Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

старушку, как умерла, забыв руку у него на плече, ну а когда он умрёт, никто-то на всей земле не вспомнит и не узнает, что жила-была когда-то такая старушка и прожила сто четыре года, для чего и как — неизвестно. Да и зачем помнить: ведь всё равно. Так отходят миллионы людей: живут незаметно и умирают незаметно. Только разве в самой минуте смерти этих столетних стариков и старух заключается как бы нечто умилительное и тихое, как бы нечто даже важное и миротворное: сто лет как-то странно действуют до сих пор на человека. Благослови Бог жизнь и смерть простых добрых людей!..»

Млекопитаев

«Скверный анекдот»

Отставной титулярный советник; супруг Млекопитаевой, отец невесты. Бывший казначей, служивший когда-то в губернии, обосновавшийся в последнее время в Петербурге. «Деньжонки у него водились, конечно небольшие, но они были; сколько их действительно было, — про это никто не знал, ни жена его, ни старшая дочь, ни родственники. Было у него две дочери, а так как он был страшный самодур, пьяница, домашний тиран и, сверх того, больной человек, то и вздумалось ему вдруг выдать одну дочь за Пселдонимова: “Я, дескать, знаю его, отец его был хороший человек, и сын будет хороший человек”. Млекопитаев что хотел, то и делал; сказано — сделано. Это был очень странный самодур. Большею частию он проводил время, сидя на креслах, лишившись употребления ног от какой-то болезни, что не мешало ему, однако ж, пить водку. По целым дням он пил и ругался. Человек он был злой; ему надобно было непременно кого-нибудь и беспрерывно мучить. Для этого он держал при себе несколько дальних родственниц: свою сестру, больную и сварливую; двух сестёр жены своей, тоже злых и многоязычных; потом свою старую тетку, у которой по какому-то случаю было сломано одно ребро. Держал ещё одну приживалку, обрусевшую немку, за талант её рассказывать ему сказки из “Тысячи одной ночи”. Всё удовольствие его состояло шпынять над всеми этими несчастными нахлебницами, ругать их поминутно и на чём свет стоит, хотя те, не исключая и жены его, родившейся с зубною болью, не смели пред ним пикнуть слова. Он ссорил их между собою, изобретал и заводил между ними сплетни и раздоры и потом хохотал и радовался, видя, как все они чуть не дерутся между собою. Он очень обрадовался, когда старшая дочь его, бедствовавшая лет десять с каким-то офицером, своим мужем, и наконец овдовевшая, переселилась к нему с тремя маленькими больными детьми. Детей её он терпеть не мог, но так как с появлением их увеличился матерьял, над которым можно было производить ежедневные эксперименты, то старик был очень доволен. Вся эта куча злых женщин и больных детей вместе с их мучителем теснилась в деревянном доме на Петербургской, недоедала, потому что старик был скуп и деньги выдавал копейками, хотя и не жалел себе на водку; недосыпала, потому что старик страдал бессонницею и требовал развлечений…»

Свою младшую дочь старик Млекопитаев предложил Пселдонимову сам, дал за нею старый деревянный дом и четыреста рублей денег, заставил будущего зятя за неделю до свадьбы сплясать перед собой казачка, на самой свадьбе, к счастью для родных и близких, напился и заснул часов в одиннадцать вечера — как раз перед нежданным приходом генерала Пралинского.

Млекопитаева (дочь)

«Скверный анекдот»

Дочь Млекопитаева и Млекопитаевой, невеста Пселдонимова. «Молодая стоила Пселдонимова. Это была худенькая дамочка, всего ещё лет семнадцати, бледная, с очень маленьким лицом и с востреньким носиком. Маленькие глазки её, быстрые и беглые, вовсе не конфузились, напротив, смотрели пристально и даже с оттенком какой-то злости. Очевидно, Пселдонимов брал её не за красоту. Одета она была в белое кисейное платье на розовом чехле. Шея у неё была худенькая, тело цыплячье, выставлялись кости. На привет генерала она ровно ничего не сумела сказать…» Пралинский попробовал поговорить с невестой и даже пошутить, но ничего хорошего из этого не получилось — новоиспечённая мадам Пселдонимова общаться с ним не желала. И, надо полагать, окончательно возненавидела его на всю жизнь, когда из-за опьяневшего генерала, занявшего главную постель в доме, пришлось брачное ложе устраивать на стульях. О невесте, младшей дочери Млекопитаева, повествователь дополнительно сообщает: «Тщедушной и невзрачной младшей дочке его минуло тогда семнадцать лет. Она хотя и ходила когда-то в какую-то немецкую шуле, но из неё почти ничего, кроме азов, не вынесла. Затем росла, золотушная и худосочная, под костылём безногого и пьяного родителя, в содоме домашних сплетней, шпионств и наговоров. Подруг у ней никогда не бывало, ума тоже. Замуж ей давно уже хотелось. При людях была она бессловесна, а дома, возле маиньки и приживалок, зла и сверлива, как буравчик. Она особенно любила щипаться и раздавать колотушки детям сестры своей, фискалить на них за утащенный сахар и хлеб, отчего между ней и старшей сестрой её существовала бесконечная и неутолимая ссора…» Немудрено, что даже Млекопитаев попросил время на раздумья, когда родитель Млекопитаев предложил ему эту свою дщерь в супружницы.

Млекопитаева (мать)

«Скверный анекдот»

Жена Млекопитаева, мать невесты. Она капризничала, не желала выходить к гостям, особенно, когда узнала про приход генерала Пралинского: «Млекопитаева сконфузилась, обиделась и начала ругаться, зачем её не предуведомили, что звали самого генерала. Её уверяли, что он пришёл сам, незваный, — она была так глупа, что не хотела верить. Потребовалось шампанское. У матери Пселдонимова нашёлся один только целковый, у самого Пселдонимова ни копейки. Надо было кланяться злой старухе Млекопитаевой, просить денег на одну бутылку, потом на другую. Ей представляли будущность служебных отношений, карьеру, усовещивали. Она дала наконец собственные деньги, но заставила Пселдонимова выпить такую чашу желчи и оцта, что он, уже неоднократно вбегая в комнатку, где приготовлено было брачное ложе, схватывал себя молча за волосы и бросался головой на постель, предназначенную для райских наслаждений, весь дрожа от бессильной злости…» Появилась она на празднестве, когда Пралинский был уже сильно пьян: «Зато явилась одна злокачественная женская фигура, не показывавшаяся прежде, в каком-то красноватом шёлковом платье, с подвязанными зубами и в высочайшем чепчике. Оказалось, что это была мать невесты, согласившаяся выйти наконец из задней комнаты к ужину. <…> На генерала эта дама смотрела злобно, даже насмешливо и, очевидно, не хотела быть ему представленной. Ивану Ильичу эта фигура показалась до крайности подозрительною…» Быть представленной генералу госпожа Млекопитаева не пожелала, однако ж, впоследствии дать деньги на карету, дабы отвезти