Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

они действуют против другого мошенника — Архипова: «Я, брат, на него уже давно зубы точу. Точит на него зубы и Митрошка, вот тот молодцеватый парень, в богатой поддёвке, — там, у окна стоит, цыганское лицо. Он лошадьми барышничает и со всеми здешними гусарами знаком. Я тебе скажу, такой плут, что в глазах у тебя будет фальшивую бумажку делать, а ты хоть и видел, а всё-таки ему её разменяешь. Он в поддёвке, правда в бархатной, и похож на славянофила (да это, по-моему, к нему и идёт), а наряди его сейчас в великолепнейший фрак и тому подобное, отведи его в английский клуб да скажи там: такой-то, дескать, владетельный граф Барабанов, так там его два часа за графа почитать будут, — и в вист сыграет, и говорить по-графски будет, и не догадаются; надует. Он плохо кончит…» И далее уже Иван Петрович уже сам добавляет: «Митрошка был с виду парень довольно оригинальный. В своей поддёвке, в шёлковой красной рубашке, с резкими, но благообразными чертами лица, ещё довольно моложавый, смуглый, с смелым сверкающим взглядом, он производил и любопытное и не отталкивающее впечатление. Жест его был как-то выделанно удалой, а вместе с тем в настоящую минуту он, видимо, сдерживал себя, всего более желая себе придать вид чрезвычайной деловитости и солидности…»

Митрошка, конечно, не без корысти, как упоминал Маслобоев, помог ему накрыть притон мадам Бубновой и вызволить из него Нелли.

Миусов Пётр Александрович

«Братья Карамазовы»

Двоюродный брат Аделаиды Ивановны Карамазовой (Миусовой). Рассказывая историю прежней жизни Фёдора Павловича Карамазова, Повествователь в своё месте представляет читателю и данного героя: «Но случилось так, что из Парижа вернулся двоюродный брат покойной Аделаиды Ивановны, Пётр Александрович Миусов, многие годы сряду выживший потом за границей, тогда же ещё очень молодой человек, но человек особенный между Миусовыми, просвещённый, столичный, заграничный и при том всю жизнь свою европеец, а под конец жизни либерал сороковых и пятидесятых годов. В продолжение своей карьеры он перебывал в связях со многими либеральнейшими людьми своей эпохи, и в России, и за границей, знавал лично и Прудона и Бакунина и особенно любил вспоминать и рассказывать, уже под концом своих странствий, о трёх днях февральской парижской революции сорок восьмого года, намекая, что чуть ли и сам он не был в ней участником на баррикадах. Это было одно из самых отраднейших воспоминаний его молодости. Имел он состояние независимое, по прежней пропорции около тысячи душ. Превосходное имение его находилось сейчас же на выезде из нашего городка и граничило с землей нашего знаменитого монастыря, с которым Пётр Александрович, ещё в самых молодых летах, как только получил наследство, мигом начал нескончаемый процесс за право каких-то ловель в реке, или порубок в лесу, доподлинно не знаю, но начать процесс с “клерикалами” почёл даже своею гражданскою и просвещённою обязанностью…»

Миусов поначалу принял горячее участие в судьбе совершенно заброшенного маленького Мити Карамазова, стал его опекуном, пристроил на воспитание к родственнице, но затем опять укатил за границу и о своём двоюродном племяннике подзабыл.

О том, как выглядел и что представлял из себя Пётр Александрович к началу основного действия романа можно судить по следующим строкам (сцена в монастыре): «Миусов бегло окинул всю эту “казенщину” и пристальным взглядом упёрся в старца. Он уважал свой взгляд, имел эту слабость, во всяком случае в нём простительную, приняв в соображение, что было ему уже пятьдесят лет, — возраст, в который умный светский и обеспеченный человек всегда становится к себе почтительнее, иногда даже поневоле…» Ещё чрезвычайно характерный штрих-замечание, что господин Миусов уже лет тридцать в церкви не бывал. И неудивительно, вероятно, что старец Зосима с первого мгновения Миусову не понравился, и он даже подумал: «По всем признакам злобная и мелко-надменная душонка…» Тут надо, конечно, вспомнить, что он уже «нескончаемо» судится с монастырём. Да и вообще, Пётр Александрович был человеком эмоциональным, раздражительным, весьма надменным и уж со своим «родственником» стариком Карамазовым находился в постоянных «контрах». В конце романа, когда начинается суд над Дмитрием Карамазовым, сообщается, что один из свидетелей Пётр Александрович Миусов присутствовать не может, ибо опять в настоящее время уже в Париже».

Близким «родственником» либералу и западнику Миусову в мире Достоевского приходится, вероятно, Степан Трофимович Верховенский из «Бесов».

Михаил

«Братья Карамазовы»

Персонаж из вставного жизнеописания старца Зосимы, заглавный герой главки «Таинственный посетитель». Он появился, когда Зосима, который был тогда ещё Зиновием, только что отказался стрелять на дуэли в противника и вышел в отставку: «Был он в городе нашем на службе уже давно, место занимал видное, человек был уважаемый всеми, богатый, славился благотворительностью, пожертвовал значительный капитал на богадельню и на сиротский дом, и много кроме того делал благодеяний тайно, без огласки, что всё потом по смерти его и обнаружилось. Лет был около пятидесяти, и вид имел почти строгий, был малоречив; женат же был не более десяти лет с супругой ещё молодою, от которой имел трёх малолетних ещё детей. Вот я на другой вечер сижу у себя дома, как вдруг отворяется моя дверь и входит ко мне этот самый господин…» Этот Михаил (под таким именем он впоследствии упомянут) начал ходить к Зиновию, и однажды признался, что за 14 лет до того убил любимую женщину, которая предпочла ему другого, преступление осталось нераскрытым, но покоя ему с тех пор нет. Поступок Зиновия подтолкнул наконец Михаила решиться и принять страдание принародным признанием и покаянием. Он в совершает это, но перед этим чуть было (как признаётся уже потом) не убил самого Зиновия. Но он пересилил себя, сознался, его посчитали сумасшедшим, он вскоре тяжело заболел и умер, но успел ощутить в душе своей «рай»…

Эта история, судьба Михаила в общих чертах повторяют историю и судьбу «преступления и наказания» Родиона Раскольникова.

Миша

«Столетняя»

Старший сын Макарыча, праправнук «столетней» Марьи Максимовны. Именно он оказался в полном смысле слова самым близким человеком в момент смерти старушки: «…но бабушка неподвижна, только голова клонится набок; в правой руке, что на столе лежит, держит свой пятачок, а левая так и осталась на плече старшего правнучка Миши, мальчика лет шести. Он стоит не шелохнется и большими удивлёнными глазами разглядывает прабабушку». И именно с Мишей связано филосовско-лирическое обобщение в финале рассказа: «Дети с удивлённым видом забились в угол и издали смотрят на мёртвую бабушку. Миша, сколько ни проживёт, всё запомнит