Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

— Ну…

— Верно. Значит, остаётся одно. Нам придётся убить его самим. Пока он не убил нас. Но сейчас не время об этом думать. Пошли…

Солнце как раз начало всходить, когда Леоман натянул поводья и остановил своих налётчиков. Корабб подъехал поздно — одним из последних — и заслужил довольный кивок своего командира. Как будто тот предположил, что Корабб взял на себя долг прикрывать отход. Леоман не заметил, что его заместитель лишился своего основного оружия.

Позади виднелись столбы дыма, поднимавшиеся в залитое солнцем небо, доносились далёкие крики, а вскоре раздался громовой стук копыт.

Леоман осклабился:

— А вот и настоящая цель нашей атаки. Пока мы хорошо потрудились, мои воины. Слышите этих коней? Сэтийцы, виканцы и хундрилы, именно в таком порядке. Хундрилы, которых мы должны остерегаться, обременены доспехами. Виканцы будут держаться настороже. Но сэтийцы, едва нас увидят, помчатся вперёд.

Он поднял руку с кистенём, и все увидели на шипастом шаре кровавые клоки волос.

— И куда мы должны их привести?

— К смерти! — проревели они в ответ.

Рассветное солнце превратило далёкую стену крутящегося, взвихряющегося песка в золото — цвет, приятный старым, водянистым глазам Фебрила. Он сидел лицом к востоку, скрестив ноги, на вершине некогда надвратной башни, а сейчас — бесформенной кучи обломков, сглаженных песком.

Возрождённый город остался у него за спиной, пробуждался он медленно по причинам, о которых знала лишь скудная горстка людей, и Фебрил был одним из них. Богиня пожирала. Поглощала жизненные силы, вытягивала из своих несчастных, заблудших смертных слуг свирепой волей — чтобы выжить самой.

Результат сказывался не сразу, однако умерщвлял день за днём, мгновение за мгновением. Если, конечно, человек не был осведомлён об этом голоде. И не был способен предусмотрительно принять меры, чтобы избежать её беспрестанных требований.

Давным-давно Ша’ик Возрождённая заявляла, что знает его, проникла в каждую его тайну, разглядела все оттенки его души. И вправду, она демонстрировала тревожную способность разговаривать с Фебрилом в его разуме — как будто всё время была там, но говорила только по случаю, напоминая ему об этой ужасной правде. Однако такие моменты случались всё реже — возможно, благодаря его новым попыткам укрыться — пока Фебрил не уверился, что Ша’ик больше не в силах пробить его защиту.

Возможно, однако, что правда не так лестна. Возможно, влияние богини соблазнило Ша’ик Возрождённую… равнодушием. Да, возможно, я уже мёртв, просто пока не знаю об этом. И всё, что я планировал, известно и женщине, и богине. Разве только у меня есть лазутчики? Нет. Корболо намекнул о своих агентах, и, по правде, ничто, к чему я стремлюсь, не свершится без помощи тайных убийц напанца.

Такова, подумал он с горьким юмором, природа каждого участника этой игры: скрывать как можно больше от всех остальных — как врагов, так и союзников, — поскольку эти именования имели привычку без предупреждения обращаться своей противоположностью.

Тем не менее Фебрил доверял Камисту Релою. У Высшего мага были все причины оставаться верным основному плану — плану, который был самым чудовищным предательством, — поскольку только так Релой мог выжить в последующих событиях. А что до мелких подробностей, относящихся к самому Фебрилу, ну, они не касаются Камиста Релоя. Ведь так?

Даже если их осуществление должно привести к фатальным последствиям… для всех, кроме меня.

Все они считали себя слишком умными — недостаток, который просто приглашал воспользоваться собой.

А что же я? А, дорогой Фебрил? Ты считаешь себя умным? Он улыбнулся далёкой стене песка. Ум не так важен, если не усложнять дела. Сложность приманивает ошибки, как шлюха — солдата в увольнении. Соблазн умозрительных выгод, которые никогда не оказываются настолько просты, насколько представлялось в начале. Но я избегну этой ловушки. Я не допущу смертельно опасных оплошностей вроде той, что стряслась с Бидиталом, поскольку они ведут к сложностям — хотя его ошибки отправят его в мои руки, так что, полагаю, мне не следует так уж жаловаться.

— Солнечный свет перехлёстывает через темноту.

Он вздрогнул, резко обернулся.

— Избранная!

— Глубокие вдохи и выдохи, старик, успокоят твоё трепещущее сердце. Я могу немного подождать, ибо я терпелива.

Она стояла почти рядом с ним — конечно, он не видел тени, ведь солнце было спереди. Но когда она подошла в такой тишине? Сколько она уже стоит здесь?

— Избранная, ты пришла ко мне, чтобы вместе встретить рассвет?

— Так вот что ты делаешь, когда наведываешься сюда в начале каждого дня? Мне было интересно.

— Госпожа, я человек простых привычек.

— О да. Прямота, влияющая на качество простоты. Как будто придерживаясь простых привычек плоти и костей, ты вынуждаешь свой разум стремиться к тому же совершенству.

Он молчал, хотя его сердце ничуть не желало колотиться медленнее.

Ша’ик вздохнула:

— Я сказала «совершенство»? Тогда, возможно, мне следует сказать кое-что ещё, чтобы помочь твоим поискам.

— Пожалуйста, — тихо выдохнул он.

— Стена Вихря практически непрозрачна, за исключением рассеянного солнечного света. И потому, Фебрил, боюсь, я должна тебя поправить. Ты смотришь на северо-восток, увы.

Она протянула руку:

— На самом деле солнце там, Высший маг. Не переживай так — ты, по крайней мере, был последователен. О, есть ещё один вопрос, который, я считаю, нужно прояснить. Мало кто будет спорить, что моя богиня поглощена гневом, и потому она, в свой черёд, поглощает других. Но то, что ты видишь как потери многих ради насыщения голода одной, в действительности достойно совершенно иной аналогии.

— Да?

— Да. Она не столько питается энергией своих последователей, сколько придаёт ей определённую направленность. На самом деле это не слишком отличается от того, что творит Стена Вихря, которая там, где, казалось бы, рассеивает солнечный свет, на самом деле улавливает его. Ты когда-нибудь пытался пройти сквозь эту стену, Фебрил? Например, в сумерках, когда жар дня полностью поглощён? Она сожжёт тебя до костей, Высший маг, — в одно мгновение. Видишь, как нечто, кажущееся одним, на самом деле является полностью противоположным? Сожжённая корка — ужасный образ, не правда ли? Нужно родиться в пустыне или обладать могучим волшебством, чтобы бросить ему вызов. Или — самыми глубокими тенями…

«Жить просто», с опозданием понял Фебрил, не должно быть синонимом «видеть просто», поскольку первое благородно и похвально, тогда как последнее — смертельный недостаток. Безответственная ошибка, и он, увы, её совершил.