талеров. Утром, Джон появился в номере Марты, с завтраком. Он застал женщину, открывающей сейф. Марта положила в ридикюль пистолет и аккуратно свернутый приказ. Она предложила: «Сядь, проверь отчетность. Казна даже в выигрыше осталась».

В казино Марта ставила деньги, выданные ей в Лондоне. В шкатулке лежали облигации Лионского Кредита. Марта получила их со своего счета в Париже. Она заметила:

- Не спорь со мной. Не обязательно Федору Петровичу знать, что это мои средства. Он будет их выплачивать, вот и все. Если я не получу очередной перевод, я сообщу тебе, - Марта прочитала обязательство, написанное Джон, - и в дело пойдет этот документ. Иначе слишком дорогой агент получается, - Марта улыбнулась.

Джон быстро подсчитал в уме и согласился.

- Чуть меньше полутора тысяч талеров в месяц, на пятнадцать лет. Без процентов, - герцог едва не рассмеялся, - здесь все-таки не банк. За это время мы от него получим отличные сведения. Ему нечего больше делать, он разорен.

Марта с аппетитом жевала круассан с апельсиновым джемом:

- Его недвижимость не покроет долга, и я не думаю, что у него большие сбережения в банке, - она кивнула на футляр с ожерельем: «Это я ему отдам. Ему надо как-то домой вернуться».

- Он нам будет всю свою зарплату перечислять, - Джон вспомнил сведения о жаловании российских чиновников, - он, наверняка, департаментом заведует.

Марта откинулась на подушки, запахнув шелковый, в японском стиле, халат. Волосы она, небрежно, заколола на затылке.

- Во-первых, - холодно сказала женщина, - он будет продвигаться по службе. Его жалование увеличится. Во-вторых, - она закурила папиросу, - ничего страшного. Вместе Бадена поедет в Крым, прекратит баловаться рулеткой и умерит свои вкусы в икре и шампанском. Нечего его жалеть, -решительно заключила Марта, подставив Джону чашку для кофе.

- Я и не жалею, - герцог поднял бровь.

- Но я бы тебе не советовал вмешиваться во внутренние дела Российской Империи, - он указал на ридикюль, - если этот Достоевский, - медленно выговорил Джон, - при виде приказа, немедленно всем разболтает, чем занимается Федор Петрович, то с ним можно проститься, как с агентом.

- Не разболтает, - твердо ответила Марта: «Я просто не хочу, чтобы Достоевский, - она вздохнула, -питал иллюзии относительно моего зятя».

Джон стал убирать со стола: «Писатели на то и писатели, чтобы питать иллюзии, - пробурчал он, -помяни мое слово». Марта поджала губы и налила себе еще кофе.

Джон легко, бесшумно перемахнул через перила и прислушался. В гостиной Федора Петровича царила тишина. У герцога лежал в кармане пистолет, на всякий случай, Марта тоже взяла оружие. «Больше для спокойствия, - отмахнулась женщина, - не будет он в меня стрелять».

Ветер шелестел шелковой гардиной, мерно тикали часы. Мадам Гаспар, у Федора не поворачивался язык назвать ее иначе, покуривала папироску. Аккуратно разглаженный приказ, лежал между ними. Рисовую бумагу придавливал изящный револьвер с золотой пластинкой на рукояти: «Semper Fidelis Ad Semper Eadem». Федор боялся поднять глаза. Невестка смотрела на него холодно, пристально. Пахло от нее жасмином, твердый, острый подбородок был вскинут.

Федор вспомнил приказ, вспомнил американскую подданную, Марту Бенджамин, пяти футов ростом, телосложения хрупкого, рыжеволосую, зеленоглазую. Он не стал спрашивать, где его взяла невестка. Воронцов-Вельяминов увидел, что бумага когда-то была разорвана. Потом ее осторожно склеили.

Она сказала, что его брат был жив, все эти десять лет. Он погиб весной, в Америке, в самом конце войны межу Севером и Югом. Федор взглянул на сухой блеск в ее глазах. Он заставил себя не интересоваться, где обретался Степан, и как его занесло в Америку.

- Хотя мадам Гаспар..., то есть Бенджамин-Вулф, - подумал Федор, - она американка. Они в Крыму познакомились. Знал бы я..., - он услышал спокойный голос невестки:

- Когда мы с вами пили шампанское у вас в номере, Федор Петрович, вы заснули. Устали, должно быть, - Марта покачала туфелькой, - а я ушла. Это я для того говорю, чтобы вы, - невестка повела рукой, - не думали...

Он был уверен, что все случилось. Федор искоса, незаметно глядел на ее маленькую, девичью грудь под светлым шелком платья. Невестка просматривала счета из казино и ресторана

- Выбора у вас нет, дорогой зять. Либо справка из Берлина, - она показала ему бумагу, - о смерти герра Беккера отправляется в местный полицейский участок, и вы садитесь в тюрьму..., - Марта посмотрела на часы, - потому что скоро здесь появится ваш синдикат и потребует четверть миллиона талеров. Либо вы подписываете обязательство о работе, и выплачиваете эти деньги, ежемесячно, на безопасный счет. Вы поедете с еще одним нашим родственником в Карлсруэ, в русское посольство. Подписывать аффидавиты.